Страница 2 из 6
Перенасыщенность пета, проведенного в качестве воспитателя в трудовом лагере для подростков, погрузила меня не в сон, а в некую медитацию, приведшую к возникновению меня-пространства, образованного пересечением нитей-связей, связующих различные такие же, но не-я, пространства, между собой, мной и собой и просто приходящие из ниоткуда и уходящие в никуда или неосознаваемые мной по направленности их. И я-пространство и являлось мной-личностью. Личностью достаточно-таки приятной и небезынтересной. И вполне отчетливой до тех пор, пока эти нити-связи не начали распадаться. Не лопаться, как струны, а просто истаивать и исчезать И контуры мои с истаиванием нитей все менее отчетливы становились и все не яснее мне становилось - кто я, где я и есть ли я и с исчезновением последнего пересечения я полностью перестал существовать. Осталось лишь осознание своего несуществования. И крик, исторгнутый откуда-то из глубин тепа неодушевленного вернул меня к костру.
Подростки, сразу проснувшиеся, довольно быстро успокоились и даже не ерничали, удерживаемые от подшучиваний над разбудившим их взрослым нешуточностью предсмертности крика моего. Совсем не до шуток стало и мне, когда, отогревшись у костра от холода развоплощения, дохнувшего на меня в видении этом, спокойно я уснул и - свободно воспарил над океаном.
Штиль. Бескрайность сверкающей глади, покой и свобода. Но спутником чьим я в полете был, еще не готов был узнать я, и не потому ли в реальность полета ворвалась грозящая раздавить и смять меня материализующаяся иллюзия - возникший вдруг над океаном стремительно падающий на меня небоскреб, поначалу даже не встревоживший - успеть увернуться мог я свободно, но он в падении своем распластывался, вбирая в себя небо и им становясь, а отражение его в океане штилевом вдруг стало материализоваться и некуда было ускользнуть от двух схлопывавших меня махин, кроме как в крик, и криком своим я был возвращен к; углям дотлевающим костра.
Без шуток, в молчании, закуривали, даже не таясь, подростки мои, вторым пробуждением подавленные . Молча мы просидели до серого рассвета.
Происшедшее в ту ночь и вернуло меня к: тому же вопросу - единстенность твоего воплощения - не есть ли иллюзия? И что я есть вне дороги своей и есть ли я - вне связей мира этого?
Но рано об этом, пока вернемся назад. В заводской поселок возле древнего белорусского города, где рос я до отъезда на Остров спасавшейся от непонятости любви своей мамы и после отбытия нашей семьи из гарнизона в бывшей Восточной Пруссии. И смыкались эти два края Страны и жизни моей невнятностью принадлежности территории своей и сопротивлением обруселости окончательной, не удавшейся ни одному правителю.
А пока - я в поселке, и не мое это дело - обруселость и принадлежность.
Глава 1
Данный в детстве, при обстоятельствах несколько странных и нелепых, зарок трезвости и некурения только усугублял, при понимании всей его условности и случайности, чувство виноватости перед самим собой ребенком, предполагавшим себя - взрослого, иным, миновавшим те смутные пути и перипетии, что неизбежностью и неминуемостью своего воплощения пахнули на меня во время нахождения около гроба учительницы, имени которой я не знал и оказался там только волею кого-то из взрослых, поставивших меня и моего одноклассника в качестве статистов, не объяснив даже, зачем это надо, и, оглушенный непониманием своего отношения к происходящему, я обрел иной слух, и шаги меня - еще не ставшего им - вместе со звуком своим донесли до меня ненужность неизбежных путей моих, и в попытке свернуть хоть куда-то я дал той, кого провожал в последний путь, клятву, зная, что данная над гробом, клятва становится нерушимой, и уже доборматывая глупые детские формулы, понял я обреченность свою на клятвопреступление н неизбежность расплаты за него, и тем самым звук несделанных еще шагов спился с тяжелым ударом первого шага, увлекшего меня на пути эти, уведшие в невозможность встречи с тобой.
И не платой ли за клятвопреступление это много позже стали неуспевания мои на похороны отца, а затем в мамы, когда я догонял прождавших меня и не смогших более ждать, догонял, но уже перед самой могилой, и успевал проститься, до над гробом шли другие, а я - продолжал провожать незнакомую мне учительницу в снах, которые, к счастью, утром забываются, и вновь и вновь не успевал к похоронам отца и мамы, догоняя и не успевая, и долго ли блуждать мне в сне этом, давно уже воплощенном, и долог ли был путь мальчика-статиста над гробом чужого ему человека, и было ли все это или привиделось, но всплывало все это в переплетениях, не позволяющих разобраться в начальности событий, замкнувшихся в бесконечную ленту ВРЕМЕНИ ПУТИ.
Глава 2
Перипетии перипетия одного только из достаточно многих не столь и важны для понимания происшедшего гораздо позже, но события, впрочем, и событиями-то их назвать преувеличением будет, скорее, отсвет наблюдения за событиями, не приведшими ни к какому результату, несмотря на обилие участников, так что, не события, а проблески среди попыток обрести беспамятство в чуждом ему, ведь я вправе говорить теперь - ему, не лукавя перед собой, потому как честно пытался отречься от себя - предыдущего, веря, что не вернусь к себе - такому - в последующем, так вот, в беспутстве, каковое, будучи изначально не лишним и неинтересным, а, скорее, невоспламеняющим, тем успешнее уводившим в беспамятство, оказались неким лейтмотивом или контрапунктом, возникавшим на протяжении ряда лет в ситуациях, подобных столь же, сколь и различных, а потому и не суть важно соответствие событий хронологии.
Вкрапление их в ткань того или иного года зависело более от состава участников, нежели диктовалось логикой происходившего.
Да и происходило ли что-либо, на чем стоит задержаться вниманию теперь, когда безусловно ясно, что тень твоя, легшая на эти годы, все удлиняется и удлиняется, впрочем, вполне в соответствии с самой природой тени, ибо дело идет к закату, а предзакатные тени порой уводят нас так далеко, что мы и не замечали исчезновения зашедшего солнца и появления тени уже лунной, может, поэтому так особенно остро ощущение присутствия не тебя, так тени твоей именно в полнолуние, когда "тени резки", и освещение убогого сарая превращает его если не в памятник архитектуры XX века, то уж скрадывает все изъяны бездумности косорукого плотника, сколотившего его. И становится неважно, был ли у плотника этого сын и в какой стороне зашло солнце, ибо пусть не ты, но тень твоя - до сих пор рядом, и ты можешь даже не поминать бесплодность попытки обретения друг друга, хотя встреча наша столь же вероятна, сколь нереальна, и стоит ли она потери иллюзии продлённости расставания, ведь при бывшем ли, нет ли, но происшедшем столкновении в, как это ни банально, суете вокзальной, мы и парой фраз не обменялись, какой-то твой огромный рюкзак, не вмещавшийся или не желавший извлечься из ячейки автоматической камеры хранения, запропастившаяся пятнашка и растерянные глаза жены моей, узнавшей тебя по беспокойству того, кто в животе ее, уже не вмещавшемся в даже широкое платье; превращался или был уже дочерью нашей, но не нашей с тобой, дочери, которая первой поняла, что не встреча эта опасна, а холод тени твоей, пролегшей между мной и спокойствием ее матери, почуявшей в беспокойстве этом пророчество бессмысленности попытки упрочить союз не наш с тобой, державшийся на бесплодной тоске по нежности, не имевшей крова для своего утоления, и оказавшейся исчерпанной и недостаточной при полной взаимности глухоты двух молодых тел, насыщавшихся друг другом слишком медленно и слишком быстро восстанавливавших в себе взаимную острую тягу, для понимания неединичности пророчества, а его вкрапленности в знаки, постоянно и меня, и ее предостерегавшие от воплощения их предначертанности.
И пусть не у плотника, но сын у нас с матерью дочери моей тоже появился, и во время, не желавшее его встретить радостью, а ты где была уже тогда, не знаю, хотя не с тобой, но с отцом твоим встреча случилась.