Страница 19 из 49
— Кто такой мулла?
— Очень красивый и очень жестокий человек, — сказала она многозначительно, — в его день рождения все всадники собирались на большой площади, на лошадях были самые красивые попоны, люди надевали лучшие одежды и украшения, а в руках держали длинные сабли. Мулла обычно сидел на троне под огромным алым балдахином.
— А что такое балдахин?
— Вроде навеса, — сказала она уже недовольно и продолжала медовым голосом: — Всадники мчались во весь опор по равнине, вздымая тучи пыли и рассекая воздух саблями, прямо к мулле. У всех перехватывало дыхание, казалось, что всадники наедут на муллу, но уже за несколько шагов, ну вот так, как ты от меня, — они удерживали лошадей поводьями, поднимали их в знак приветствия на дыбы…
— Но так же не положено, — сказал Джон. — Это очень плохая выездка, Бен так говорит.
— Они лучшие всадники в мире. Это всем известно.
— Нет, нет, не может быть, если они так ездят. Это самое последнее дело. А они туземцы?
— Да, конечно.
— А Бен говорит, что туземцы нелюди.
— Ну, он, наверное, имел в виду негров. А эти чисто семитского типа.
— А это что такое?
— То же самое, что евреи.
— А Бен говорит, евреи еще хуже туземцев.
— О господи, мальчик, какой ты строгий. Я тоже когда-то была такая. Жизнь учит терпимости.
— Бена жизнь не научила, — сказал Джон. — А когда мама приезжает? Я думал, она здесь, а то я б лучше картину закончил.
Однако, когда за ним пришла няня, Джон сам, без приглашения, подошел к Дженни и поцеловал ее на прощанье.
— Спокойной ночи, Джонни-лапочка, — сказала она.
— Как вы меня назвали?
— Джонни-лапочка.
— Как чудно вы всех обзываете.
Наверху, мечтательно помешивая ложкой хлеб с молоком, Джон говорил:
— Нянь, а княгиня очень красивая, правда? Няня фыркнула.
— На вкус, на цвет товарищей нет, — сказала она.
— Она красивей мисс Тендрил, правда. По-моему, она красивей всех, кого я видел… Она придет посмотреть, как я купаюсь, как ты думаешь?
Внизу Дженни говорила:
— Какой дивный ребенок. Я обожаю детей. Для меня это была такая трагедия. Мулла впервые показал свое Истинное Лицо, когда узнал, что у меня не может быть детей. Не моя тут вина… дело в том, что у меня смещена матка… Не знаю, почему я вам все это рассказываю, но я чувствую, что вы меня поймете. К чему понапрасну терять время и таиться, если наперед знаешь, что сойдешься с человеком… Мне сразу подсказывает интуиция, кто станет мне подлинным другом…
Полли и Бренда приехали к семи. Бренда сразу же прошла в детскую.
— Ой, мам, — сказал Джон. — У нас внизу такая красивая тетя. Попроси ее, чтоб она пришла сказать мне спокойной ночи. Няня говорит, она не придет.
— А папе она понравилась, как тебе показалось?
— Он почти все время молчал… Она ничего не понимает ни в лошадях, ни в туземцах, но она здорово красивая. Пожалуйста, попроси, пусть она ко мне придет.
Бренда спустилась и нашла Дженни с Полли и Тони в курительной.
— Ты имела бурный успех у Джона Эндрю. Он не хочет ложиться спать, пока тебя не увидит.
Дамы поднялись вместе, Дженни сказала:
— Они оба такие милашки.
— Ну, как ты поладила с Тони? Извини, что я не поспела к твоему приезду.
— Он такой участливый и мягкий… и такой печальный.
Они присели на кроватку Джона в ночной детской. Джон выполз из-под одеяла и прильнул к Дженни.
— Марш под одеяло, — сказала она, — не то я тебя отшлепаю.
— Больно отшлепаете? Пожалуйста, я не против.
— О господи, — сказала Бренда, — ты просто потрясла его воображение. За ним такого никогда не водилось.
Когда они ушли, няня распахнула настежь второе окно.
— Фу, — сказала она, — всю комнату провоняли.
— Неужели тебе не нравится? По-моему, ужасно приятный запах.
Бренда проводила Полли в Лионесс. Это были обширные покои, обставленные мебелью атласного дерева для короля Эдуарда, когда, еще в бытность свою принцем Уэльским, он однажды собирался приехать на охоту в Хеттон, да так и не собрался.
— Ну, как успехи? — спросила она нетерпеливо.
— Рано судить. Но я уверена, все будет в порядке.
— Она не того пленила. В нее по уши влюбился Джон Эндрю… Это уж совсем ни к чему.
— Я бы сказала, что Тони с ходу не расшевелить. Жаль, что она перепутала его имя. Как ты думаешь, сказать ей или нет?
— Нет, оставим как есть.
Когда они одевались к обеду, Тони спросил Бренду:
— Слушай, кто эта дама — такой нарочно не придумаешь.
— Милый, неужели она тебе не понравилась? В голосе ее прозвучало такое неприкрытое разочарование и огорчение, что Тони был тронут.
— Ну, не то чтоб она мне решительно не понравилась. Просто такой нарочно не придумаешь, ты не согласна?
— Разве?.. О господи… у нее, знаешь ли, была такая жуткая жизнь.
— Это она мне дала понять.
— Тони, ну пожалуйста, постарайся быть с ней повнимательней.
— Постараюсь. Она что, еврейка?
— Не знаю. Я как-то об этом не думала. Возможно. Вскоре после обеда Полли объявила, что устала, и попросила Бренду посидеть с ней, пока она будет раздеваться.
— Оставим голубков наедине, — сказала она за дверью.
— Радость моя, по-моему, этот номер не пройдет. Знаешь, у старикана все-таки есть какой-то вкус и чувство юмора.
— За обедом она себя показала не в лучшем свете, правда?
— Если б она могла хоть минуту помолчать… и потом, за семь лет Тони успел ко мне привыкнуть. Контраст слишком разительный.
— Устала?
— Угу. Немного.
— А ты надолго кинула меня в пасть этой Абдул Акбар.
— Знаю. Извини, милый, но Полли так долго копается… Это было ужасно? Жаль, что она тебе так не понравилась.
— Она чудовищна.
— Надо быть снисходительным… у нее такие жуткие шрамы.
— Это она мне успела сообщить. — А я их видела.
— И кроме того, я надеялся хоть немного побыть с тобой
— А.
— Бренда, может, ты еще сердишься за то, что я тогда таь надрался и обрывал тебе телефон?
— Нет, милый, разве похоже, что я сержусь?
— …Не знаю. Вроде бы да… Как прошла неделя — весело?
— Какое там. Очень много работы. Биметаллизм, сам понимаешь.
— А, конечно… ты, наверное, хочешь спать?
— Угу… так устала. Спокойной ночи, дорогой.
— Спокойной ночи.
— Мам, можно мне пойти поздороваться с княгиней?
— Она, наверное, еще не встала.
— Ну, пожалуйста, мам, разреши. Я только загляну и, если она спит, сразу уйду.
— Я не знаю, в какой она комнате.
— В Галахаде, ваша милость, — сказала Гримшо, которая выкладывала ее платья.
— О господи, почему ее туда поместили?
— Так распорядился мистер Ласт, миледи.
— В таком случае она скорее всего проснулась
Джон выскользнул из комнаты и потрусил по коридору к Галахаду.
— Можно к вам?
— Привет, Джонни-лапочка. Входи. Джон повис на дверной ручке, его то вносило в комнату, то выносило в коридор.
— А вы уже завтракали? Мама сказала, что вы, наверное, еще спите.
— Я уже давно не сплю. Видишь ли, я когда-то чудом осталась жива и после этого стала плохо спать. Теперь даже самые мягкие постели для меня жестки.
— Ого! А как это получилось? Вы в машине разбились?
— Нет, не в машине, Джонни-лапочка, вовсе нет… Но входи же. От двери дует. Смотри, у меня есть виноград. Хочешь? Джон вскарабкался на постель.
— А вы что сегодня будете делать?
— Еще не знаю. Мне не сказали.
— Так я вам скажу. Утром мы пойдем в церковь, потому что мне все равно надо идти, потом пойдем посмотрим Громобоя, и я покажу вам, где мы прыгаем, а потом вы можете посидеть со мной, пока я обедаю, я ведь обедаю рано, а потом мы можем пойти в Брутонский лес, а няню можно не брать, она там только пачкается, вы посмотрите нору, где мы нашли лису, прямо на опушке леса, она еще от нас чуть не сбежала, а потом мы вернемся и будем пить чай в детской, и еще у меня есть граммофончик, мне его дядя Реджи подарил, он играет «Как папа гостиную клеил», а вы знаете эту песню? Бен знает, а еще я вам покажу свои книжки и картину: я нарисовал битву при Марстон-Муре.[15]
15
При Марстон-Муре 2 июля 1644 года состоялась битва между силами роялистов и Кромвеля.