В горах Таврии

Все изменилось в эти дни и в нашем штабе. Нам прислали новое командование. Маленький, с аккуратно подстриженными усиками человек отрекомендовался:

— Начальник четвертого района капитан Киндинов.

Я его сразу узнал: это от него я в свое время получил назначение в штаб четвертого района. Как это было недавно и как уже далеко! Прошло только два месяца, а кое-какую партизанскую школу мы за это время уже прошли.

Был прислан и комиссар. Это был Захар Амелинов, тот самый представитель Центрального штаба, с которым я начал первый день лесной жизни. Он тепло пожал нам руки.

ГЛАВА ВТОРАЯ

В долине, сжатая двумя грядами высот, в пятнадцати километрах от Бахчисарая и в двадцати пяти километрах от Севастопольского фронта, приютилась маленькая деревня Лаки. Приветливая, чистенькая деревня славилась древностями. На высоком холме сохранились развалины старинной церкви. На табачных плантациях возле деревни в 1941 году нашли древние изображения на камнях и остатки старинных сооружений.

Но Лаки славились не только стариной. Здесь был один из богатых колхозов Крыма. Трудолюбивые люди жили счастливо. Выращивали табак, обрабатывали виноградники. Окружающие деревню сады давали богатые урожаи ароматных крымских яблок «розмарин», прекрасных груш «бера».

Деревня стояла вдали от больших дорог, и первые гитлеровцы появились со стороны татарской деревушки Керменчик[12] как-то неожиданно. Пробыли несколько часов, настреляли кур, выпили вина и ушли.

Но однажды в ясное декабрьское утро фашисты снова посетили Лаки. Вражеская машина остановилась у дома председателя колхоза Спаи.

— Деревня… партизан есть? — пискливо спросил толстый фельдфебель.

— Партизан нет, — ответил Спаи, высокого роста, черноусый, со спокойными светлыми глазами человек.

— Как нет? Колхоз — миллионер и… нет партизан?

— Колхоз был хороший, а партизан нет.

Немец в сопровождении полицая обошел добротные постройки колхоза, заглянул в дома колхозников, в школу, в клуб, парники и даже в сад. Он все осмотрел внимательно, по-хозяйски, приговаривая:

— Гут, гут… хорошо. Зер гут!

Остановились у правления колхоза.

— Вы есть кто? — спросил фельдфебель.

— Колхозник.

— Это председатель колхоза, — разъяснил полицай.

— Глаз умный, хозяин гут. Да?

— Мы все хозяева. Добро свое же.

— Нет, колхоз плохо. Ты не хозяин. Да?

Спаи молчал.

— Ты будешь староста. Понимаешь? Бургомистр!

— Я человек больной, куда уж мне в начальниках ходить…

— Нет, ты есть назначенный немецким командованием староста. Саботаж фьют! — щелкнул пальцами перед носом Спаи фельдфебель и, указывая на холмы, покрытые мелким кустарником, спросил: "Там партизан есть?"

— Нет. Партизан там, — полицай указал рукой на синеющие вдали горы.

Фельдфебель вынул блокнот, что-то торопливо записал. Гитлеровцы уехали.

…Бухгалтер колхоза Григорий Александрович в коричневом пиджачке, в измятой фуражке, бледнолицый, с маленькой реденькой бородкой, в последние дни не покидал правления колхоза. Он что-то усердно считал, пересчитывал, ворочал старые конторские книги.

После отъезда фельдфебеля он подхватил подмышки счеты, плотную конторскую книгу и постучался в дом председателя.

Спаи встретил бухгалтера неприветливо, он не особенно доверял ему и терялся в догадках: "С чем же он пришел?"

Сели за стол, выпили по стакану сухого вина, поговорили об обыденных и незначительных делах. Председатель чувствовал некоторую робость бухгалтера и сам задал вопрос:

— Выкладывайте, что вас привело сюда?

— Ты подсчитывал, сколько добра осталось в колхозе? — спросил у него Григорий Александрович.

— Вы бухгалтер, вы и должны подсчитывать.

— С колхозным добром так не поступают! — смелее сказал бухгалтер. — Придут фашисты и все вчистую подберут, — он поставил перед председателем счеты и с профессиональной привычкой кривым узловатым пальцем начал пощелкивать косточками… — Считай. Первым делом табак. У нас на балансе двадцать тонн «дюбека», в производстве это двадцать миллионов штук первоклассных папирос. Вкруговую — на пять миллионов рублей, — Григорий Александрович резко стукнул по косточкам. — Вина на миллион да скота по нынешним ценам тоже на миллион, а всего добра на десять миллиончиков набирается! — крикнул бухгалтер и прямо посмотрел на председателя.

— Десять миллионов! Как-то по-чудному вы считаете, — улыбнулся Спаи, все еще не понимая, к чему клонит старик. — У нас и на один миллион добра не наберется.

— Считаю я по-государственному, а только, как я есть колхозный бухгалтер, то не позволю, чтобы добро пропало. Ты человек партийный, сам соображай.

— Да что же вы-то предлагаете? — уже с волнением спросил Спаи.

— Табак у нас в шнурах и сушилках. Не годится. Его надо затюковать да подальше спрятать. Вино из чанов перекачать в бочки и замуровать в пещере… Да что я, хозяин, что ли? — спохватился бухгалтер и сдвинул очки на самый лоб.

"Неужели это тот самый Григорий Александрович?" — с удивлением смотрел на старика председатель.

В мирное время бухгалтер вел замкнутый образ жизни, не проявлял большого интереса к общественным делам и только тогда был придирчив, когда нарушался конторский порядок.

— За совет спасибо, — от души поблагодарил Спаи.

— Правление соберешь или по-иному решать будешь?

— Конечно, правление. А доклад сделаете вы, хорошо?

— Сделать можно, — к удивлению председателя согласился бухгалтер и, захватив с собой счеты, конторские книги, вышел.

Ночью в просторной квартире председателя собрались три члена правления и Григорий Александрович. Пока Спаи обходил село — он это делал ежедневно, выставляя колхозников на неприметную охрану, — в комнате шел разговор о приезде фельдфебеля, о боях под Севастополем. Здесь же поругивали друг друга за то, что не успели вовремя эвакуировать добро.

Григорий Александрович сидел в сторонке, в разговоре не участвовал. Он был аккуратно причесан, подтянут и весь наполнен какой-то торжественной решимостью.

Пришел Спаи и открыл внеочередное заседание правления. Председатель сразу же дал слово бухгалтеру.

— Вот вы о колхозном добре говорили, ведь над нами беда висит. Фашисты не оставят нас в покое, дочиста обдерут… Что же делать?.. Я так думаю: работать, день и ночь работать. Табак — перебрать и затюковать. Вино перелить и спрятать.

— На кого работать будем? — громко спросил завхоз колхоза, молчаливый, вечно насупившийся человек.

— На себя, на наше Советское государство, — не задумываясь ответил Григорий Александрович.

Правление одобрило план колхозного бухгалтера.

Зима заглянула и в Лаки. Ранним утром серой массой с гор сползали туманы и окутывали деревню.

Колхозные вестовые с первыми зорями оповещали людей о выходе на работу.

Колхозники сопротивлялись:

— На фашистов работать не пойдем, вы что — ошалели?!

— Работать по приказу советской власти.

На следующий день стар и мал спешили в бригады.

…Григорий Александрович по-прежнему засиживался за своим рабочим столом. К вечеру в контору забегал Спаи. Проделав немалую дорогу пешком по бригадам, он садился рядом с бухгалтером, покуривая цигарку, вчитывался в цифры.

— Значит, дело идет к концу. С табаком, считай, справились.

— А скот, картошка, вино? Все надо к рукам прибрать, — напоминал бухгалтер.

— Есть у меня одна думка, — осторожно сказал Спаи. — Слыхал про партизан? Трудно им, предатели базы их выдали, в горах голод…

— Знаю, и меня эти мысли тревожат, — как что-то обдуманное сказал старик. — Вчера я в Шуры ходил, там свояченица живет, учительница. Кое-что про партизан рассказала.

— Да, надо в горы своего человека послать, — подумав, сказал председатель и значительно посмотрел на бухгалтера. Тот молча кивнул головой.

Вскоре Спаи получил от немецкого коменданта из Керменчика предписание, адресованное ему, как немецкому бургомистру. Комендант предлагал направить на ремонт дорог пятнадцать колхозников. Этот приказ привезли фашисты с одним погоном на черных шинелях — эсэсовцы.

12

Теперь с. Высокое.