Страница 6 из 26
Гаврила выхватил из-за кушака пистоль.
- Огнем встречу.
Но Изоська перехватил его руку,
- Остынь. Их тут целая ватага. Сомнут.
Затрещали ворота. Евстигней, поняв, что лихие вот-вот окажутся на дворе, шагнул ближе, окликнул осекшимся голосом:
- Кто будете, милочки?.. Я щас.
- А-а, проснулось, красно солнышко.
- Скоморохи мы, впущай! Скрозь промокли.
Евстигней шагнул еще ближе.
- Ай проманете, милочки. Не скоморохи.
- Ну-ка сыпь ему в ухи, ребятушки!
На какой-то миг все смолкло, но затем дружно загудели дудки и волынки, загремели тулумбасы19. И вновь наступила тишина.
- А лиха не будете чинить? - вновь недоверчиво вопросил Евстигней.
- Как приветишь, хозяин. Да впущай же!
- Щас, милочки, щас, родимые.
Откинул засов, и тотчас перед ним вздыбился, рявкнув, матерый медведь. Евстигней ошалело попятился. "Помилуйте, крещеные!" - хотелось ему выкрикнуть, но язык онемел.
- Да ты не пужайся, хозяин. Он у меня смирный, - прогудел из калитки могутный детина.
Двор заполнился пестрой, крикливой толпой, которая разом повалила в подклет. К Евстигнею шагнул Гаврила.
- Тут их боле двух десятков. Куды эту прорву?
Евстигней, приходя в себя, буркнул, утирая со лба испарину:
- Эк ночка выдалась... Поглядывай, Гаврила.
В подклете опасливо глянул на зверя; тот топтался в углу. У медведя подпилены зубы, сквозь ноздри продето железное кольцо с цепью, которую придерживал вожак - рыжий, большеротый мужик в армяке.
Скоморохи кидали сырую одежду на лавки, весело гомонили, обрадовавшись теплу.
- Покормил бы, хозяин, - сказал вожак.
- С каких шишей, милочки? Сам на квасе.
- Поищи, хозяин. Нам много не надо. Хлеба да капустки - и на том спасибо.
- Бесхлебица ныне. Голодую.
Вожак повернулся к ватаге.
- Слышали, веселые? Оскудел хозяин. Ни винца, ни хлеба. Не помочь ли, сирому?
- Помочь, помочь, Сергуня!
- А ну глянем, веселые. Ломись в подвалы!
К Евстигнею подскочил Гаврила, пистоль выхватил. Но Евстигней дернул его за рукав, поспешно закричал:
- Стойте, стойте, милочки!.. Пошто разбоем? Чай, не басурмане какие, так и быть поднесу. Найду малу толику.
- Вот это по-нашему. Неси, хозяин!
Ватага уселась за столы, а Евстигней поманил Гаврилу.
- Помогай, милок.
- А Варька? Подымусь, кликну.
- Не, пущай носа не кажет. Ох, разорят меня, нечестивцы. Эку ораву накормить надо.
Вздохнул скорбно, однако и снеди принес, и медку бражного поставил.
"Хоть бы так обошлось. Народ лихой. В соседней вотчине, чу, боярские хоромы порушили, животы пограбили, а боярина дегтем вымазали - да в кучу назема. Уж не те ли самые? Упаси, господь!"
Слушал, поддакивал, ходил со смирением. Раза два поднимался наверх, ступал к горнице, ловил ухом богатырский храп.
"Крепок на сон Федотка. Изрядно винца-то хлебнул, вот и сшибло".
Веселые начали укладываться на ночлег; валились на пол, заполонив подклет. Вожака Евстигней позвал наверх.
- В горнице-то повадней будет, милок. Тут, правда, у меня мужичок проезжий. Вишь, как разливает. Поди, не помешает?
- Мужик-то? Чудишь, хозяин. Наш Филипп ко всему привык, - Сергуня широко зевнул и повалился на лавку, Сыто, размеренно молвил: - Толкни на зорьке.
Евстигней вышел из горницы и столкнулся в дверях с Федоткиными мужиками.
- А нам куды? В подклете ступить негде, - сказал Изоська.
Евстигней малость подумал и ткнул перстом себе под ноги.
- Вот тут и заночуем. И я с вами. Щас овчину брошу. Ладно ли?
Мужики согласно мотнули бородами: и Федотка рядом, и хозяин с ними.
Евстигней поднялся, когда загуляла заря и робкий свет пробил сумрак сеней. На дворе горланили петухи.
"Пора вожака подымать, неча дрыхнуть".
Сергуня вставал тяжко, зевал, тряс головой.
- Чару бы, хозяин.
- Налью, милок, налью.
Опохмелившись, Сергунй спустился в подклет, принялся расталкивать ватагу.
- Вставай, веселые. В путь!
Снялись быстро, знать, и впрямь торопились.
- Прощевай, хозяин. Добрые мы седни, порухи чинить не будем. Не поминай лихом, - молвил на прощание Сергуня.
- С богом, с богом, милочки.
Когда вымелись со двора, спросил Гаврилу:
- С чего бы им поспешать? Не ведаешь, Гаврила?
- Ведаю. Вечор спьяну-то проболтались. Боярские хоромы, чу, разорили. Губные же старосты20 стрельцов за ими снарядили, вот и недосуг гостевать.
- Вона как, - протянул Евстигней. - Хоть нас бог-то миловал,
Федотка проснулся от шумной брани хозяина постоялого двора. Тот сновал по горнице и сыпал проклятия:
- Нищеброды, паскудники, рвань воровская!
Было уже утро, и солнечный луч грел избу. Федотка потянулся, сел на лавку и с минуту, кряхтя и покачиваясь, тупо глядел в пол. Потом поднял кудлатую башку на Евстигнея.
- Че орешь?.. Тащи квасу.
Евстигней, сокрушенно покачивая головой, заохал:
- Ой, беда, милок, ой, напасть на мою голову! Кафтан-то новехонький, суконный. Намедни справил.
Помятое, опухшее лицо Федотки все еще досыпало, мутные глаза безучастно скользнули по Евстигнею и вновь вперились в пол.
- Квасу, грю, тащи.
- Щас, милок... Кафтану-то цены нет. Сперли, окаянные.
- Че сперли? - помалу стало доходить до Федотки.
- Кафтан. Удал скоморох в горнице ночевал. Кафтан с собой унес да ишо сапоги прихватил. Вишь, в лаптях остался. Я-то в сенях с твоими мужиками лег. Проснулся, а его нет, чуть свет убрался и ватагу свел. У-у, лиходей!
- Кой скоморох, что за ватага?.. Изоська!
Мужики появились в дверях.
- Звал, Федот Назарыч? - спросил щербатый.
- Че он мелет? - кивнул Федот на Евстигнея. - Скоморох... ватага.
- Были, Федот Назарыч. Вечор нагрянули. Ты почивал, а большак их тут улегся, - пояснил Изоська.
Федотка сунул руку под изголовье.
- Кушак... Где кушак? - заорал он.
Мужики молчали. Федотка заметался по горнице, лицо его побелело, борода ходуном заходила. Подскочил к Евстигнею, рванул за рубаху.
- Где кушак? Куды кушак подевался?
С округлившимися глазами яро затряс Евстигнея, а тот забормотал:
- Ты что?.. Ты что, милок? Аль не слышал? Скоморох ночевал... Отчепись!
Федотка, как подкошенный, плюхнулся на лавку.
- Без ножа зарезал... Плутень ты. Пошто скомороха впущал?
- А куды ж деваться? Народец лихой, мужики твои видели. Едва двор не порушили. Слава богу, что так обошлось. У соседей, чу, боярина побили и хоромы пожгли.
Федотка убито повел глазами по горнице. Понурый взгляд его остановился на мужиках.
- А вы куды глядели? Это так-то вы меня блюли? Ну погоди, сведаете кнута!
- Что серчаешь, Федот Назарыч? Мы-то тебя упреждали - не ходи в горницу, будь с нами. Не послушал, - обидчиво проронил Изоська.
- Молчи, раззява! - гневно выпалил Федотка. - Я-то во хмелю был, а вы трезвы сидели. Запорю!
- Да чего горевать-то, милок? Не велика пропажа. Чай, новый кушак справишь. У меня вон кафтан унесли. Нешто теперь убиваться? - попытался утихомирить Федотку Евстигней.
- Да что твой кафтан? Тьфу! - все больше распалялся Федотка. - А вы че рты разинули? Запрягайте коня!
Мужики кинулись во двор, а Федотка суетливо, не попадая в рукава, начал облачаться в сермягу.
- Куды ватага сошла?
- К лесу, милок, по дороге. Аль догонять будешь?
- Буду, хозяин! До губного старосты дойду. Оружных людей снаряжу, никуды не денутся. Догоню татей!
- Даст ли оружных староста? Ныне всюду разбой.
- Даст! Человек я государев. Федот Назарыч Сажин - купец гостиной сотни. Даст!
ГЛАВА 5
ВАСЮТА
Ночь. Лес гудит, сыплет дождем и хвоей; колючие лапы и сучья цепляются, рвут рубаху. Босые ноги разбиты в кровь.
Шли долго. Но вот мужик остановился и молвил, переведя дух: