В горах Таврии

— Пришел на третий день в Камышлы… Пусто. Нашел пепел от костров. Вот по следам и плутал двое суток. Харчишек не было… да и одежонка неважная… Потом и след потерял. А сегодня уж отчаялся, шел, сам не зная куда. Решил или вас найти, или умереть в лесу, а без вас в деревню не возвращаться. Шел да шел, пока твой парнишка не остановил. А дело большое к тебе привело, народное. Слушай…

Командование Бахчисарайского отряда долго думало, что делать. И в это самое время в отряд пришел новый комиссар района Захар Федосеевич Амелинов. Он внимательно выслушал старика, пожал его маленькую руку и сказал:

— Мы пойдем в деревню.

Отряд вышел в Лаки. Старик радовался и не отходил от Македонского.

Темной ночью отряд расположился в двух километрах от Лак.

Ночью к Спаи постучались.

— Кто там?

— Это я, Григорий Александрович.

— Господи, вернулся! — Спаи впустил старика и еще двоих.

— Принимай гостей, — старик пропустил вперед закутанного в плащ-палатку широкоплечего человека.

— Здоров, председатель!

— Македонский?! Ай да молодец… Дай-ка разгляжу…

Македонский и Спаи знали друг друга мало, иногда виделись только на районном партактиве, но как же обрадовались они этой встрече!

Спаи рассказал о положении дел в селе, об угрозе фельдфебеля, о наложенной контрибуции.

— А если мы женщин, детишек, стариков отправим в разные деревушки за Бахчисарай? Там у многих родственники, а тут оставлять людей нельзя. Всякое может быть. Ты, председатель, дашь пропуск. А остальной состав пойдет к партизанам, — предложил Григорий Александрович.

— Это правильно, но время! Срок ультиматума кончается, — волновался Спаи.

— Да собери им несколько коров похуже, на первый раз. Надо их успокоить, пока мы основное дело решим, — предложил комиссар Амелинов.

Так и решили.

Македонский, уходя, спросил:

— Как у вас народ, всем можно доверять?

— Ну, Македонский, этого я от тебя не ожидал! Разве ты не знаешь наш народ? Чтобы такие люди, да что-нибудь, — обиделся Спаи. Даже старик строго посмотрел на Македонского.

— Ты что это, нам не доверяешь?

— Да что вы… Ну всякое бывает. Если бы не верил, не привел бы сюда отряд, — оправдывался Михаил Андреевич.

Македонский ушел из Лак с рассветом, за ним гнали в партизанский отряд стадо овец.

По пропускам, привезенным председателем из Керменчика, многие семьи покинули деревню, направляясь в разные стороны.

Дальнейшие события развернулись так.

Фельдфебель в обещанный день приехал, но не один. Вражеский офицер, бледный, моложавый, с хлыстом, и толстенький, напудренный румын в огромной четырехугольной фуражке осматривали деревню. Рядом шел Спаи и семенил Григорий Александрович с инвентарными книгами, потребованными фельдфебелем.

— Где хозяйство? — отрывисто спросил офицер на чистом русском языке.

— Вот в деревне все и хозяйство.

— А скот и все остальное?

— Скот угнали, так что ничего не осталось. Да не так уж много и было. Колхоз маленький, всего шестьдесят дворов.

— Вот что, председатель. Что такое колхозное хозяйство — знаю. Сам был агрономом в Фрайдорфе. Слыхал про такую колонию в Крыму? Мне нужна правда! — раздельно сказал немец.

— Скота нет. Вот я и приготовил, что мог, собрал у жителей, — сказал Спаи и показал на скотный двор, где стояли тощие коровы.

Немец молча обошел добротные постройки, загоны, осмотрел водопровод и электрическое оборудование на молочнотоварной ферме.

— Это отличное хозяйство, и оно вполне обеспечит румынскую часть, господин капитан, — обратился он к улыбающемуся румыну. Тот поддакивал, но, видно, ничего не понимал.

— Староста! Деревня будет кормить румынскую часть. Мясо, вино и все остальное, сено — лошадям. Ясно?

— Но, господин офицер…

— Молчать! Я знаю, что ты коммунист, но также знаю, что ты хозяин, — немного подумав, немец добавил: — И хороший хозяин. Если не хочешь болтаться на веревке — будешь делать. Да знай, нам известно, что большевики отсюда ничего не вывезли. Понятно?

Гитлеровцы уехали.

Ночью партизаны спустились в деревню. Для бахчисарайцев это была первая за несколько месяцев ночевка под крышей. Партизаны купались, стирали белье, брились. Каждая семья, каждая хозяйка старалась как можно лучше угостить дорогих гостей. Гармонист отряда Петя был нарасхват. Молодежь в клубе пела песни. А в это время специальные команды перегоняли колхозный скот в главный партизанский район. Это дело возглавил комиссар Амелинов. Лакские продукты пошли в котел Красноармейского отряда.

Через несколько дней в Лаки пришла первая небольшая румынская команда во главе с унтером-квартирьером. Румыны, грязные, усталые после декабрьского штурма Севастополя, плакали, ругали немцев и Антонеску, не замечая вооруженных людей, посещавших Лаки.

Но скоро в деревню пришла румынская рота во главе с приезжавшим ранее напудренным капитаном. Начались повальные обыски, разумеется, безрезультатные. Время врагом было упущено, все, что можно было, партизаны вывезли и спрятали в лесу. Офицер ругался, бил солдат, особенно унтера. Через несколько дней команда выбыла. А в дождливое серое утро на трех машинах прибыли каратели.

Колхозников согнали в клуб и стали допрашивать:

— Где скот? Почему пустые сараи? Куда ушел народ?

— Народа нет, он по всему Крыму разошелся. Разве их удержишь, — объяснял председатель.

Закусив нижнюю губу, немецкий офицер стоял перед Спаи, щелкая хлыстом по сапогу, смотрел в глаза председателю. Он только сейчас понял, что из себя представляет «бургомистр».

— Арестовать, — коротко приказал офицер и ударил хлыстом председателя.

Автоматчики окружили Спаи, Григория Александровича и еще двух колхозников и погнали по лесной дороге на Керменчик.

Бухгалтер шел рядом с председателем. За утесом скрылись Лаки, дорога круто повернула на Керменчик. Уже вдали виднелся серый минарет с ярко выкрашенным серпом.

— Непременно бежать тебе надо, Костя, — прошептал бухгалтер… — Я отвлеку врага, а ты отставай от меня.

— А вы? — с тревогой спросил Спаи.

— Иди, Костя, иди, — по-отечески сказал бухгалтер и незаметно пожал председателю руку.

Высота осталась позади, дорога начала спускаться в ущелье.

Старик закричал неожиданно, закричал таким диким голосом, что конвойные остановились оторопевши. Бухгалтер упал на тропу, вытянул руки вперед.

— А… а… а! Не убивайте… не убивайте! Я жить хочу, я старый человек.

Солдаты сбежались к старому, начали пинать ногами.

Возле Спаи остался один, да и тот смотрел, как бьется на земле «сумасшедший» старик.

Председатель ударил гитлеровца в живот и прыгнул в ущелье. Посыпались пули, одна прожгла Спаи плечо, но он все-таки ушел и к вечеру добрался до горы Татар-Ялга, где стоял пост бахчисарайцев.

В партизанском лагере было пусто. Пользуясь выгодным расположением отряда вблизи вражеских дорог, боевые группы ушли на операции. Михаил Андреевич сам встретил раненого Спаи.

— Что случилось? Что за стрельба?

— Беда, Македонский! Попались старик и два товарища, — чуть не плакал Спаи.

— Как?

Председатель рассказал. Македонский думал долго. В стойкости Григория Александровича и других колхозников он не сомневался. При всяких условиях они будут молчать. Можно не менять места стоянки отряда. Но надо их выручать. А как?

Партизанка Дуся тоже слушала рассказ Спаи и выжидающе смотрела на командира.

Дуся была очень смелой и боевой партизанкой. Но после гибели Константина Сизова — первого командира Бахчисарайского отряда — комиссар Василий Черный запретил Дусе участвовать в операциях. Бывало пошлют ее в деревню на разведку, прикажут идти без оружия. Дуся выполнит задание, но, возвращаясь, подкараулит где-нибудь фашиста, бросит припрятанную гранату и поднимет совершенно ненужный переполох.

— Дуся, ты что же это наделала? — не на шутку рассердится Македонский.

— А что? Я же разведку выполнила. А фашиста ухлопала в другом месте.