Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 58 из 96

В офис он вернулся через два часа после окончания обеденного перерыва, чувствуя себя непривычно пьяным и каким-то опустошенным, словно там, в бане, из него незаметно вырезали что-то большое и привычное. "Может быть, - подумал он, - это как раз и была моя совесть? Может быть, она все-таки представляет собой какой-то вполне определенный орган? А старик взял и вырезал его. Заболтал меня, усыпил, а потом сделал пальцы этаким крючком, как те шаманы по телевизору, которые могут вынуть из вас печень голыми руками, даже не повредив при этом кожу.., значит, сделал пальцы крючком, проткнул ими мое несчастное брюхо, забрался туда по локоть, нащупал совесть.., знает, гад, какова она на ощупь, не впервой ему, наверное.., нащупал он ее, значит, уцепился покрепче и дернул... Чвяк... И - ногой ее, ногой. Под лавку и в сток..."

Он упал в кресло, закурил и тряхнул головой. "Надо же было так надраться... Да, - сказал он себе. - Да, да, да! Надо. Надо было надраться, да так, чтобы хоть на время отключиться и перестать обо всем этом думать. Да и думать-то, в сущности, не о чем. Во-первых, все уже давно идет само собой, а во-вторых, девяносто девять человек из ста в такой ситуации вообще не стали бы думать. Еще бы - такие деньжища!"

Дверь отворилась, пропуская секретаршу.

- Георгий Янович, - сказала она, - вам целый день звонит какой-то...

- Леночка, - перебил ее Бекешин, - солнышко ты мое... К черту телефон. Скажи мне лучше, у нас здесь есть какая-нибудь выпивка? Что-то я запамятовал, а в горле пересохло, как... Пересохло, в общем.

Секретарша бросила на него косой испуганный взгляд и неуверенно протянула руку, указав наманикюренным розовым пальчиком на встроенный бар, дверца которого была замаскирована репродукцией абстрактной картины.

- А! - радостно воскликнул Бекешин. - В самом деле... Как же это я? Будь добра, солнышко, достань оттуда бутылочку чего-нибудь покрепче и два стакана. Давай, давай ее сюда... Садись. Давай-ка дернем с тобой по сто граммов, а еще лучше по сто пятьдесят. И вообще, давай надеремся как сапожники и будем петь революционные песни...

- Я... Мне нельзя, - пискнула секретарша. Она выглядела совершенно потерявшейся. "Немудрено, - подумал Бекешин. - Она меня таким сроду не видала. Никто меня таким сроду не видал, во всяком случае, на работе".

- Нельзя? - изумился он, так высоко вздернув брови, что даже потерял равновесие и чуть было не сковырнулся со стула. - А почему же это нам нельзя пить? Мы что, беременны?

- Мы на службе, - ответила секретарша. Она уже разобралась в ситуации, поняла, что шеф ее не провоцирует, а просто нуждается в компании, и теперь аккуратно выруливала из неловкого положения, прикидывая, чем все это может закончиться.

- Ну и что? - сказал Бекешин. - Подумаешь, служба... Кто нас застукает? Вот сама подумай: кто? Я тут главный, никого не боюсь.

- Зато я не главная, - кокетливо стрельнув густо подведенными глазами, напомнила секретарша.

- Па-а-адумаешь, - протянул Бекешин. - Сделаем тебя вице-президентом по.., по корреспонденции. Вот дернем по стаканчику и сразу сядем писать приказ, пока окончательно не развезло... А пока ты еще не вице-президент, изволь не пререкаться со своим шефом. Давай, наливай. У меня сегодня повод... Черт, не помню. Ведь был же какой-то повод, не зря же я так надрался... Слушай, - вдруг спохватился он, - а кто, ты говоришь, мне дозванивался?

- Какой-то Степанихин, - ответила секретарша. - Просил срочно перезвонить. Это насчет какой-то меди...

- М-да? - глубокомысленно переспросил Бекешин. Он еще изображал пьяного видимо, по инерции, - но где-то под диафрагмой уже возникла сосущая пустота, и его хмель пошел стремительно всасываться в эту пустоту, скручиваясь воронкой, совсем как вода в ванне, когда вынешь пробку. Через секунду остатки приятного тумана окончательно исчезли из его головы, но пустота в груди осталась, и в этой пустоте гулко бухало сердце.





Степанихин был одним из тех немногих людей, кто знал о его истинной роли в этой энергетической афере. Он работал в липовой строительной фирме каким-то менеджером, но его основной специальностью было стукачество. То, что Степанихин позволил себе выйти на него напрямую, через секретаршу, вселяло в Бекешина тревогу. "Вот черт, - подумал он. - И надо же мне было выключить мобильник!"

- Степанихин? - как можно более беспечно переспросил он. - Впервые слышу... А впрочем, это что-то знакомое... Ты извини, детка, но с выпивкой пока придется повременить. Номер его у тебя записан? Давай-ка, соедини. И если тебе не трудно, постарайся держать свои любопытные ушки подальше от трубочки...

- Как вам не стыдно! - попробовала было возмутиться секретарша, но он замахал на нее руками, и она вышла, обиженно цокая каблучками.

Степанихин, судя по голосу, пребывал в тихой панике. Он даже заикаться начал, и Бекешин с первых слов понял, что творится что-то неладное.

- Ты что, Степанихин, с ума сошел? - прошипел он в трубку. - Ведь договаривались же - на работу не звонить!

- ЧП, Георгий Янович, - одышливо проговорил Степанихин. - Катастрофа! Наша медь прибыла.

- Какая медь? - сердито спросил Бекешин. - Да перестань ты пыхтеть как паровоз, говори по-человечески!

- Медь.., медный провод... Из Сибири. Те десять тонн, которые мы ждали.

- Ну и что тут такого катастрофического и чрезвычайного?

- Грузовик... Здоровенная такая фура, знаете... Какой-то псих подогнал ее прямо под окна офиса и требует лично вас.

- Меня?!

- Вас. Лично. Несет какую-то чушь: за этот провод, дескать, кровью плачено. Подавайте мне, говорит, вашего начальника... Ну, наш-то индюк к нему выходит, а он: нет, говорит, Бекешина мне надо... Должен, говорит, сдать с рук на руки... Идиот какой-то, честное слово... Так и торчит со своей фурой под окнами. А народ в конторе уже затылки чешет: кто такой Бекешин и что теперь делать, кого вызывать - "скорую" или ментов?

- О Господи, - упавшим голосом произнес Георгий Бекешин. Это действительно была катастрофа. - Господи ты Боже мой... Откуда он свалился на мою голову? Как он хоть выглядит-то?

- Да так же, как говорит, - ответил Степанихин. - Здоровенная горилла в рабочем тряпье. Весь оборванный и даже, кажется, горелый. А грузовик весь в дырках от пуль, представляете? Я вот думаю: может, это провокация? Может, налоговики что-нибудь...