Наваждение

- Что с ней? - спросила Элистэ, в то время как гудение Чувствительницы поднялось до пронзительного механического визга.

- Она разволновалась. Мне не следовало целовать тебя в ее присутствии.

- Почему?

- Это ее расстроило. Бедная моя красавица чувствует себя неуверенно. Ей требуется любовь, понимание и, в первую очередь, заверения.

- В чем?

- В любви.

- Да неужто она ревнует?

- Попытайся ее понять, дитя мое. Она чрезвычайно ранима, а главное ей не хватает самоуверенности.

- Вот уж не сказала бы. Ладно, ладно, дядюшка Кинц, не нужно ничего объяснять.

- Я прошу тебя не говорить так о ней.

Кинц, опустившись на колени перед обиженной Чувствительницей, принялся оглаживать ее стеклянные рожки и бормотать какие-то нежности. Глориэль перестала раздраженно мигать и засияла ровным мягким светом. Пронзительный механический визг перешел в тихое мурлыканье и пощелкивание Кинц посмотрел на Элистэ:

- Она пришла в себя. Сейчас самое время к ней обратиться. Иди-ка сюда, моя дорогая, и положи на нее ладони.

- Я? Зачем? - опешила Элистэ.

- Глориэли нужно привыкнуть к твоему прикосновению, дитя мое, иначе ты не сумеешь помочь нам нынче ночью.

- А, понимаю... Хорошо. Что вы там говорили о носильщиках?

Элистэ опустилась на колени рядом с дядей и осторожно протянула руку.

- Видишь ли, мой скромный план освобождения мастерицы Флозины Валёр предполагает участие Глориэли. Глориэль великодушно согласилась помочь, но нам предстоит решить одну проблему. Дитя мое, просто приложи к ней ладони. Она не будет против. Обе ладони - вот так. Умница.

Элистэ прикоснулась пальцами к металлической поверхности, затем прижала ладони к серебристым бокам Глориэли, ожидая то ли отталкивания мертвой материи, то ли удара. Но она почувствовала под руками всего лишь тепло и идущую откуда-то изнутри дрожь. Мурлыканье Глориэли перешло в другую тональность, а огни из золотых превратились в густо-оранжевые.

- Как мило с ее стороны! Полный успех. По-моему, дитя мое, ты пришлась ей по душе.

"Отнюдь, - подумала Элистэ. - Как и она - мне. Но ради вас, дядюшка, она меня перетерпит. Не понимаю, откуда пришло ко мне это знание, но пришло".

- Дивно, дивно, все восхитительно!

- М-м-м... - протянула Элистэ. "Вовсе нет".

- Отлично. Теперь - к делу. Ты мне поможешь, дитя мое?

- С радостью, дядюшка. Что нужно сделать?

- Отнести нынче вечером Глориэль в сады Авиллака. Увы, мне одному не под силу ее поднять. У юного Дрефа свои дела, а это задание я мог бы доверить только ему и тебе.

- В сады Авиллака? Но зачем и что будет делать там Глориэль?

- Сперва она освоится. А потом... потом поглядим.

- Дядюшка, вы говорите загадками. Я понимаю, после вы все объясните. Правда, вы расскажете мне, когда мы будем в Садах? А сейчас, раз нам нужно идти, вы, конечно, придадите нам иной облик, верно?

- Разумеется. Я все продумал, моя дорогая. Ты только представь себе, какие у нас возможности! Кем ты хочешь стать? Брюнеткой? Выше ростом? Или, напротив, коротышкой? Полноватой матроной? Юной гризеткой? Старой торговкой с Набережного рынка? Выбирай.

- Молодым парнем! Девушкой, обряженной под парня. В театре такое все время показывают.

- Неужто? Однако любопытно. Но зачем?

- Затем, чтобы актрисы могли покрасоваться в облегающих панталонах.

- Ага, понимаю. Понимаю. Ну что ж, хочешь стать пареньком, будь им. Но никаких облегающих... этих... дорогая моя. А я стану матросом, - заявил Кинц. - В расцвете лет, с черными курчавыми бакенбардами и великолепными усами. Сплошные мускулы и потрясающие татуировки. Быть может, шейный платок в горошек. Повадка дерзкая, убийственно самоуверенная. Характер вспыльчивый, явно любит подраться. Кольцо в ухе... нет, в обоих ушах. Вот именно. Мне это нравится.

- Мне тоже. Дядюшка Кинц, мы превратимся прямо сейчас?

- Сию же минуту.

Превращение осуществилось мгновенно и как бы само собой. Элистэ почувствовала, что тело ее начало меняться - как уже было много месяцев назад, когда Кинц придал ей обличье волчицы. Она стала выше, обросла мускулами, раздалась в плечах, руки и ноги у нее удлинились. Волосы стали короткими, щеки обросли юношеским пушком, обещающим превратиться в бородку. Длинное платье и белое фишу преобразились в мешковатые штаны, потрепанную карманьолку и шейный платок. Она посмотрела на свои широкие ладони, глянула в зеркало на новоприобретенный курносый веснушчатый нос и захихикала. Тогда Элистэ испугалась перемены и растерялась, но теперь все было наоборот. Ведь она научилась преодолевать наваждения и видеть под маской саму себя - настоящую, неизменную, не преображенную чарами. И подлинный облик дядюшки Кинца, стоящего рядом, тоже проступал под ложной личиной бицепсов, бравады и боевитости. Она веселилась от всей души.

- А ты и вправду кое-чему научилась, моя дорогая, - заметил Кинц; его мягкий голос приобрел призрачную хрипоту. - Кажется, тебе это пошло на пользу.

- Спасибо, дядюшка, ведь это благодаря вам.

- Ну что ты, девочка, не стоит благодарности. Учить тебя - сущее наслаждение. Однако, как это ни мило, время торопит. Подготовим мою Глориэль.

- С помощью наваждения?

- Пока что в нем нет надобности. Будем действовать, как обычно. Кинц извлек из бюро уже знакомую парусиновую сумку и ласково обратился к Чувствительнице:

- Уверен, моя красавица все поймет и любезно позволит на короткое время подвергнуть себя процедуре, которая может показаться ей унизительной. Однако я прошу мою Глориэль потерпеть - все это ради доброго дела и совсем ненадолго.

Чувствительница ответила мурлыканьем, вероятно, в знак согласия, ибо Кинц кивнул с явным облегчением и упрятал ее в сумку, словно в саван.

- Прекрасно. Прекрасно. Она у нас великодушна! И как добра!

Элистэ воздержалась от комментариев.

- Дорогая моя, выгляни, пожалуйста, в коридор.

Элистэ выполнила просьбу и доложила:

- Ни души.

- Отлично. Выходим. Будь добра... - Кинц указал на сумку. Случись тут кто посторонний, он бы наверняка посмеялся, увидев, что силач-матрос не может без посторонней помощи управиться с таким незначительным грузом.

Тащить вдвоем сумку с упакованной в нее Глориэлью было не очень удобно. Они благополучно одолели коридор, спустились по лестнице и вышли в тупик Слепого Кармана. На улице болтались студенты, в таверне играла музыка, из ближайших харчевен доносился запах жареного мяса. Элистэ с удовольствием вздохнула полной грудью.