Страница 27 из 42
Из скворечника выглянула мама Скворчиха.
- Брось немедленно эту гадость! - строго сказала она. - Ох уж эти дети! Всякую дрянь тащат в рот! Брось сейчас же, а то у тебя живот заболит.
Скворушка, к счастью для себя - а особенно для Гусеницы! - был послушным ребёнком. Он немедленно выпустил Гусеницу из клюва, и она стремглав полетела вниз.
Но, надо отдать ей справедливость, она не потеряла головы: падая, она успела выпустить шелковинку, и чем длиннее становилась шелковинка, тем плавнее становилось падение. А вскоре шелковинка зацепилась за сучок. Гусеница ловко подтянулась и наконец, слегка помятая и очень испуганная, уселась на сучке и смогла перевести дух.
Чуть-чуть отдышавшись, она почувствовала сильный голод и огляделась в поисках своей любимой крапивы.
И она увидела...
Она увидела луг, и речку, и лес за рекой - весь мир, большой и широкий мир, в котором она родилась и выросла и которого никогда не замечала.
- Сколько крапивы! - вырвалось у неё. - Я и не знала, что на свете так много крапивы!
- Извините, вы что-то сказали? - спросил чей-то бас у неё над самым ухом (хотя ушей у неё, как вы помните, не было).
Гусеница вздрогнула и обернулась.
Возле неё сидел Жук, такой большой, что просто странно, как это она не заметила, когда он появился. Он был весь закован в блестящий тёмно-коричневый панцирь, а на голове у него торчала пара длинных, грозных рогов.
- Я сказала, как много крапивы, - объяснила она, против обыкновения, довольно вежливо: уж очень внушительный вид был у Жука.
- Крапивы? Где? - переспросил Жук удивлённо.
- Ну, всюду! - Гусеница повела головой.
Но Жук продолжал недоумевать.
- Если вы имеете в виду вот это, - показал он вперёд, - то это вовсе не крапива! Это речка!
- Да нет! Вон там, наверху!
- Наверху? - засмеялся Жук. - Это небо! Уверяю вас, там нет никакой крапивы!
- То-то, я смотрю, цвет какой-то странный, - согласилась Гусеница. - А вон там, впереди? Там всё зелёное - это, уж конечно, крапива!
- Да что вы, - удивился Жук, - это же лес! Лес!
- Это ещё что такое? - буркнула Гусеница. Ей стало уже неинтересно слушать.
Но Жуку, видно, понравилось объяснять.
- Лес - это замечательная вещь! - с воодушевлением продолжал он. - Это много-много деревьев, и кустов, и трав, и... и всего, чего душе угодно!..
- Значит, там-то есть крапива? - перебила его Гусеница.
- Ещё бы! - ответил Жук. - Крапивы там хоть отбавляй! Но что крапива! Там есть вещи гораздо повкусней! Например, ягоды! Земляника! Или листья на берёзах! Объедение! Куда лучше крапивы!
- Сомневаюсь, - сухо сказала Гусеница.
- Уверяю вас! - горячо продолжал Жук, - Хотите, полетим туда! И вы сами убедитесь!
Гусеница пробормотала что-то невнятное. Ей почему-то было стыдно признаться, что она не умеет летать.
Но Жук ничего не заметил. Он был занят: приподняв жёсткие блестящие надкрылья, он развернул пару чудесных прозрачных крыльев и загудел, накачиваясь воздухом, - так делают все жуки, готовясь в полёт.
- Полетели! - крикнул он наконец, и Гусеница осталась одна...
- Подумаешь, расхвастался, надутый! - обиженно сказала она. - У меня тоже будут крылья! Вот!
- Вы были правы, соседка, - сказала она Улитке, когда, после долгого и трудного путешествия по стволу ёлки, добралась наконец до родной крапивы и утолила первый голод (люди в таких случаях говорят "заморила червячка", но, конечно, Гусенице это выражение вряд ли бы понравилось).
- Права?.. Я всегда права... А ты... о чём, соседка? - спросила Улитка.
- Я поняла, что мне нужны крылья! Я очень рада, что они у меня будут! И поскорей бы! Ведь тогда я полечу и съем весь этот вкусный... как его... ага, лес!
Улитка только покачала головой. Зато Лесной Клоп, который с интересом прислушивался к их разговору, с довольным видом сказал:
- Не говорил ли я? Не говорил ли я, что, когда она повидает свет, у неё сильно расширится кругозор?
И Тли, хотя и не могли припомнить ничего подобного, разумеется, дружно с ним согласились, чтобы не волновать Клопа...
Гусеница их уже не слушала: она принялась грызть крапиву. Ведь теперь ей ещё больше хотелось вырасти и поскорее стать крылатой.
Но хотя грызла она свою крапиву с прежним аппетитом и крапивы было по-прежнему вдоволь, не всё оставалось по-прежнему.
Одуванчики давно отцвели и облетели; на лугу появились новые цветы; вскоре отцвели и они - ведь цветы живут так недолго.
Изменилась и сама Гусеница. Она очень выросла - и не мудрено, ведь на аппетит она никогда не могла пожаловаться! А главное, она стала совершать поступки, которых от неё никак нельзя было ожидать!
Порой, например, она переставала грызть крапиву, поднимала голову и озиралась, словно чего-то ждала. А иногда она даже всползала на самую верхушку куста и подолгу смотрела вдаль.
Конечно, она бы ни за что и никому - даже самой себе! - не призналась, что ей хочется снова увидеть небо, и речку, и луг, и лес...
Но вокруг ничего не было видно, кроме листьев крапивы - крапива тоже очень разрослась к этому времени! - и Гусеница спускалась вниз и со вздохом принималась грызть самый большой и сочный крапивный лист.
А однажды Гусенице приснился сон. Кто бы мог подумать! Да, да, самый настоящий сон!
...Она вдруг стала большая-пребольшая; кожа на спине у неё лопнула, приподнялась - точь-в-точь как у Жука! - развернулись два огромных перепончатых крыла, и она взлетела!
Вот она кружит над ёлкой - скворцы в ужасе прячутся в свой скворечник, а Гусенице и нет до них дела: мерно взмахивая могучими крыльями, она летит над лугом, над речкой - туда, к далёкой синеющей полосе леса.
Вот-вот она будет там... Остаётся всего несколько взмахов... Но тут с шумом и свистом налетает страшный вихрь... крылья обрываются... и она падает... падает... падает...
Она проснулась, вздрогнув, и от её резкого движения что-то полупрозрачное, лёгкое, как мушиное крыло, сорвалось с листа и, покачиваясь, медленно, плавно опустилось на землю. Её крыло!
Но нет, это была всего-навсего её старая шкурка. Гусеница так выросла, что уже не помещалась в ней, и шкурка лопнула и свалилась...
Так, значит, она просто-напросто перелиняла во сне? А крыльев у неё всё нет? Да и будут ли они когда-нибудь? Ведь время идёт и идёт...