Страница 19 из 26
Чем ближе к кремлю, тем шумней и многолюдней. Повсюду возы с товарами, оружная челядь, стрельцы, нищие, скоморохи.
Но вот и Вечевая площадь. Иванка остановился и невольно залюбовался высоким белокаменным пятиглавым собором.
"Чуден храм, - подумал он. - Видно, знатные мастера ставили. Воистину люди сказывают: Василий Блаженный да Успение Богородицы Русь украшают".
Торг оглушил зазывными выкриками. Торговали все: кузнецы, бронники, кожевники, гончары, огородники, стрельцы, монахи, крестьяне, приехавшие из сел и деревенек. Тут же сновали объезжие головы46, приставы и земские ярыжки, цирюльники и походячие торговцы с лотками и коробьями.
Торговые ряды раскинулись на всю Вечевую площадь. Здесь же, возле деревянного храма Всемилостивого Спаса, секли батогами мужика. Дюжий рыжебородый кат в алой, закатанной до локтей рубахе бил мужика по обнаженным икрам.
- За что его? - спросил Иванка.
- Земскому старосте задолжал. Другу неделю на правеже47 стоит, ответил посадский.
Подскочил земский ярыжка. Поглазел, захихикал:
- Зять тестя лупцует, хе-хе. Глянь, православные!
Ростовцам не в новость, зато набежали зеваки из приезжих.
- Что плетешь? Какой зять?
- Обыкновенный. Не видишь, Селивана потчует. То Фомка - кат. Летось Селиванову дочку замуж взял.
- Да как же это? Негоже тестя бить, - молвил один из мужиков.
- А ему что. Ишь, зубы скалит. Ай да Фомка, ай да зятек!
Селиван корчился грыз зубами веревку на руках.
- Полегче, ирод. Мочи нет, - хрипло выдавил он, охая после каждого удара.
- Ниче, тятя. Бог терпел и нам велел, - посмеивался Фомка.
Иванка пошел торговыми рядами: калачным, пирожным, москательным, сапожным, суконным, холщовым... В рыбном ряду остановился, пригляделся к торговцам. Мужики и парни завалили лотки сушеной, вяленой и копченой рыбой. Тут же в дощатых чанах плавал и живец, только что доставленный с озера: щука, карась, лещ, окунь, язь...
- Налетай, православные! Рыба коптец, с чаркой под огурец!
- Пироги из рыбы! Сам бы съел, да деньжонки любы!
Верткмй, высоченный торговец ухватил длинной рукой Иванку за рубаху.
- Бери всю кадь. За два алтына отдам. Бери, паря!
- Где ловил?
- Как где? - вытаращил глаза торговец. Чать, одно у нас озеро.
- Но и ловы разные, Поди, под Ростовым сеть закидывал?
- Ну.
- А мне из Угожей надо. Там, бают, рыба вкусней.
Угожане торговали с возов, меж которых сновал десятский из Таможенной избы: взимал пошлину - по деньге с кади рыбы. Один из мужиков заупрямился:
- За что берешь-то, милый? Кадь-то пустая.
- А на дне?
- Так всего пяток рыбин. Не ушли, вишь.
- Хитришь, борода. Дорогой продал.
- Вот те крест! Кому ж в дороге рыба нужна? Неправедно берешь.
- Неправедно? - насупился десяткий и грозно насел на мужика. - Царев указ рушить! А ну поворачивай оглобли! Нет места на торгу.
Мужик сплюнул и полез в карман.
Получив пошлину, десятский пошел дальше, а к мужику ступил Болотников.
- Из Угожей приехал?
Мужик косо глянул на парня, но потом спохватился: авось покупатель. Выдавил улыбку.
- Из Угожей, паря. Рыба утреннего лову. Сколь тебе?
Болотников оглянулся - нет ли подле истца или ярыги земского - понизив голос, молвил:
- Поклон вам шлют, угожанам.
- Кой поклон? - нахмурился мужик, подозрительно глянув на Болотникова. - Ты либо бери, либо гуляй.
- Ужель за татя принял? - усмехнулся Иванка.
- Ярыгу кликну!
- Да не шебуршись ты. Я ж с добром... Васюта Шестак велел поклон передать.
Мужик разом притих, оттаял лицом.
- Нешто жив Васька?
- Жив.
- А мы его всем миром ждем. Думали, до патриарха не добрался, сгубили тати в дороге.
- Попом ждете?
- А что? Васька на миру без греха жил. Пущай теперь в батюшках ходит. Худо нам, паря, без попа. А где ж Васька-то?
- На Москве его видел.
- Чего ж он в село не идет?
- Стыдобится. Не благословил его владыка. Поди, в Москве остался.
Мужик огорченно покачал головой.
- Выходит, не показался патриарху. Что ж нам теперь, паря, без батюшки жить? Храм-то пустеет... А может, ты грамоте горазд? Отрядим тебя к святейшему.
- Э, нет, батя. Плохой из меня поп, грехов много, - рассмеялся Болотников.
- Сам откуда? - полюбопытствовал мужик.
- С Вшивой горки на Петровке, не доходя Покровки, - отшутился Иванка и нырнул в толпу. На душе его повеселело: Васюта может выйти в город, здесь стрельцы его пока не ждут.
Возле храма Спаса яро забранились. Шел посадский мимо лотков и нечаянно опрокинул наземь коробейку с яйцами. Торговец, здоровый мужичина в суконной однорядке, выскочил из-за лотка и свирепо накинулся на посадского.
- Плати, Гурейка! Шесть алтын с тебя! Плати, стерва!
Гурейка развел руками.
- Нету денег, Демьян Силыч. Прости, ради Христа.
- Нету? А вот это зришь?
Сиделец взмахнул перед носом Гурейки кулачищем.
- Клянусь богом, нету. Опосля отдам.
- Опосля-я-я? - затряс Гурейку сиделец. - Порешу! Гурейка вывернулся и метнулся было в Иконный ряд, где монахи торговали Николаем-Чудотворцем и Всемилостивым Спасом, но тут подоспели Демьяновы дружки. Навалились на Гурейку, содрали сапоги и кафтан. Посадский понуро побрел по Калачному ряду. Торг смеялся, улюлюкал. Но не успел Гурейка отойти от храма, как дорогу ему преградил дюжий пекарь в гороховой чуйке.
- Ты что ж, остолоп, кафтан-то отдал, а? - истошно заорал он, потрясая кулаками. - Ты ж мне за калачи задолжал. Мне надлежало с тебя кафтан сорвать. Мне!
- Не гневи бога, Митрич. Аль не видел? Силком взяли.
- Мой кафтан, остолоп! - взревел пекарь и подмял под себя Гурейку. Отволтузил, напинал под бока и потащил в Съезжую.
ГЛАВА 12
МОРЕ ТИННОЕ
Обогнув Митрополичий двор, Иванка пошел мимо Архиерейского сада, обнесенного дубовым частоколом, а затем пересек владычное кладбище, где покоились иноки Григорьевского монастыря.
Вышел на берег реки Пижермы, где стояла деревянная церковь Бориса и Глеба. Здесь начались избы Рыболовной слободки. На плетях и заборах сушились сети, бредни и мережи, пахло сушеной и свежей рыбой.
Открылось озеро, тихое, спокойное, простиравшееся вдаль на много верст.
"Да это и впрямь море. Не зря Васюта хвастал. Экий простор! Берегов не видно", - залюбовался озером Болотников.
У причалов, с вбитыми в землю дубовыми сваями, стояли на якорях струги и насады, мокшаны и расшивы; среди них возвышалось огромное двухъярусное судно с резным драконом на носу.
"Нешто корабль?" - подивился Иванка. О кораблях он слышал только по рассказам стариков да калик перехожих.
- Что, паря, в диковину? - услышал он подле себя чей-то веселый голос. Обок стоял чернобородый мужик с топором на плече.
- В диковину, - признался Иванка. - Впервой вижу.
- Выходит, не ростовец? А мы-то всяких тут нагляделись. Этот из Хвалынского моря приплыл, товаров заморских привез. У нас купцы, брат, ухватистые... Вишь мужика в зеленом кафтане? У струга с работными лается. То Мефодий Кузьмич, купец гостиной сотни. Нонче в Астрахань снаряжается.
- В Астрахань? - заинтересованно переспросил Болотников.
- В Астрахань, милок. Ну, бывай, тороплюсь, паря. Избу надо рубить.
- Погоди, друже. Совет надобен.
- Сказывай.
- Пришелец я. Без денег, гол, как сокол. К кому бы тут наняться?
Мужик с ног до головы оглядел парня, а потом увесисто - рука тяжелая хлопнул Иванку по плечу.
- Могутен ты. Такому молодцу любая артель будет рада. Ступай к Мефодию. Сгодишься.
Мужик зашагал в слободку, а Иванка спустился к берегу. Мефодий Кузьмин стоял возле сходней и поторапливал работных:
- Веселей, веселей, мужики!
Работные таскали в насад тюки и кули, катили по сходням бочки. Сюда, к стругам, то и дело подъезжали подводы с товаром. Возницы шумели, покрикивали друг на друга.