Комиссия

Покуда он разминался и развязывался, вошли и еще солдаты, они оттеснили Комиссию в угол, а офицер, прислонившись к столу, закоченелыми руками переместил кожаную сумку с левого бока на живот, расстегнул и достал бумажку. Расправил бумажку на ладони, спросил:

- Это и есть Комиссия? Вся? В полном сборе?

- Вся! Вся, ваше благо! - бойко, но не без страха ответил милиционер Пилипенков. Он вошел в помещение вместе с солдатами.

Офицер кивнул, начал читать по бумажке:

- Де-ре... Дерябин? Здесь?

- Я - здесь! - отозвался Дерябин из угла. - А что такое?

- Калашников Петр?

И Калашников тоже отозвался, но как-то неуверенно, как будто забыв что-то о себе самом. Офицер подсказал ему:

- Бывший кооператор! Ну-ну! Игнатий Игнатов? Здесь?

- Здеся я... Вот он...

- Половинкин?

- Я - тоже...

- Саморуков?

Иван Иванович громко, с облегчением вздохнул и голосом не таким уж замогильным, которым он только что рассказывал о Большой Медведице, а как будто чем-то обнадежившись, сказал:

- Здесь Саморуков Иван Иванович! Здеся он!

- Смирновский? Родион? Бывший поручик?

- Здесь!

- Тоже - член Комиссии?

- Тоже!

Появился еще один офицер, он сел за стол, положил перед собою маузер и, быстро взглядывая в лица всех членов Комиссии, стал растирать прихваченное морозом лицо.

- Удачно! Полный сбор! - кивнул ему первый, а этот повторил:

- Удача... Полный сбор. Ано! - Он был чех, этот второй офицер.

- Пилипенков? Правильно они назвались - члены этой самой Комиссии?

- Точно оне назвались, ваше благо! - подтвердил Пилипенков, но офицер, должно быть, не доверился ему и спросил еще: - А этот... ну, этот местный житель. Молодой башибузук, который с нами, - он здесь?

- Куприянов! Куприянов Матвей! - подсказал Пилипенков. - Вот он! Рядом со мною находится!

- Выйди-ка сюда, Куприянов Матвей! - приказал офицер.

Вперед почти что военным шагом, в новенькой форменной куртке и в своей деревенской шапке вышел Матвейка Куприянов, обернулся к офицеру, нескладно отдал ему честь. Сам он был повыше многих солдат, а лицом - парнишка о десяти - двенадцати годах, но злой парнишка.

- Подтверждаешь, Куприянов, фамилии этих людей?

- Каких-то?

- Которых я только что выкликал?

- Всех я подтверждаю.

- Ну, а староста - не ты ли, старик? - спросил офицер у Ивана Ивановича, закончив перекличку. - Лебяжинский староста?

Иван Иванович промолчал, только пожевал губами, а Пилипенков опять шагнул два шага вперед:

- Он, ваше благо! Он только не завсегда признается, но другого нету никого на месте! И давно уже нету!

- Ну пошто же энто не признаюсь? - отозвался Саморуков. - Когда надобно - я признаюсь. Когда нету настоящего старосты - я за его!

- Объясни: кто выбирал Комиссию? Когда?

- По ранней осени было, господин офицер. Обчеством выбиралась она. Полномочным сходом.

- И протокол есть?

- Всё по форме, господин офицер! Как же без протоколу? Никогда невозможно!

- Куда посылали протокол? Куда? Кому? - Спрашивая, офицер всё еще дышал в ладони, и видно было, что ему становится всё теплее и теплее, однако вопросы он задавал всё строже и жестче глядел на Ивана Ивановича.

А Иван Иванович отвечал всё веселее, распрямлялся в плечах и живее смотрел будто бы и подслеповатыми, а на самом деле уже прозревшими глазками.

- Протокол-от, само собою, был посланный нами. В Крушиху. Властям.

- Каким властям?

- Вот уже не скажу! Осенью ранней какая находилась тогда над нами власть? Припомнить бы! Ну, кои в ту пору были, тем и посылали! Однем словом!

- Ответ был на ваш протокол? Из Крушихи?

- Ответа не было, однако. Нет, не было.

- А это что значит? Что значит отсутствие ответа?

- Энто значит, властям, господин офицер, сильно недосуг было в ту пору. Оне сильно делами занятые были.

- Если власти оставили протокол об избрании Комиссии без ответа, так она не имела права существовать! А если существовала - так самочинно и самоуправно! Ты что - не понимаешь этого, старик?

- А вот у нас бумаги на милиционера Пилипенкова по сю пору нету, господин офицер? Сам здесь, сам прибыл еще во времена сенокосу, а бумаги на его нет как нет! Может, он тоже - самочинный? Может, вы, господин офицер, строго прикажете удалиться ему отседова9

- Я ему прикажу посадить тебя в каталажку, старик! Понятно?

- Как, поди, непонятно, господин офицер! На энто дело у нас понятие заведено!

- А еще спрошу тебя, старик: ты что же, не знаешь, не слыхал, что еще в июле Временное Сибирское правительство восстановило права частной собственности? И на землю, и на лес? Что леса Кабинета Его Величества переданы в собственность государственную? А в это время Коми-ссия самочинно присваивает права на лес и даже устраивает свою собственную вооруженную лесную охрану! Это ли не преступление?

Тут вперед выдвинулся Смирновский, стал по стойке "смирно", спросил у офицера:

- Не могу знать вашего звания. Не подскажете?

- Начальник отряда.

- Благодарю! - коротко наклонил голову Смирновский. - Недоразумение, господин начальник отряда! В Лесной Комиссии никто не присваивал власти корыстно, но бескорыстно и безвозмездно каждый исполнял общественную обязанность. Не будь охраны, государство поте-ряло бы лесного богатства во много раз больше. Комиссия может безотлагательно представить все свои документы, расчеты, ведомости, и вы убедитесь, как разумно народ охранял природное и национальное богатство!

Офицер-чех, перелистывая на столе бумаги Комиссии, приподнял один какой-то листочек вверх и спросил:

- Докум-энты? Ано?

- Эти документы! - подтвердил Смирновский.

- О! О! О! - покачал головою чех, а начальник отряда снова передвинул свою потрепан-ную сумку с бока на живот, чуть поискал в ней и вынул еще одну бумагу. Прочел:

- "Вас, граждане Лебяжки, мы призываем к всесторонней поддержке избранной вами же общественной организации, на сегодня единственной в селении и тем более необходимой для утверждения во всех нас гражданственности и понятия, которые не создаются ничем, как только общественным сотрудничеством". - Прочел, поднял сине-прозрачные глаза на Смирновского, повторил: - "Вас, граждане Лебяжки, мы призываем..." А? До чего дошло дело - они призыва-ют!! А кто вам дал это право - призывать? Откуда вы его взяли? У кого узурпировали? И подпись бывшего поручика? Поручик - тоже призывщик!

- Призыв! О! О! - поднял палец вверх офицер-чех. - О! О!

- Благородный призыв! Трудно под ним не подписаться! Нельзя не подписаться! - отозвался Смирновский.

В сходне было сумрачно, заиндевевшие окна пропускали блеклый свет, в котором нельзя было угадать ни солнца, ни дневного сияния, даже небо отсутствовало в этом разрушенном свете. И нельзя было угадать - что же будет дальше? Еще до того, как этот свет зимнего короткого дня погаснет окончательно.

Начальник отряда отшагнул назад, к окну, подставил под серый свет бумагу, прочел еще:

- "...Сущность власти - разумный закон и порядок, а всякий человеческий закон и порядок бессмысленны без убережения людьми природы и земли..." Слушай-ка! Бывший поручик! Да кто знает сущность власти, кроме нее самой? А? Уж не ты ли? Или, может быть, вот этот мужик? - протянул он руку вперед, указывая на кого-то - не то на Дерябина, не то на Калаш-никова. - Почему не на службе? - И еще раз повторил: - Почему поручик не на службе?

- Освобожден по ранению!

Начальник отряда помолчал, спросил у Пилипенкова, имеется ли у Смирновского свиде-тельство об освобождении. Пилипенков гаркнул, что имеется, сам видел, своими глазами.

- Ну, ну. Дезертир по закону! - кивнул офицер. - Отлично!

- Прошу вас... - возразил ему Смирновский, но офицер крикнул:

- Мол-чать! Последняя должность на службе?

- Командир стрелковой роты.