Атлантический океан

В начале этой книги мы видели, как разведчики нефти устанавливают буровые вышки по всей прибрежной полосе Атлантического океана. Выгоды, получаемые от этих разработок, точно неизвестны, но они, должно быть, немалые, если судить по той решимости, с какой нефтяные компании вкладывают в них капиталы. О величине этих капиталовложений мы уже говорили. Помимо нефти американцы извлекают еще из Атлантического океана – не из его недр, а прямо из воды – бром и магний. Американские и европейские химики упорно пытаются найти рентабельные способы добычи кальция, калия, фтора, лития, железа, цинка, меди, вольфрама, урана, содержащихся в морской воде.

Воды океана содержат также золото, и, разумеется, этот металл привлекает внимание изыскателей в первую очередь.

Один кубический километр морской воды содержит четыре килограмма золота. В водной массе океанов заключены тысячи тонн золота. Почему же не пытаются извлечь его?

После первой мировой войны немецкий химик Фриц Хабер попробовал это сделать. Он был известен как изготовитель взрывчатых веществ из азота воздуха, и его соотечественники, испытывая в то время экономические трудности побежденной страны, думали, что добываемое в море золото разрешит все их проблемы. Четыре года плавал Хабер на специально оборудованном судне «Метеор» и получил золото из морской воды. Себестоимость его была в пять раз выше цены на золото.

Однако Атлантический океан содержит в себе определенное количество золота, которое может обогатить его искателей. Димитрий Ребиков – о нем мы уже упоминали, он открыл древний порт под водами океана у Багамских островов – провел тщательное исследование испанских галионов, потонувших в XVII веке в Карибском море. Французское телевидение показывало его водолазов, достающих со дна моря драгоценности и монеты тех времен.

«Лакомый кусочек», еще нетронутый в этих местах, – по крайней мере в тот момент, когда писались эти строки, – представляют останки четырнадцати груженных золотом галионов одной из испанских «Золотых флотилий», потерпевших кораблекрушение в 1643 году во время урагана. К некоторым из этих затонувших галионов трудно подобраться, так как они покрылись песком, заросли кораллами, окаменели. Однако постоянное совершенствование водолазного дела позволяет думать, что большая часть затонувших сокровищ Атлантики, которые питали столько грез и стоили жизни немалому числу искателей, будут постепенно, одно за другим, подняты на поверхность. В настоящее время выгода от этих операций делится, как и в добыче нефти, между предпринимателем и прибрежной страной.

Атлантический океан с его самым древним в мире и самым оживленным судоходством, с густой сетью пролегающих над ним воздушных трасс на протяжении веков скорее связывал людей, чем разъединял их. Источник пищевых ресурсов и промышленной энергии, создавший со своим Гольфстримом нашу цивилизацию, он одарял нас и продолжает одарять еще одной формой энергии, самой, быть может, драгоценной: той энергией, какую обретают отважные люди, отправляясь помериться с ним силами.

«СВОБОДНЫЙ ЧЕЛОВЕК, ЛЮБИТЬ ВСЕГДА ТЫ БУДЕШЬ МОРЕ!»[37]

Как утверждают некоторые испанские летописцы Средних веков, на одном из пляжей кантабрийского берега появился будто бы в те времена «чудной красный человек», приплывший один в «долбленом дереве», то есть, очевидно, в пироге. Описание этого человека очень подходит к индейцу Америки. Был он совсем обессилен и его немедленно повели не к врачу, а к епископу. Там он сразу и скончался, пробормотав какие-то непонятные слова.

Откуда он прибыл? Занесло ли его пирогу ветрами и течениями? И каким чудом он остался жив? Если предположить, что это не выдумка и что красный человек покинул свой далекий берег по доброй воле, то его можно считать предшественником всех одиночных мореплавателей, победителей Атлантики, во всяком случае одним из самых древних.

Во все времена существовали люди, желавшие сразиться один на один с океаном, схватиться с ним, так сказать, врукопашную. Многие отправлялись в море и пропадали там без вести. Только спустя четыре столетия после того, как этот странный красный человек приплыл к испанскому берегу, можно с уверенностью назвать первого, кто в одиночку пересек Атлантический океан.

В 1876 году моряк американского рыболовного судна Альфред Джонсон, предки которого были выходцами из Ливерпуля, в ознаменование сотой годовщины независимости Соединенных Штатов решил один переплыть Атлантику. Постоянно рыбача на банках Ньюфаундленда, он имел собственную пятиметровую лодку без палубы, без киля, которую он сообразно с датой назвал «Сентениел», т. е. «Столетие». Он смастерил палубу в своей плоскодонке, приделал киль, взял балласт, оснастил парусами; косой грот, штормовой фок, кливер и дополнительный прямой парус, который поднимают при попутном ветре. На первый взгляд парусов было слишком много, но их поверхность, вероятно, соответствовала тоннажу лодки. Навигационные инструменты: компас и лаг.

18 июня 1876 года Джонсон, нагрузив лодку продовольствием и пресной водой, вышел из Глостера, штат Нью-Джерси, а через десять дней отплыл окончательно из Шейк-Харбор в Новой Шотландии. Погода сначала была благоприятной и даже отличной, потом ветер стал свежеть. 7 июля захлестнувшей лодку волной намочило продукты, которые не поместились в крохотном трюме. Их пришлось выбросить и урезать ежедневный рацион. 15 июля Джонсон встретил турецкий трехмачтовик и справился о координатах места: они почти в точности совпадали с его собственными, полученными по счислению. Опыт морского рыболовства не прошел для него даром.

Несколько слов о счислении. Плавать по счислению значит наносить на карту последовательные курсы, принимая в расчет отклонения компаса, ветры и течения. Счислимое место будет находиться в конце этих проложенных друг за другом курсов.

2 августа: шквальный ветер. Джонсон убрал паруса, снял мачту, бросил маленький плавучий якорь, проверил крепления балластин и решил вытянуться в лодке в ожидании затишья. Ждать ему пришлось недолго, волна опрокинула лодку.

Покувыркавшись на волнах, лодка снова пришла в нормальное положение и Джонсону наконец удалось попасть в нее после двадцати минут купания, которые показались ему вечностью, так как волнение на море все усиливалось. Лодка была наполовину залита водой, и ему пришлось вычерпывать ее несколько часов.

– Теперь все мои продукты пропитались водой. Я разложил их на палубе, но в это время начался проливной дождь. У меня осталось лишь несколько хорошо запаянных банок с консервами.

7 августа вновь выглянуло солнце и вместе с ним показался бриг, название которого сверкало в солнечных лучах большими медными буквами: «Альфредон». Через борт перегнулся капитан, оказавшийся англичанином.

– Вид у вас довольно усталый, мой мальчик. Поднимайтесь-ка на судно. Мы подтянем и вашу лодку, если она вам дорога.

Задрав голову, Альфред Джонсон смотрел на мощный борт брига, на лица матросов над ним. В какой чудесной безопасности казались ему эти люди. Да ведь и проплыл он уже вполне достаточно.

– Нет, спасибо, – покачал он наконец головой. – Я остаюсь на своем судне.

Его судно, эта маленькая лодочка! Он согласился принять от них только продукты и пресную воду и долго следил взглядом, как удаляется бриг с его пирамидами красивых прямых парусов на двух высоких мачтах. Вскоре произошла еще одна встреча, на этот раз с итальянским парусником «Принц Ломбарде». Джонсон справился о координатах, которые опять совпадали с его счислением, и тут же прикинул, что до берега ему остается всего несколько дней. И действительно, 10 августа он причалил в маленьком уэльском порту Абенкастель.

В какой бы порт ни прибыло судно, оно должно пройти через все формальности. Хотя судовые документы Джонсона несколько раз подмокали, их все еще можно было прочесть. И они свидетельствовали, что «Сентениел», порт приписки Глостер, действительно отплыл из Шейк-Харбор (Новая Шотландия) 25 июня 1876 года и нигде не делал остановок. Новость эта быстро распространилась, и Альфреда Джонсона торжественно водили из одной таверны порта в другую. Но он решил добраться до Ливерпуля, родины его предков, и снова вышел в море. В Ливерпуль он приплыл 17 августа, и там тоже моряки порта устроили ему торжественную встречу, но Ливерпуль был уже большим портом и большим городом, однако ни один журналист не подумал написать заметку о капитане-матросе «Сентениела». Мир не узнал о его подвиге. Джонсон вернулся домой и снова занялся рыбной ловлей на банках Ньюфаундленда. Дата его смерти никому не известна. В 1930 году его еще встречали в Глостере. Было ему тогда восемьдесят лет и он совсем недавно перестал командовать своей рыболовной шхуной, которую сумел приобрести тяжелым и упорным трудом. Когда с ним говорили о его плавании через Атлантику, он отвечал с веселым смехом, что для него это как воспоминание об отпуске – единственном отпуске, какой он мог позволить себе за всю свою долгую жизнь.

37

Строка из стихотворения «Человек и море» французского поэта Шарля Бодлера (1821-1867).