Страница 4 из 6
Вернулись под бичом тем вечером ненастным
В загон моей души, как скопище грехов.
Мой неуемный страх растет во мгле морозной,
Где в мертвой тишине трубит о буре грозной
Старейший изо всех жестоких пастухов.
Из цикла "Города-спруты"
Скользящие в ночи (Перевод Ю.Александрова)
Ряды куртин и фонарей вдоль галерей,
В которых вьются так неторопливо
Шаги созданий, молчаливо
Несущих траур по душе своей...
На купола, на колоннады,
Воздвигнутые там и тут,
Отпугивая тьму, текут
Огней холодных мириады.
Пылает газ, и, как алмаз,
Вкрапленный в диадему ночи,
Любой светильник нежит очи,
Кого-то приводя в экстаз.
А круг воды в лучах голубоватых
Блестит, как днем,
И часть колонны, отраженной в нем,
Подобна торсу в медных латах.
Растут костры, как желтые кусты,
На площадях разбрызгав ртуть и серу,
Волшебной сделав атмосферу
И мрака раздробив пласты.
Громадный город блещет, словно море,
И волны электричества бегут
По всем путям, туда, где стерегут
Свое молчанье, с трауром во взоре,
Скользящие по грани темноты.
Они томятся, дожидаясь утра,
И держат в коготках из перламутра,
Как водоросли, сникшие цветы.
Скользят медлительно, влача воланы, рюши
И кружева, прикрывшие позор...
Они друг друга знают - с коих пор?
Взаимные, болезненные души.
Они плывут, как будто по ковру,
Вздымая перья шляп и рыжие шиньоны...
У них свои жестокие законы,
Полузабывшие пути к добру.
На пальцах, сжатых в горьком исступленье,
В их перстнях дорогих под сенью галерей,
Подобные глазам ночных зверей,
Играют камни, пряча преступленье.
А их глаза ушли под бледный лоб.
Лишь иногда, безмолвной сватке рады,
Они так яростно вперяют взгляды,
Как будто гвозди забивают в гроб.
Но лбы - как белые повязки
На мыслях раненых. А губы - два цветка,
Что на воде качаются слегка
И сходятся почти без ласки.
Глаза понурые глядят,
Пустые, в пустоту без бога,
Хоть в сердце пламя и тревога,
И звон его - набат.
Я знаю женщин в траурных одеждах,
Но в туфельках нарядно-золотых;
А в косах, черных и густых,
Сверкает серебро, и на былых надеждах
Поставлен крест, и колкий остролист
Их диадема. Траур тот, однако,
Креп овдовевших без мужей, без брака,
Избравших путь, который лишь тернист.
И здесь, в ночи, глухой порой бесстрастья,
Наедине с трагической судьбой,
Они постигли все и плачут над собой,
Держа в руках ключи потерянного счастья.
Вдоль галерей, сверкающих, как млечный
Холодный путь, когда кругом - ни зги,
Скользят бесшумные шаги
Несущих траур бесконечный.
Из цикла "Лозы моей стены"
Осенний вечер (Перевод А.Ибрагимова)
Как серый мрамор - тучи. В гневе
Неистовствует вышина.
"Эй, берегись, луна!"
Просторы - в лоскуты, в куски,
И слышит ухо, как смеются глухо
И глухо плачут от тоски
Деревья.
"Эй, берегись, луна!"
Твой хрупкий, твой хрустальный лик
В пруду растрескается вмиг,
Захлестнут будет желтой мутью.
Деревья гнутся, словно прутья.
В разбойной удали, неукротим и рьян,
Срывает с крыш солому ураган.
Сегодня осень с ветром льнут друг к другу.
"Эй, берегись, луна!"
Куда не кинешь взгляд,
Неловок и тяжеловат,
Ласкает ветер, сельский хват,
Свою рыжеволосую подругу.
"Эй, берегись, луна!"
Ты, среди сонма звезд витая,
Плывешь, как Дева Пресвятая:
Тебя отвергнул этот мир,
Где ветер с осенью справляют брачный пир
И где от дрожи их, от криков их истомных
В чащобах темных
Раскачиваются тела
Стволов, раздетых догола.
Блуждают в рощах своры алчных псов.
И по полям несется, точно зов,
Тяжелый запах, запах тленья.
Все яростнее буря вожделенья
В природе исступленной. Быть беде!
На юге и на севере - везде
Бушует ветер, в страсти жаркой
Сплетаясь с осенью-дикаркой.
"Эй, берегись, луна!"
По-волчьи воют псы без сна.
Из цикла "Многоцветное сияние"
Мир (Перевод В.Брюсова)
Мир состоит из звезд и из людей.
Там, в высоте,
Спокон веков, таинственно далеких,
Там, в высоте,
В садах небес, роскошных и глубоких,
Там в высоте,
Вкруг солнц, бесчисленных и сходных
С огнистым улеем, там, в высоте,
В сверкании пространств холодных,
Вращаются, впивая дивный свет,
Рои трагических планет.
Неведомо когда,
Как рою пчел, им жизнь дала звезда,
И вот они летят - пылинки мира
Среди цветов и лоз, в садах эфира;
И каждая из них, свой вечный путь чертя,
Сверкая в тьме ночной, а днем в лучах сокрыта,
Уйдя далеко, вспять бежит своей орбитой
И к солнцу-матери влечется, как дитя.
Там, в белой немоте, есть строй непоколебимый
В движенье яростном тех золотых шаров
Вокруг костра огня, вокруг звезды родимой,
В круговращении неистовом миров!
Что за чудовищность бессчетных порождений!
Листва из пламени, кустарник из огней,
Растущий ввысь и ввысь, живущий в вечной смене,
Смерть принимающий, чтоб вновь пылать ясней!
Огни сплетаются и светят разом,
Как бриллианты без конца
На ожерелье вкруг незримого лица,
И кажется земля чуть видимым алмазом,
Скатившимся в веках с небесного лица.
Под цепким холодом, под ветром тяжко влажным
В ней медленно остыл пыл буйного огня;
Там встали цепи гор, вершины леденя;
Там ровный океан взвыл голосом протяжным;
Вот дрогнули леса, глухи и высоки,
От схватки яростной зверей, от их соитий;
Вот буря катастроф, стихийный вихрь событий
Преобразил материки;
Где бились грозные циклоны,
Мысы подставили свои зубцы и склоны;
Чудовищ диких род исчез; за веком век
Слабел размах борьбы - ударов и падений,
И после тысяч лет безумия и тени
Явился в зеркале вселенной человек!
Явился господином,
Меж всех земных существ единым,
Стоявшим прямо, к небу поднимавшим очи.
Земля, ее и дни и ночи,
Пред ним распростирала круг
С востока к западу и с полночи на юг,
И первые полеты первых мыслей
Из глуби человеческой души