Страница 27 из 29
— Ну ты герой, парень!
— Не стоило ему говорить про штанцы, — пробурчал слав, оправляя растрепанную после драки одежду.
— А что так? — заинтересованно спросил Ухарь.
— Нам вроде как Махину отцепить надо, браток махинист?
— Верно. Но про штанцы я тебя еще спрошу, так просто от меня не отделаешься. А Пивеня тащи пока в махинерию, мы за него еще выкуп получим, вот увидишь. Только связать не забудь... штанцами. — Довольный собственной шуткой, Ухарь раскатисто заржал.
Благуша стянул с Пивеня кушак, завернул ему руки за спину и крепко перевязал запястья, краем глаза поглядывая за махинистом, взявшимся за второй рычаг. Снова вздулись могучие мускулы, снова затрещала черная рубаха на спине, да застонало потревоженное железо давно уснувших механизмов, забытых за ненадобностью.
Сперва никаких изменений заметно не было.
Но вот лязгнули сцепки где-то под полом, загремели стены и потолок, и тамбур разделился надвое, словно батон колбасы, разрубленный поперек саблей Пивеня. В образовавшуюся щель, пока тонкую, ворвался свистящий ветер, прянул Благуше в лицо, взъерошил волосы. Благуша, изрядно напрягаясь — обмякший бандит значительно потяжелел, — поторопился перетащить Пивеня через щель на сторону Махины. Оторви и выбрось, мог бы и предупредить, богатырь хренов, чтоб на другую сторону заранее перебрался! А вдруг вагоны сразу бы разъехались, и остался бы Благуша во власти бандюков! Уже просунув Пивеня головой в открытую дверь махинерии, слав вспомнил о его сабле, оставшейся бесхозной на полу, и отпустил незадачливого вояку. Сникшая голова Пивеня при соприкосновении с полом издала звонкое «блямц», а Благуша вернулся и завладел саблей. Оружие могло пригодиться. Хоть он и не умел ею пользоваться, но с саблею в руках было как-то надежнее.
— Надо бы скорости прибавить, пар в задницу, — озабоченно проговорил Ухарь, глядя, как верно, но медленно расширяется контурная щель. Ветер все сильнее рвался внутрь разъединенного тамбура, слепо и панически метался в тесном пространстве, бился грудью в железо стен, а отыскав лазейку в виде открытой двери камерного, радостно юркал внутрь. — А то Рыжие доберутся до нас быстрее, чем оторвемся как следует. Пойду-ка я...
Но пойти Ухарь не успел.
— Здорово, братец, — проскрипел под вой ветра голос Хитруна, ватамана Рыжих, шагнувшего в дверной проем из камерного со здоровенной обнаженной саблей в руке — куда там до нее сабле Пивеня, огрызок, а не сабля. — Что это ты тут вытворяешь, кровь из носу? Ватажника моего обижать вздумал? Видать, не подумал, чей ватажник, а? А вот мы сейчас это обсудим... по-сродственному.
Неповоротливый с виду, богатырь-махинист одним прыжком оказался возле Благуши и, вырвав у того из руки куцую для его габаритов саблю Пивеня, загородил слава широкой спиной от ватамана.
— Беги в махинерию! На приборной доске... Пар в задницу! Стенка передняя под лобовым окном, перед креслом, по ней, в центре — ряд красных квадратных окошек, цифрами пронумерованных от одного до девяти... ткни пальцем в седьмое.
— Что это ты, братец, кровь из носу, и поговорить со мной не желаешь? — осведомился Хитрун, хищно оскалившись под рыжими усищами, которые своими устрашающими размерами, как оказалось, почти не уступали усищам Ухаря.
— А ты?! — отчаянно крикнул Благуша, до смерти напуганный грозной фигурой главного бандюка, медленно, но уверенно подступающего ближе к махинисту со сверкающей полосой острой стали в руках. — Ты-то как?
— А я тут с братцем потолкую, — процедил сквозь зубы махинист, — да, может, еще кто из его приятелей объявится, компанию составит. Быстрее, пар в задницу!
— Понял!
Благуша метнулся внутрь Махины, благо дверь уже была распахнута головой все еще бездыханного Пивеня, наступив сапогом тому на спину — не до чайных церемоний было Сзади тут же тревожным набатом зазвенела сталь — пошла-поехала рубка двух великанов-крайников, махиниста с ватаманом, заставив Благушу поторопиться, хотя куда уж торопиться — и так летел, не чуя под собой ног.
Ну-ка, где тут это окошко, попытался сообразить слав, подскочив к приборной доске, и, лихорадочно шаря глазами по причудливо утыканной разными пимпочками, загогулинами, кулдыками и рычажками поверхности, почти сразу увидел необходимое. Как там Ухарь сказал, с цифрой «семь»? Сейчас, словно глаз степного ханыги, изнутри горело пятое. Благуша занес уже было палец, но на секунду замер в нерешительности — правильно ли понял махиниста, то ли это окошко? А вдруг что не так сделает?
Тут сзади, из тамбура послышались разъяренные крики сразу нескольких человек, и звон сталкивающихся клинков сразу значительно возрос, видимо, к ватаману присоединилась вся его ватага. Нужно было спешить на выручку Ухарю. Не задумываясь более, с сакраментальным криком: «А-а... оторви и выбрось!» — Благуша ткнул в седьмое окошко.
Результат последовал сразу же.
Дернуло так, что слава только по счастливой случайности не сбило с ног — успел схватиться и повиснуть на каком-то шнуре с полированной деревянной ручкой на конце, свисающем с потолка. Махина оглушительно взревела, закладывая уши, из поддува парового котла повалили густые клубы обжигающего пара, а сам котел задрожал, как в лихорадке. Торгаш шарахнулся в сторону, отпуская злополучную ручку. Похоже, не до конца перекрыл махинист пар на свисток.
Сзади же неслись разноголосые вопли — кому-то от рывка Махины повезло меньше. «А как там Ухарь? — молнией пронеслось в голове слава. — Уж не сорвался ли в щель? Оторви и выбрось, хоть бы в руки что-нибудь взять, никакого ж оружия! А с голыми руками выскакивать — форменным дудаком надо быть, оторви и выбрось! И возле топки никакого инструмента, ящик с горюч-камнем есть, а инструмента — никакого, это ж как понимать? Куда ж лопата подевалась?»
Взгляд заозиравшегося Благуши упал под стол, на две здоровенные трехлитровые бутыли, одна из которых была уже пуста, а вторая только ополовинена. Схватив обе за горлышко за неимением лучшего, он понесся обратно, на помощь Ухарю. Но едва вспрыгнул Пивеню на спину и высунул в тамбур голову, как возле самого носа просвистела сабля. Благуша отшатнулся, но тут же, чувствуя несвойственный себе азарт, выглянул снова и окинул быстрым взглядом поле боя. И восхищенно прицокнул языком. Драчка шла знатная!