Разорванный мир

- Забудь, дурак он, - посоветовал патрульный.

Чена плакала. В этот миг она простила Мартину все - и неожиданную его агрессию, и неумелость, и эгоизм... Ей только хотелось его видеть, быть с ним рядом. Все для него делать, жить ради него. Пусть он будет даже грубым и противным, пусть он будет как ребенок. Только бы жил... А его не было, она чувствовала это. Еще до того, как мужик ей сказал - она ощутила, что мир опустел, едва очнувшись. Не только рядом не было Мартина - его не было нигде. Совсем. Значит, меня тоже нет, подумала Чена.

В следующий раз она осознала себя, уже находясь в какой-то камере... Маленькое такое помещение, и ничего в нем нет, даже скамьи, бетонные стены и пол, и ведро еще в углу. Дверь решетчатая, виден кусок коридора, и свет падает только оттуда, никакого даже окна нет. Голова ужасно болела, и дышать тоже было больно, из-за ребра. Ей теперь и встать казалось трудно, а как же она бежала, и стреляла, и тащила Мартина? Она и видела все вокруг, как в тумане. Воздух колыхался, и словно темные водоросли плавали в нем. "Мама", - вдруг сказала Чена, и увидела рядом мать, и вдруг поняла, что это все, что все будет хорошо. Как в детстве - стоит прийти к матери, и все становится хорошо. Потом она увидела, что это не мать, а Дали. И еще Эйлин рядом, здоровая, и Харрис, совершенно черная в тусклом свете, со сверкающими белками. Девчонки были веселы и спокойны. Дали сказала: "Ну тебе и досталось, малышка", и подсунула руки под ее плечи, приподняла, а Эйлин дала ей воды. Чене ужасно хотелось пить, и как это было кстати, вода... Харрис подсунула одеяло под ее плечи, лежать стало тепло и мягко. "Потерпи, сейчас посмотрим, что с твоей дурной головой", - сказала Дали, и взяла ножницы, стала разрезать повязку, отдирать ее, но почему-то было не больно. Она что-то там делала с раной, потом взяла чистый свежий бинт и стала наматывать заново, Харрис держала голову Чены, и от рук ее было так прохладно, хорошо. "Надо ее раздеть", - сказала Эйлин, - Ужас, какая грязная". Девчонки стали ее раздевать, и в этом не было ничего стыдного, как с Мартином, это нормально было, она же ранена, а пуля ведь не выбирает, куда ударить. Ничего стыдного в человеческом теле нет, когда оно используется не для греха. Девчонки стали мыть ее тело теплой водой, и на ребра тоже наложили повязку, а потом надели ей все чистое... "Она спит" услышала Чена над своей головой. "Она не виновата, - сказала Дали, - Она ведь просто хотела узнать тайну любви". "Узнала?" - спросила Эйлин. "Спросим, когда проснется".

Гланиус, шеф контрразведки, поднял веки и посмотрел в упор на сидящего перед ним Рохаса. Тот заерзал - взгляд у Гланиуса был тяжелый, это все знали. Вроде бы ты и не виноват ни в чем, но... сразу начинаешь думать, в чем бы покаяться.

- Так вот еще, по поводу этой шпионки... С чего вы взяли, что она летчица?

- Куртка, - сказал Рохас, - на ней куртка форменная.

- А случайно она ее не могла достать?

Рохас развел руками.

- Тут мы бессильны, ваше благородие. Но бдительность проявить надобно.

Гланиус издал тяжелый стон.

- О, Рохас... Черт бы вас побрал. Столько лет работаете... Вы что, не понимаете, что одно из двух - либо она летчица... либо вообще просто б... залетная. Не пошлют же они разведчицу в летной форме, ну как вы думаете!

- Я полагаю... - Рохас совсем потерял голос... - Я полагаю, что она летчица... Не могу доказать, ваше благородие, но... Так кажется. Может быть, ассоциативный допрос... Она, впрочем, без сознания.

- Так в медпункт надо! Вы ее потерять хотите? Рохас, я вас переведу в третий уровень.

- Ваше благородие, я уже распорядился насчет медпункта, но там... Я велю взыскать. Врач пьяный.

- Взыщите. И немедленно пусть ее осмотрят и сделают, что положено. И заключение пусть даст о возможных мерах воздействия, сами понимаете. А потом ко мне, раз уж так получилось. Подготовьте восьмой кабинет, я с ней сам поговорю.

Врачи, сволочи, угробили жену Гланиуса. Она умерла при родах, это в наше-то время, при всей аппаратуре и оборудовании, и ведь не в Женском доме она рожала, в лучшей клинике Нордоста. Просто не проследили вовремя, произошло какое-то там вколачивание плода, кровотечение, ребенок, тоже, естественно, погиб. Идиоты. Гланиус завел дело на акушера и на гинеколога, непосредственно виновных, но больше снижения уровня добиться не удалось. Ничего, теперь эти врачишки на третьем уровне поболтаются, по гоми-клубам походят, на конвейере попашут. Баб им не видать, как своих ушей.

Гланиус побарабанил по столу. Восьмой кабинет был уже подготовлен, как положено, чего они тянут с девкой? Он снова чувствовал какую-то тоскливую пустоту внутри. Надо было поручить кому-нибудь. Нельзя делать дело, которое тебе не по душе. А ему допросы давно уже были противны. Стареет он, что ли... Раньше, бывало, брал себе тех, кого можно было и на простых следователей скинуть. Но тут случай серьезный. Это тебе не заговор на химзаводе и не диверсия в Женском доме. Это - вражеская лазутчица. Хотя Гланиус не верил в это. Именно потому, что девчонка была в летной куртке. Если уж она шпионка, ее бы одели по-простому, не дуры же они совсем там, в Арвилоне? Конечно, если она летчица, то с ней все равно есть о чем поговорить. Но Гланиуса это не касается. Это дело армейской контрразведки, и туда ее надо сплавить. Он ведь даже не специалист. Ну хорошо, информацию-то он из нее выжмет, и начнет она ему рассказывать, что у них на аэродроме есть шестые и седьмые "Осы" с тягой на форсаже такой-то, с шестью ракетами "воздух-воздух" типа такого-то, с пушкой калибра 30 мм, и что там у них еще бывает... Неизвестно даже, о чем тут спрашивать нужно. А вообще, скорее всего, просто дура какая-то, сбежала с парнем, полно ведь таких. Гланиус даже искренне желал, чтобы девчонка оказалась просто такой дурой. Отправить ее в Женский дом, и дело с концом. Это в его власти, ведь он специалист, как-никак, по человеческим душам, небольшая проверка - и он может авторитетно заявить, что девочка - святая невинность, обыкновенная б..., и не нужно из нее вытягивать никаких сведений о самолетах, она даже в пассажирском салоне не летала в жизни (да у них и нет в Арвилоне гражданской авиации, говорят). Дверь щелкнула... Гланиус выпрямился. Годы, годы... Годы - это та вещь, которую не должны замечать подчиненные. Охранники ввели шпионку.

Красивая, черт бы ее побрал. Гланиус вздрогнул. Он хорошо относился к женщинам. Он терпеть не мог допрашивать женщин (собственно, и приходилось-то очень редко). Память о детстве еще сохранилась, что ли... Он сам вырос в Арвилоне, не был мажором первого уровня. Для него женщина - это святое... А эта шпионка даже так была красивой, с полосами пластыря на лице и с перевязанной головой (бинт был чистый, видно, все-таки, врач протрезвел), светлые волосы падали назад из-под повязки, и глаза... Большие такие, серые. Даже красивее, чем у Ниты. А фигуркой похожа на Ниту, стройненькая, но со всеми округлостями, как полагается, длинноногая, крепенькая. И пальцы длинные, изящные. Не хочется такие пальцы ломать. Глаза у девчонки расширились, когда она оборудование увидела... поняла. Не дура. Но и не трусиха, не вздрогнула, подошла так смело, спокойно. Боюсь, что все-таки летчица она... Ну и пусть тогда с ней армейцы сами разбираются.

Молоденькая...

- Сколько лет тебе? - спросил Гланиус. Совсем старею, видно, кто же так допрос начинает?

- Двадцать.

- Как зовут?

- Чена Лаккор.

Он записал имя и возраст на протоколе.

- С какой целью прибыла в Нордост?

- В смысле - сюда, на север? - уточнила девушка, - Мы с Мартином ушли, это мой друг. Мы хотели здесь работу найти.

- Как давно из Арвилона?

- Недавно... Мы ушли с Мартином. Он меня моложе, ему восемнадцать, и мы с ним дружили. Я решила уйти с ним вместе. Там, на юге, тяжело... Мы хотели уйти на север.

Врет, понял Гланиус. За много лет работы он без всякого детектора определял, когда человек врет. А девчонка и вообще врать не умела. Выдала заранее обдуманную, готовую версию, отбарабанила, как из пулемета.