Страница 1 из 2
Эллисон Харлан
Чужое вино
Харлан ЭЛЛИСОН
ЧУЖОЕ ВИНО
Двое полицейских, поддерживая Виллиса Коу, провели его к накрытому одеялом телу. Темно-коричневая полоса начиналась в пятидесяти ярдах от тела и исчезала под одеялом. Коу слышал, как один из зрителей сказал: "Ее отбросило сюда. Ужасно." Он не хотел, чтобы ему показывали его дочь.
Но нужно было провести опознание, и поэтому один из полицейских крепко держал его, а другой опустился на колени и отбросил одеяло. Он узнал нефритовый кулон, который подарил ей на окончание школы. Больше ничего узнать было невозможно.
- Это Дебби, - сказал он, отворачиваясь.
"Почему это случилось со мной? - думал он. - Я же не отсюда, я не один из них. Это должно было произойти с человеком."
- Ты сделал укол?
Он поднял голову от газеты и попросил повторить.
- Я спросила, - негромко сказала Эстелла. - Принял ли ты инсулин?
Он бегло улыбнулся, поняв ее озабоченность и нежелание вторгаться в его горе, и сказал, что сделал укол. Жена кивнула и сказала:
- Пойду наверх, лягу. Ты идешь?
- Чуть позже.
- Снова уснешь в кресле и упадешь.
- Не беспокойся. Скоро приду.
Она постояла, глядя на него, потом повернулась и начала подниматься по лестнице. Он вслушивался в обычные звуки наверху - шум в туалете, журчание воды в раковине и скрип двери шкафа. Вот пружины постели об'явили, что Эстелла легла. Тогда он переключил телевизор на тридцатый канал, пустой, и убрал звук, чтобы не слышать шуршания "снега".
Несколько часов он сидел перед телевизором, прижав руку к экрану, в надежде, что пронизывающие руку электроны позволят ему увидеть сквозь плоть чуждые кости.
В середине недели он спросил у Харви Ротхаммера, сможет ли он взять отгул в четверг и с'ездить в Фонтану, в больницу к сыну. Ротхаммер был недоволен, но не отказал. Коу потерял дочь, а сын на девяносто пять процентов недвижим, лежит в специальной постели, и нет никакой надежды, что он когда-либо сможет ходить. Поэтому он сказал, что Коу может взять выходной, но он не должен забывать, что апрель на носу, а для бухгалтера это горячее время. Виллис Коу заверил его, что знает об этом.
В двадцати милях к востоку от Сан-Димаса автомобиль вышел из строя, и Коу сидел за рулем в одуряющем зное и смотрел на пустыню, пытаясь вспомнить, как выглядит поверхность его родной планеты.
Его сын, Джилван, прошлым летом отправился на каникулы к другу в Нью-Джерси. Друзья устроили импровизированный бассейн на заднем дворе. Джил нырнул и ударился о дно; он сломал позвоночник.
К счастью, его сразу вытащили, и он не успел захлебнуться, но нижнюю часть тела у него парализовало. Он мог двигать руками, но не пальцами. Виллис с'ездил на восток, перевез сына в Калифорнию, и вот Джил лежит в больнице в Фонтане.
Он смог вспомнить только цвет неба. Ярко-зеленый, прекрасный. И существа, которые не были птицами: они скользили, а не летали. Больше он ничего не мог вспомнить.
Машину отбуксировали в Сан-Димас, но в гараже не было нужных запчастей, и за ними послали в Лос-Анжелес. Коу оставил машину и добрался домой автобусом. В эту неделю он так и не повидал Джила. Счет за ремонт автомобиля составил двести восемьдесят шесть долларов сорок пять центов.
В марте постоянные ветры в Южной Калифорнии улеглись. К концу недели пошел дождь, не такой сильный, как в Бразилии, где капли сливаются друг с другом и где, бывает, люди захлебываются под дождем. Но достаточно сильный, чтобы протекла крыша. Виллис Коу и Эстелла не спали всю ночь, затыкая полотенцами щели у плинтусов в гостиной; но, по-видимому, щели были где-то в середине крыши, потому что вода протекала повсюду.
На следующее утро он почувствовал, что его душевные силы на исходе, и расплакался. Эстелла услышала - она сушила промокшие полотенца - и вбежала в гостиную. Коу, закрыв лицо руками, сидел на мокром ковре, пропахшем плесенью. Эстелла села рядом с ним, обняла его и поцеловала. Он плакал долго, а когда перестал, у него горели глаза.
- Там, откуда я пришел, дождь идет только по вечерам, - сказал он ей. Но она не поняла.
Позже, когда до нее дошел смысл его слов, она вышла погулять и подумать, что делать с мужем.
Он ушел на берег. Оставил машину на стоянке, закрыл ее и прошел на пляж. Почти час он бродил по пляжу, подбирая куски матового стекла, обкатанные океаном. Наконец лег и уснул.
Снилась ему родная планета, и, может быть потому, что солнце стояло высоко, а океан успокоительно шумел, он сумел вспомнить многое. Ярко-зеленое небо, скользящие существа весело наклоняются над головой, бледно-желтые огоньки вспыхивают, отлетают и теряются из виду. Он был в своем обычном теле; множество ног равномерно двигались, неся его через туманные пески; чувствовался аромат незнакомых цветов. Он знал, что родился в этом мире, вырос здесь и затем...
Сослан.
Своим человеческим умом Виллис Коу понимал, что был сослан за что-то ужасное. Он приговорен к этой планете, к Земле, за преступление. Но за какое именно, он не мог вспомнить. И во сне он не чувствовал никакой вины.
Но когда он проснулся, человеческое вернулось, нахлынуло на него, и он почувствовал вину. Он жаждал вернуться туда, расстаться с этим ужасным телом.
- Я не хотел идти к вам, - сказал Виллис Коу. - Это глупо. Если я пришел, значит, есть основания для сомнений. А я не сомневаюсь...
Врач улыбнулся, помешивая какао в чашке.
- Значит, вы пришли... по настоянию вашей жены?
- Да. - Он уставился на свои башмаки. Эти коричневые ботинки он носил уже три года, но никак не мог к ним привыкнуть: они жали, а большие пальцы как будто резало тупым ножом.
Врач осторожно положил ложечку на клеенку и отхлебнул какао.
- Послушайте, мистер Коу. Я хочу помочь вам. Говоря о помощи, добавил он торопливо, - я не имею в виду изменение ваших взглядов или отказ от вашей веры. Ни Фрейд, ни Вернер Эрхард, ни сайентология не смогли полностью убедить меня, что существует "реальность", нечто данное и неизменное, константа. Пока вера в иное не приводит человека в сумасшедший дом или в тюрьму, почему она должна быть менее приемлема, чем то, что мы называем реальностью Если это делает вас счастливым, верьте. Просто я хотел бы узнать суть вашей веры. Как это звучит для вас?
Виллис Коу старался улыбнуться в ответ:
- Неплохо для начала. Только я слегка нервничаю.
- Успокойтесь. Я действительно заинтересовался.
Виллис распрямил скрещенные ноги и встал.
- Ничего, если я пройдусь по кабинету? Я думаю, это поможет. - Врач кивнул, улыбнулся и показал на какао. Виллис Коу покачал головой. - Это не мое тело. Я осужден жить в человеческом облике, и это убивает меня.
Врач не просил раз'яснений.
Виллис Коу был маленького роста, с редеющими волосами и слабым зрением. Ноги у него болели, и он постоянно нуждался в носовом платке. Лицо его было изрезано морщинами от тревог и печалей. Он рассказал врачу все. Потом заключил:
- Я думаю, на эту планету ссылают за преступления. Я думаю, что все мы пришли из других миров, с других планет, где мы неправильно вели себя. Земля - это тюрьма, а мы сосланы сюда жить в этих ужасных телах, которые разлагаются и дурно пахнут, изнашиваются и умирают. Такова наша кара.
- Но почему вы знаете об этом, а больше никто не знает? - Врач отодвинул остывшее какао.
- Должно быть, мне дали неисправное тело, - сказал Виллис Коу. Немного лишних мучений - знать, что я чужак, что нахожусь в тюрьме за какое-то преступление, которое не могу вспомнить. Каким ужасным оно должно быть, если я заслужил такой приговор!
- Вы читали Франца Кафку, мистер Коу?
- Нет.
- Он писал о людях, которые осуждены за преступления, природы которых они не знают. О людях, виновных в грехах, о которых они и не подозревают.
- Да, так и я себя чувствую. Может, сам Кафка чувствовал то же: наверное, и у него было неисправное тело.