Семирамида

Солдат выводит собаку и возвращается.

А тебя, жалкая крыса, мне нисколько не жаль. Мало того, что ты сожрала двух солдат, так еще и обгадила всю комнату. К тому же я не замечаю в тебе ни малейших признаков раскаяния. Посему - просьба о помиловании отклоняется. Приступить к исполнению!

Один из солдат отбивает дробь на барабане, другой достает из клетки крысу.

Повесить!

Солдату следует выполнить приказ так, чтобы в петле повисла не настоящая крыса, а кукла, ее изображающая, которая, однако, должна некоторое время дергаться, по возможности естественно.

И вновь правосудие восторжествовало.

Начинает снова играть на скрипке.

Сцена 4.

ДИДРО (один). Ехать или не ехать? Необходимо все взвесить.

С одной стороны...

С другой стороны...

Поеду!

Возможно, там во мне нуждаются больше, чем я допускаю?

Не поеду.

Творческий разум беспорядочно мечется. Разум методический упорядочивает. Я обладаю разумом и творческим, и методическим одновременно.

Так ехать? Или не ехать?

Гримм входит, сопровождая княгиню Дашкову.

ГРИММ. Княгиня! Господин Дидро только что прочитал послание императрицы. Он ошеломлен! Он в полной растерянности! Разреши представить княгиня Екатерина Дашкова, близкая приятельница императрицы, ее посредница в делах искусства и науки.

ДАШКОВА. Для меня, скромной читательницы ваших произведений, пожать руку бессмертного - необыкновенное событие.

ДИДРО. Я поистине робею. Вы извините мой домашний наряд?

ДАШКОВА. Но ведь мне говорили, что в этом шлафроке вы посещаете самые изысканные салоны. Я была бы разочарована, застав вас в костюме.

ГРИММ. Он не расстается с этим одеянием.

ДИДРО. Приятно слышать, что я вас не разочаровал.

ГРИММ. А недавно мой друг сделал еще шаг вперед - он позировал художнице для своего портрета. И вдруг предстал перед ней обнаженным!

ДИДРО. Нет, нет! Я разделся только до пояса. Не мог смотреть, как мадемуазель Теобаре мучается, стараясь разглядеть под тканью контуры мышц.

ДАШКОВА. Мы с императрицей регулярно читаем "Литературную корреспонденцию", и в ней - вашу мастерскую критику произведений живописи. Шарден, Верне... Грез... Ваш утонченный вкус во всем, что связано с искусством, - еще одна из причин, по которой я имею честь пребывать здесь. Мы давно ожидаем вашего визита.

ДИДРО. Приглашение императрицы - величайшая честь для меня. Однако сейчас мне будет трудно оставить Париж. Все свое время я отдаю работе над Энциклопедией. Даже не публикую некоторые свои труды, лишь бы не повредить этому предприятию. Я стал собственным узником, которому надлежит быть осторожным, чтобы не оказаться в тюрьме.

ДАШКОВА. Да кто же осмелится заключить вас в тюрьму? (Смеется.)

ГРИММ. Вам, княгиня, может показаться невероятным, но господин Дидро провел в тюрьме сто два дня.

ДАШКОВА. В самом деле?

ГРИММ. Для вас, русских, судебное преследование человека за его взгляды или публичное сожжение книги под названием "Философские мысли" - поистине немыслимо! Нам известно традиционное преклонение Востока перед силой разума.

ДАШКОВА. Господа, до недавних пор и у нас случались ужасные дела. И мы имели повод стыдиться. Но - оставим это. Мы, русские, как вы, барон, справедливо заметили, от природы наделены истинным даром отличать добро от зла. Именно потому наш народ повсеместно дарит столь искренним обожанием императрицу Екатерину Вторую.

ГРИММ. Семирамиду Севера, как справедливо титулует ее Вольтер. Божественную Афину! Пальмиру Востока!

ДИДРО. Прошу вас еще раз лично передать императрице выражение моей признательности. Будьте добры, расскажите ее величеству, что я в крайнем отчаянии из-за того, что вынужден сейчас оставаться в Париже.

ДАШКОВА. Может быть, вы, сударь, опасаетесь, что Петербург лишен чего-то, чем обладает Париж? Напрасно. Так что не надейтесь, что мы легко от вас отступимся. Ждите новых приглашений. Императрица вами просто очарована. И весьма рада тому, что стала владелицей вашей библиотеки, хоть и испытывает теперь некоторую озабоченность...

ДИДРО. Озабоченность?

ДАШКОВА. Императрица поручила мне спросить: не находите ли вы, что для вашей библиотеки необходим библиотекарь?

ДИДРО. Библиотекарь? Но к чему? Я сам - собственный библиотекарь!

ДАШКОВА. Именно такого ответа ожидала императрица. Моя государыня просит извинить, что не подумала об этом раньше и шлет вам двадцать пять тысяч ливров в качестве жалованья библиотекаря. Она просит считать эту сумму вашим вознаграждением за ближайшие пятьдесят лет.

Подает документ.

Вот вексель. Могу ли я просить вас удостоверить подписью его получение?

Дидро подписывает.

ГРИММ. Согласись, что это приятный сюрприз.

Восхищенный Дидро только разводит руками.

Не откажите мне в любезности, княгиня, расскажите в Петербурге, что я, барон Гримм, зная Дидро уже двадцать лет, его издатель и друг, впервые вижу как он онемел. Как Дидро не находит, что сказать!

ДИДРО. Воистину! Я потрясен!

ГРИММ. Жалованье за пятьдесят лет - даже для бессмертного неплохой задаток, не правда ли?

Дидро снова жестами выражает свое удивление и восхищение.

ДАШКОВА. Кроме того, императрица просит вашего согласия стать ее советником в делах приобретения произведений французских мастеров, которыми она желает украсить новые дворцы Петербурга. В этих письмах вы найдете подробности.

Дашкова передает письма.

Дидро, не раздумывая, хоть и несколько бестактно, тут же приступает к их чтению.

ГРИММ. Сегодня буду ходить по городу и рассказывать - я видел счастливого человека! Чудный ангел с Востока опустился к стопам мудреца в шлафроке и переменил его судьбу.

ДАШКОВА (к Дидро). Не откажите посетить меня завтра утром в посольстве и сообщить ваш ответ. Это важно. В моем распоряжении всего несколько дней, а нам еще предстоит совместно сделать немало покупок. Фике желает по возможности скорее украсить картинами и скульптурами новое здание дворца Эрмитаж.

ДИДРО. Фике?

ДАШКОВА. Так ласкательно называли государыню в детстве. Я позволила себе подобную фамильярность, зная, что нахожусь среди друзей.