Страница 2 из 5
Итак, я пошел. Поначалу возникли трудности. Но затем я выяснил, что, делая длинные прыжки, покрываю расстояния втрое большие, чем раньше.
Планета оказалась почти пустынна. Ни больших лесов, ни океанов или рек, ни поросших травой равнин, ни птиц... Вообще никаких форм жизни, кроме моей собственной и...
Когда я впервые их увидел, то сразу подумал, что это цветы кампсис. Уж больно характерный околоцветник в форме колокольчика с изящными тычинками, что слегка выступали из чашечки. Но стоило мне приблизиться, как стало ясно - ничего даже чисто внешне похожего на земное здесь встретиться не может. Никакие это были не цветы.
Я тут же, сдавленно выдыхая в свой шлем, почему-то назвал их Флюхами.
Наружная часть колокольчиков была ослепительно оранжевая, книзу цвет переходил в смесь оранжевого с синим, и, наконец, ножка была чисто синей. Внутренняя часть чашечки казалась не столько оранжевой, сколько золотистой, а над синими пестиками возвышались оранжевые пыльники. Смотреть на Флюхи одно удовольствие.
Росли они чуть ли не сотнями у подножий крайне причудливых скальных образований - высоких, торчавших под разными углами, гладких и острогранных - напоминавших шипы со срезанными остриями. Даже не скалы, а какие-то непомерно увеличенные подобия кристаллов или осколков стекла. Все вокруг буквально утыкано этими образованиями. На мгновение отрешившись от действительности, я вдруг посмотрел на себя со стороны и увидел микроскопическое существо, окруженное огромными гладкими кристаллами с плоскими верхушками, которые на самом деле представляли собой всего лишь скопления пыли или каких-нибудь микрочастиц.
Затем истинные перспективы окружающего меня пейзажа вернулись, и я подобрался поближе к Флюхам. Следовало повнимательнее их рассмотреть, раз это единственная форма жизни, приспособившаяся к выживанию на Аде. Средства к существованию они, по всей видимости, черпали из разреженной атмосферы с избытком азота.
Я наклонился, намереваясь поглубже заглянуть в трубчатые цветки, - и при этом опрометчиво оперся на одну из наклонных псевдоскал. То была первая, едва ли не фатальная моя ошибка. Ошибка, резко изменившая мою жизнь на Аде.
Наклонный столб обломился - оказалось, он состоял из пористой вулканической породы наподобие шлака, - а вместе с ним рухнули и другие шипы, которым он служил опорой. Я упал вперед - прямо на маковки Флюхов - и успел почувствовать только, как у меня на голове разбивается шлем.
А потом тьма - пусть и не такая густая, как в космосе, - сомкнулась надо мной.
Я должен был умереть- Как мог я остаться в живых? Почему? Но - я жил. Я... дышал. Можете вы себе это представить? Я должен был соединиться с женой, но остался жив.
Лицом я уткнулся прямо в маковки Флюхов.
И они давали мне кислород!
Как же так? Я оступился, разбил шлем и должен был умереть! Но благодаря странным растениям, всасывавшим из разреженной атмосферы азот и перерабатывавшим его в кислород, я все еще был жив. И я мысленно проклял Флюхи за украденную у меня возможность быстро и незаметно уйти. Оказаться так близко к моей бедной жене - и упустить этот шанс! Мне хотелось отшатнуться назад - туда, где Флюхи уже не смогли бы поить меня воздухом, и выдохнуть свою ворованную жизнь! Но что-то меня остановило. Никогда я не был особенно религиозным. Да и теперь вряд ли стал. И все же... все же тогда мне явственно показалось, что в случившемся было что-то сверхъестественное. Не могу толком объяснить. Знаю только, что присутствовал там некий Случай. Он-то меня на эту поляну Флюхов и швырнул.
Я лежал и дышал полной грудью.
Кислород, должно быть, хранили основания пестиков, а окружавшая их эластичная мембрана позволяла ему медленно вытекать наружу. Сложные и удивительные растения! ...И еще от них исходил запах полночи.
Яснее я никак не могу описать. Запах полночи. Не сладкий и не кислый. Нежный, почти эфемерный аромат, напомнивший мне одну полночь, когда мы только-только поженились и жили в Миннесоте. Свежей, чистой и возвышенной была та полночь, когда мы поняли, что наша любовь вышла далеко за пределы нашего брака. Когда мы поняли - и поняли впервые, - что любим друг друга сильнее самой любви. Для вас, наверное, это звучит глупо и нелепо. Но для меня все именно так и было. Аромат той полночи был и у Флюхов.
Пожалуй, именно это дало мне силы жить дальше.
Но, кроме запаха, сразу же появилось ощущение, что мое лицо стало "тянуть".
Пока я там лежал, у меня хватило времени подумать, что все это значит. При недостаче кислорода самое уязвимое место - это мозг. Он необратимо разрушается уже после пяти минут кислородного голодания. Но благодаря Флюхам я мог бы ходить по своей планете даже без шлема если бы они, конечно, везде росли в таком изобилии.
И вот, лежа там, размышляя и набираясь сил для возвращения на корабль, я все сильнее чувствовал, что лицо мое "тянет". Словно у меня на правой щеке образовался огромный нарыв или, скажем, опухоль, втягивающая в себя кровь. Я потрогал щеку - и даже сквозь перчатку почувствовал, как она распухает. Тогда я не на шутку перепугался и сорвал пучок Флюхов - у самых оснований стеблей. Погрузив в них лицо, я опрометью бросился к капсуле.
Едва я оказался внутри, как Флюхи сжались и поникли - опали прямо у меня в кулаке. Сияющие цвета поблекли, посерели, будто вещество мозга. Я отшвырнул их-и через считанные мгновения они рассыпались в мелкую пыль.
Стащив с себя аэрокостюм и перчатки, я бросился к рециркулятору из полированной пластали - там я легко мог увидеть свое отражение. Правая щека страшно воспалилась. Я испустил пронзительный вопль и схватился за щеку, но, в отличие от прыща или нарыва, там не чувствовалось ни боли, ни даже раздражения. Было только постоянное тянущее чувство.
Что мне оставалось делать? Я ждал.
Через неделю мешок обрел окончательные очертания.
Лицо мое перестало напоминать человеческое. Его стянуло вниз и раздуло с правой стороны так, что глаз оказался запрятан в узкую щелку, куда едва проникал свет. Мешок напоминал гигантский зоб - только не на шее, а на лице. Заканчивался он у самого подбородка и совсем не мешал мне дышать. Но он страшно перекосил мой рот, превратив когда-то вполне обычные губы в огромную пещеристую пасть. В остальном же, впрочем, лицо мое осталось вполне нормальным. Я только наполовину превратился в чудовище. Левая половина моего лица осталась обычной, а правая сделалась омерзительной и нелепой пародией на человеческий образ. Свой вид я могу переносить не больше нескольких мгновений в "день". Яркая краснота постепенно сошла, тянущее чувство прекратилось - и еще много недель я не мог ничего понять.