Страница 13 из 21
Все с тревожною надеждою оглядели океан. Но нигде не било видно белого паруса.
- И нужно же нам было вчера нализаться!...
Между тем старик вытащил откуда-то здоровенную пилу - нос небезызвестной рыбы - и кончиком носа проверил остроту зубьев. Дикари издали одобрительное кудахтанье и вытащили подобные же пилы.
Вдруг старик хлопнул себя по лбу, словно профессор математики, вдруг догадавшийся, что задача не выходила из-за неправильно сделанного деления, и крикнул:
- Какао! Какао!
- Старику захотелось какао?- спросил Валуа,- у меня есть в чемодане непочатая банка. Может быть, они нас за нее выпустят?
Но все дикари вскочили и, потрясая копьями, закричали, казалось, на весь Великий океан:
- Какао! Какао!
- Ну, на всех у меня не хватит! - заметил Валуа.
- Скажите им,- проговорил Эбьен,- что по французским законам людоедство карается смертной казнью.
- Л-и-а! - крикнул Галавотти.
- Кг-ы! - крикнули хором дикари.
- Что они говорят?
- Говорят: "Молчите в тряпочку". Ничего, сеньоры, главное - не надо падать духом. Меня три раза приговаривали к смертной казни и три раза приводили приговор в исполнение! Однако жив! Два раза меня собирались съесть и однажды уже положили на сковородку... однако, как вы видите, прыгаю...
И он крикнул дикарям какое-то очень дерзкое слово, в ответ на которое все дикари, по крайней мере в течение получаса, плясали от ярости. Между тем подали огромную телегу, на которую нагрузили багаж путешественников и их самих. Под звуки тамтама процессия двинулась в глубь острова.
- Спросите, где здесь женщины, - заметил Ламуль, не забывший и при данных тяжелых обстоятельствах основную цель экспедиции.
- Лучше воздержаться от подобных вопросов, сеньоры! Женщины не доводят до добра... Эти дикари ревнивы, как кролики... уж из ревности они наверняка слопают нас,- можете в этом не сомневаться.
- Кстати, этот лес, - заметил грустно Валуа, - совсем не похож на тот лес, из которого торопилась выйти туземная девушка.
И при этих словах перед глазами всех возникла вдруг роскошная зала, таинственные звуки фокстрота, июльская ночь за окном и красавица, такая красавица... и вдруг: "Инженер Симеон пробует новый трактор".
Все, как один, испустили глубокий вздох.
Дикари между тем шли вокруг телеги и от времени до времени кричали: Какао!
- Не хотят ли они съесть нас, запивая какао? - заметил Валуа.
- А вот увидим, сеньор, как сказала мышь, когда кошка тащила ее за хвост из-под дивана.
Проехав в гору часа два, сделали привал, чтобы дать отдохнуть ослам.
Ламуль, вскрикнув от удивления, кивнул на скалу, на которой, по-видимому, углем было написано число, месяц, год.
- Кто-то был тут месяц тому назад! - воскликнул Эбьен.
- Очевидно, белый, ибо у этих черномазых нет календарей !
- Беднягу, вероятно, уже съели!
Процессия продолжала двигаться по тропическим зарослям.
Профессор Сигаль ежеминутно испускал радостное восклицание, сопровождая его каким-либо латинским названием, а один раз не шутя начал упрашивать Галавотти, чтоб тот попросил дикаря сорвать ему какойто цветок, формой своей напоминающий человеческое ухо, висящее на ниточке. Еще на одном дереве путешественники увидали крест, сделанный, по-видимому, тем же путешественником, и ужас невольно охватил их. Наконец лес кончился, и телега выехала на большую поляну, среди которой стояла дюжина тростниковых хижин.
- Какао! - воскликнули они вторично и упали ниц.
- Какао! - воскликнули они в третий раз и начали есть землю.
Старец заиграл на дудочке, и все умолкли.
Тогда почтенный дикарь с трудом влез на пустую бочку, стоявшую среди поляны, и, стараясь не опрокинуться, произнес речь, которую Галавотти мгновенно переводил на французский язык.
- Принцесса наша потеряла мужа и скучает, ах, как скучает. Муж ее был черный, как ночь, с волосами пышными, как туча, с глазами цвета великой воды в полночь. Уши его были больше капустного листа, а нос его имел восемь горбов и был острее стрелы Якугуры. Ноги его были длинные, как пальмы, и худы, как усы кита. Когда Кио (так звали мужа) прыгал, то казалось, сам небесный дух поднимает его за волосы и ставит на землю там, где он хочет. Кио плавал быстрее акулы, а зубы его были так крепки, что мог он пополам перегрызть самую большую черепаху. Ласки Кио были жгучи, как костер, и тяжелы, как большая гора. Он мог целовать столько раз, сколько звезд на небе, и еще один раз. Но приехали белые люди и увезли Кио, обещав подарить ему ожерелье из пузырьков. И вот теперь принцесса мстит белым людям и берет их себе в мужья, и, если они целуются хуже Кио, она приказывает съесть их. У нее есть сейчас белый муж, но он стал ленив и нерезв в ласках, и его должны скоро съесть. Теперь принцесса по очереди выйдет за вас замуж и если останется недовольна, то скушает вас за милую душу.
- Но причем тут какао! - воскликнул Ящиков.
В это время из одной хижины вышло странное существо. Квадратное и толстое, оно было разрисовано, как географическая карта с обозначением морских течений, короткие ноги, казалось, были сделаны из резины, перетянуты нитками и затем раздуты до последний возможности. Таковы же были и руки. Таков был и бюст. На шее у чудовища висело ожерелье из крокодиловых зубов, в одном ухе болтались золотые мужские часы, а в другом - дорожная чернильница. Рот был, с помощью рыболовных крючков, связанных на затылке, растянут до самых ушей. Кожа принцессу, густо смазанная пометом пингвина, издавала удушливый запах.
- Что это? - в страхе спросили путешественники.
- Принцесса Какао! - хладнокровно сказал Галавотти.
Глава VIII
Как Пьер Ламуль проиграл миллион франков
Его высочество критическим взором окинуло путешественников.
- Ююю! - сказала она, указав на Галавотти, и его немедленно увели в сторону.
- В чем дело? - спросил Валуа.
- Дура! - отвечал тот, пожав плечами, - ей не нравится, что у меня только одна нога. Я предпочитаю иметь одну такую ногу, чем десяток таких, как у нее.
Остальные с завистью посмотрели на него.
- Но вас тогда, по крайне мере, должны съесть, - заметил Валуа с некоторым раздражением.
- Чтоб подавиться деревяшкой?
- А что ж! В иные кушанья нарочно втыкают спичку и украшают ее папильоткой.
Оглушительные звуки тамтама прервали эту дискуссию. Путешественников окружили дикари, приставили копья к их бокам и поясницам и повели так в зловещего вида землянку, вход в которую заваливался огромным камнем.
Очутившись во мраке, путешественники некоторое время, за неимением других ценностей, хранили молчание.
Галавотти среди них не было. Он остался на свободе и объявил, что будет сторожить чемоданы. Туземцы, по-видимому, с одной стороны, уважали его за умение объясняться на их языке, с другой стороны, презирали за отсутствие нижней конечности, и поэтому в результате просто перестали обращать на него внимание.
- Черт знает, что такое, - вскричал Ящиков, - я бежал от ЧК и от продовольственного кризиса только для того, чтобы попасть в эту дыру и быть самому съеденным. Господа, войдите в мое положение!
- Вы еще можете понравиться принцессе, - заметил со злобою Валуа,изложите ей наши монархические убеждения.
- Я не посмею конкурировать с вами! Вы как раз подходящий ей муж. Вы сами - принц.
- Я бы попросил!..
- Не ссорьтесь, друзья мои, не ссорьтесь!..
- Что бы сказал мой дядя, великий Гамбетта, если бы знал, что его племянник, подававший такие надежды... Друзья мои, ведь я сумел доказать невинность Скабриоли, того бандита, который убил зверски всю свою семью и потом в течение недели бил по щекам и дергал за нос трупы! Какой это был блестящий процесс. Трогательно было видеть, как дамы засыпали цветами эту гнусную скотину и как он подмигивал им своим зеленым глазом. А я... о... моя жена едва не разрешилась преждевременно на почве ревности. Телефон звонил не переставая, дррр. "Завтра в 9 часов вечера на таком-то углу"... Уф!.. Я и не подозревал, что в Париже столько углов...Но как я говорил!.. Я встал в позу и крикнул: "Да... Он виновен, и все-таки он невинен..." Никто ничего не понял, но прокурор плакал. Я сам видел, как слеза размазала зебру, которую он от нечего делать нарисовал на деле. Такие миги не забываются, друзья мои...