Страница 38 из 76
В конечном счете стало ясно, что такое использование летчиков-испытателей не совсем оправданно, так что со временем они были отозваны с фронта и начали работать по своему прямому назначению - авиационная промышленность интенсивно создавала новые боевые машины.
Но пока полки и группы из летчиков-испытателей с оружием в руках защищали небо Отечества. В 401-м авиаполку заместителем командира по политчасти был назначен Григорий Погребняк. Опытный летчик, поначалу он испытывал вполне объяснимое волнение. Дело в том, что летал Погребняк на многих типах боевых машин, но в последнее предвоенное время ему больше приходилось летать на бомбардировщиках, даже на таком новом самолете, как Пе-2. А тут полк истребителей, сплошь состоящий из таких мастеров! Осложняло дело и то обстоятельство, что 401-й полк был вооружен самолетами МиГ-3. На них Погребняк вообще не летал. Не без некоторого волнения он доложил об этом командиру полка в тот день, когда приступил к исполнению своих обязанностей.
Супрун торопился на фронт. Неизбежная трата времени, связанная с формированием новой летной части, казалась ему досадной задержкой, поэтому то, на что требовались дни, он ужимал в часы и минуты.
Выслушав Погребняка, Супрун на минуту задумался. Времени на необходимый вывозной полет у него не было, и тогда он сказал:
- Вот что, комиссар. Садись-ка в истребитель, дай полный газ, разгони машину, а как только хвост оторвется - сбрось газ! Удержишь, не разобьешься летай!
Каждому летчику, который помнит истребитель МиГ-3, считавшийся одним из сложных в управлении, понятно, что замполит получил весьма серьезное задание. Супрун шел на риск, но сделал это потому, что Погребняк сообщил о своих полетах на Пе-2. И Григорий четко выполнил задание..
Вскоре Супрун отбыл на фронт. Он не дождался дня, когда полк был сформирован полностью, - улетел с первой группой летчиков. Доформировывать часть остались его заместители - Коккинаки и Погребняк.
В начале июля Супрун погиб. Посмертно ему было повторно присвоено звание Героя Советского Союза. В считанные дни он сбил несколько вражеских самолетов. Это был один из самых известных летчиков своего времени. Спустя много лет после войны люди отыскали останки С. П. Супруна. Могила его - на Новодевичьем кладбище в Москве.
А в конце июля сорок первого года после гибели Супруна командовать полком стал К. К. Коккинаки. В составе двадцати четырех летчиков 401-й истребительный влился в 43-ю авиадивизию и вел свою боевую работу с аэродрома Двоевка.
В первой половине августа в дивизию влилось еще несколько полков. Среди них истребительные: 33, 236, 263-й. Было и около пятидесяти бомбардировщиков. Так что с августа моя дивизия официально стала называться уже не истребительной, а смешанной.
Ну а как полк майора Жукова?
Начав боевую работу под Смоленском, 32-й истребительный уже не имел ни дня передышки. В течение первой недели боев на аэродром не вернулись командир эскадрильи Викторов, заместитель командира эскадрильи Хостьянов, летчик лейтенант Рахлеев. В полку тяжело переживали потери. А непрерывные бои все изматывали, все ожесточали летчиков. Никто не знал, сколько боевых вылетов придется совершить в каждый следующий день. Часы короткой летней ночи были единственным промежутком между боями и единственным временем для восстановления сил. Разговаривали мало. С рассвета полк приступал к боевой работе.
Среди многих воздушных бойцов того трудного времени мне как-то запомнился младший лейтенант Акимов. От природы Акимову был дан счастливый дар оставаться нужным всем в равной мере. Есть такая категория жизнелюбов, с которыми, кажется, никогда и нигде не может случиться ничего плохого. Наверное, потому, что такие люди сами в это истово верят и эта их вера передается всем окружающим. Акимов был именно таким человеком.
Когда из боя не вернулся комэск Викторов, он спрашивал летчиков: "Кто видел, как сбили командира эскадрильи?" Никто не мог ему ничего ответить на это: в бою часто бывает так, что невозможно уследить, как был атакован товарищ. "Так почему же вы думаете, что Викторов погиб?" - не успокаивался Акимов. И в этих вопросах не было скрытого намерения смягчить боль, но была такая неистребимая вера в жизнь, которая вновь рождала какие-то надежды вопреки тому, с чем каждый из них сталкивался ежедневно...
Трудно поверить в неуязвимость товарища, которого нет рядом с тобой. Акимов верил во все лучшее, во что только может верить молодой человек на войне, полный сил и желания жить. И все, во что он верил, сбывалось! Сначала вернулся в полк комэск Викторов. Позже - сбитый лейтенант Рахлеев...
Несмотря на молодость, Акимов был на редкость умелым воздушным бойцом. За полмесяца боев в июле он сбил четыре гитлеровские машины. Причем так получилось, что сбивал он их почти через день - 22, 25, 26 июля. К этим четырем "мессерам" еще надо добавить один или два, сбитые им в группе. Командир полка Жуков любил своих летчиков, но никогда до войны не позволил бы себе обнаружить публично свою душевную привязанность к кому-либо. Но началась война, и командир внезапно ощутил обаяние юноши: он не раз ловил себя на том, что судьба Акимова его беспокоит все больше. Впрочем, это не было особенно заметно, потому что в своем отношении к молодому летчику Жуков вовсе не составлял в полку исключения. И все же на боевые задания он старался включать Акимова в состав той группы, которую возглавлял сам... 28 июля, когда Акимов сбил очередной "мессершмитт", командир эскадрильи Викторов расплачивался с фашистами по своему личному счету. Он сбил два Ме-109. К этим трем в тот день лейтенант Рахлеев добавил еще одного. А младший лейтенант Москалев подвел общий счет сбитым.
Спустя пять дней четыре И-16 - комэск Викторов, комиссар эскадрильи Власов и ведомые младшие лейтенанты Акимов и Москалев - вели тяжелый бой с шестнадцатью "мессершмиттами". Обе наши пары, поддерживая друг друга, мастерски дрались и сбили три гитлеровских самолета. Фашисты оставили попытки атаковать четырех летчиков и вышли из боя. Удовлетворенные исходом боя, наши повернули в сторону аэродрома, не заметив одиночный Ме-109, который во время боя оставался в стороне, а теперь подкрадывался к нашей четверке. Обратили на него внимание поздно - "мессершмитт" успел поджечь машину Власова и пустился наутек. Из горящего истребителя комиссар не выпрыгнул...
К концу июля погода испортилась, и до начала августа авиация действовала ограниченно. Однако летчики-испытатели, отличавшиеся отменным мастерством, боевой работы не прекращали.
Чаще всего они прикрывали войска в районе Ярцево и патрулировали над Соловьевской переправой. В течение длительного времени переправа эта была в наших руках, и над ней ежедневно шли ожесточенные бои. В промежутках между вылетами летчики дремали прямо в кабинах, ожидая, пока самолет будет заправлен. Усталость часто пересиливала нервное напряжение, и тут же, в кабине, летчик успевал заснуть. Полковой врач привычно и деловито подносил к носу спящего ватку, смоченную в нашатыре. Тогда летчик, вскинув голову, выруливал на полосу, словно и не спал минуту назад...
В один из таких дней, которые, как правило, помечаются в сводках примечанием "авиация действовала ограниченно", звено МиГ-3 в составе командира полка Коккинаки, комиссара Погребняка и летчика майора Кубышкина прикрывало наземные войска в полосе Ярцево - Духовщина (севернее Смоленска). Очевидно предположив, что в плохую погоду советских истребителей не будет в воздухе, немцы послали в этот район большую группу бомбардировщиков, которых, однако же, сопровождали истребители прикрытия. И звено МиГ-3 вступило в бой. Бомбардировка была сорвана. Один "юнкерс" сбит. Звено вернулось на аэродром, но вскоре Константин Коккинаки снова вылетел патрулировать в тот же район. На этот раз ведомыми у него шли летчики Барышников и Ященко.
И снова звену пришлось вести тяжелый бой. В этом бою Барышников погиб, а Коккинаки и Ященко были подбиты.