Страница 19 из 25
- Уходим, купец. Подавай деньгу! - нагловато ощерился Илейка. - Уходим всей артелью.
- Как это артелью? Я артель не гоню. Куды ж вы, милочки. Такого уговору не было.
- Вестимо, хозяин. Чтоб ватамана нашего сгонять, уговору не было. Где ватаман, там и артель. Так что, прощевай, Пронькин, - молвил один из мужиков.
Евстигней Саввич поперхнулся, такого оборота он не ожидал. Без артели на Волге пропадешь.
- Подавай деньгу! - настаивал Илейка. - Поди, не задарма насад грузили.
Евстигней Саввич аж взмок весь. Злости как и не было. Молвил умиротворенно:
- Вы бы отпустили ватамана. Пущай идет с богом. Поставьте себе нового старшого, и поплывем дале. Я вам по два алтына накину.
- Не выйдет, хозяин. Артель ватамана не кидает. Плата деньгу - и прощевай. Другого купца сыщем.
Не по нутру Евстигнею слова артели. И дернул же его черт нанять в Ярославле этих ярыжек. А все купец Федот Сажин. Это он присоветовал взять на насад артель Илейки.
"Бери, Евстигней Саввич, не покаешься. Илейка, хоть и годами млад, но Волгу ведает вдоль и поперек".
"Что за Илейка?"
"Из города Мурома, и прозвище его Муромец. Не единожды до Астрахани хаживал. Сметлив и ловок, бурлацкое дело ведает. Лучшей артели тебе по всей Волге не сыскать".
"А сам чего Илейку не берешь?"
"Налетось брал, премного доволен был. А нонче мне не до Волги, в Москву с товаром поеду. Тебе ж, как дружку старинному, Илейку взять присоветую. Он тут нонче, в Ярославле".
Вот так и нанял Илейку Муромца. Всучил же Федот Сашин! А, может, и нарочно всучил? Кушак-то с деньгами до сих пор у Федота в памяти. Поди, не больно-то верит, что кушак скоморох удалой снес. Злопамятлив же ярославский купец... Но как теперь с артелью быть? И Муромца неохота держать, и с ярыгами нельзя средь путины распрощаться.
Ступил к купцу букатник Парфен.
- На мель сели, хозяин.
- На мель? - обеспокоился Евстигней. - Чать, шестами оттолкнемся.
- Не осилить, хозяин. Бурлаки надобны.
Евстигней и вовсе растерялся. Напасть за напастью! Глянул на Илейку и сменил гнев на милость.
- Не тебя жалею - артель. Бог с тобой, оставайся да берись за бечеву.
Илейка же, зыркнув хитрыми проворными глазами по артели, закобенился:
- Не, хозяин, уйдем мы. Худо нам у тебя, живем впроголодь. Так ли, братцы?
- Вестимо, Илейка! Харч скудный!
- Деньга малая! Айда с насада!
Евстигней Саввич не на шутку испугался: коль ватага сойдет, сидеть ему на мели. Берега тут пустынные, не скоро новую артель сыщешь. Да и струги со стрельцами уплывут. Одному же по разбойной Волге плыть опасливо, вмиг на лихих нарвешься, а те не пощадят. Сколь добрых купцов утопили!
- Да кто ж в беде судно бросает, милочки? Порадейте, а я уж вас не обижу.
- Уйдем! - решительно тряхнул кудрями Илейка.
- Христом богом прошу! - взмолился Евстигней Саввич. - Берите бечеву, так и быть набавлю.
- Много ли, хозяин?
- По три алтына.
- Не, хозяин, мало. Накинешь по полтине - за бечеву возьмемся.
- Да вы что, милочки! - ахнул Евстигней. - Ни один купец вам столь не накинет. Довольно с вас и пяти алтын.
- Напрасно торгуешься, хозяин. Слово артели крепкое. Выкладывай, покуда струги не ушли. Да чтоб сразу, на руки! - все больше и больше наглел Илейка.
- Да то ж разор, душегубы, - простонал Евстигней Саввич. Но делать нечего - пошел в мурью.
А ватага продолжала выкрикивать!
- Щей мясных два раза на день!
- Чарку утром, чарку вечером!
- За бечеву - чарку!
- В остудные дни - чарку!
Вылез из мурьи Евстигней Саввич, дрожащими руками артель деньгами пожаловал. Бурчал смуро:
- Средь бела дня грабите, лиходеи. Без бога живете. Ох и накажет же вас владыка небесный, ох, накажет!
- Ниче, хозяин, - сверкал белыми крепкими зубами Илейка. - Бог милостив. Не жадничай. Эк руки-то трясутся.
- Не скалься, душегуб! Денежки великим трудом нажиты.
- Ведаем мы купецкие труды, - еще больше рассмеялся Илейка. - На Руси три вора; судья, купец да приказчик.
- Замолчь, нечестивец!
Ватага захохотала и полезла с насада на отмель.
- К бечеве, водоброды!
Первым впрягся в хомут шишка11. То был могучий букатник Парфенка. После него залезли в лямки и остальные бурлаки.
- А ну тяни, ребятушки!
- Тяни-и-и!
- Пошла, дубинушка-а-а!
Тяжко бурлакам! Но вот насад начал медленно сползать с песчаной отмели.
- Пошла, дубинушка, пошла-а-а!
Насад выбрался на глубину. Бурлаки кинулись в воду и по канатам полезли на палубу. Евстигней тотчас заорал букатнику:
- Правь за стругами, Парфенка!
ГЛАВА 10
БОГАТЫРСКИЙ УТЕС
Казачье войско плыло вверх по Волге.
Река была тихой, играла рыба, над самой Волгой с криком носились чайки, в густых прибрежных камышах поскрипывали коростели.
Гулебщики дружно налегали на весла, поспешая к жигулевским крутоярам. Летели челны. Весело перекрикивались повольники:
- Наддай, станишники! Ходи, весла!
- Расступись, матушка Волга!
На ертаульном струге плыл атаман с есаулами. Здесь же были и Гаруня с Первушкой. У молодого детины радостным блеском искрились глаза. Он смотрел на раздольную Волгу, на синие просторы, на задорные, мужественные лица удалых казаков, и в душе его рождалась песня. Все было для него необычно и ново: и могучий чернобородый атаман, и добры молодцы есаулы, дымящие трубками, и сказы повольников о походах да богатырских сражениях. Первушка хмелел без вина.
- Любо ли с нами, сынко? - обнимая Первушку за плечи, спрашивал Иван Гаруня, не переставая любоваться своим чадом.
- Любо, батяня! - счастливо восклицал Первушка, готовый обнять всех на свете.
Плыл Болотников скрытно и сторожко: не хотелось раньше времени вспугнуть купеческие караваны. По левому степному берегу ускакали на десяток верст вперед казачьи дозоры. В случае чего они упредят войско о торговых судах и стрелецких заставах.
На челнах плыли триста казаков, остальное войско ехало берегом на конях. Еще в острожке Болотников высказывал есаулам:
- Добро бы прийти на Луку на челнах и конно. Без коня казак не казак.
- Вестимо, батько, - кивали есаулы. - Не век же мы на Луке пробудем. Поди, к зиме в степь вернемся.
- Поглядим, други. Придется двум сотням вновь по Скрытие плыть.
- И сплаваем, батька. Вспять-то легче, течение понесет, да и челны будут рядом, - молвил Нечайка.
Однако плыть конно по Скрытне не пришлось: выручил Первушка. Сидел как-то с ним на бережку дед Гаруня и рассуждал:
- Ловко же вы упрятались. Ни пройти, ни проехать, ни ногой не ступить. Чай, видел, как мы пробирались?
- Видел, - кивнул Первушка и чему-то затаенно усмехнулся.
- Атаман наш триста коней мужикам пожаловал, - продолжал Гаруня. Живи не тужи. А вот на остальных сызнова по завертям поплывем, на челны-то все не уйдут. А речонка лютая, того и гляди, угодишь к водяному.
Первушка призадумался. Он долго молчал, а затем повернулся к отцу, порываясь что-то сказать, но так и не вымолвил ни слова.
- Чего мечешься, сынко? Иль раздумал в казаки идти?
- И вовсе нет, батяня, - горячо отозвался Первушка. - Отныне никто меня не удержит, как на крыльях за тобой полечу. Иное хочу молвить, да вот язык не ворочается... Страшно то поведать, зазорно.
- Аль какая зазнобушка присушила? Так выбирай, сынко. Либо казаковать, либо с девкой тешиться.
- Нет у меня зазнобы, батяня... Вот ты за казаков пасешься, кои по речке с конями поплывут.
- Пасусь, сынко.
- А можно... можно, батяня, и посуху пройти.
- Уж не на ковре ли самолете? Да где ж тут у вас посуху? - усомнился Гаруня.
- От крепости в лес есть потаенная тропа, - решился наконец Первушка. - Выведет к самой Волге.
- Любо, сынко! - возрадовался Гаруня. - Чего ж ране не поведал?
- Нельзя о том сказывать, батеня. Так мир порешил. Ежели кто чужому потаенную тропу выдаст, тому смерть.