Страница 29 из 41
— И с Брилом тоже?
— Да. Брил не был знаком ни с Фрэном, ни с другими моими театральными друзьями... Поэтому я и решилась воспользоваться его услугами... А Фрэн, наверное, был связан с уголовным миром, только я об этом не знала.
— Очевидно, посредничал в разных махинациях. И устраивал этому Дебю разные темные делишки.
— Не знаю, что он устраивал Дебю, но мне он устроил крупную неприятность. — Она села на диванчик для двоих, из коробки на кофейном столике взяла сигарету и закурила. — Знаете, все же он не случайно пошел на связь со мной, — сказала она ровным голосом. — Он знал, кто такой Картер и что близкое знакомство со мной может пригодиться. Тем более если удастся меня скомпрометировать.
— Флэксфорд и ваш муж — они встречались?
— Встречались раза два или три, когда мне удавалось вытащить Картера на премьеру или на вечеринку. Муж увлечен своими монетами, а я люблю театр. Уверяю вас, это совсем недорогое удовольствие, если говорить о небольших труппах. Вы тешите свое тщеславие, видя свое имя в списке спонсоров, вы получаете возможность заглянуть за кулисы и польстить себе мыслью, что вы тоже причастны к творческому процессу. И все это всего за двести долларов. А каких людей там встречаешь!
Дарла отнесла пустые бокалы в кухню. Подозреваю, что она успела еще хлебнуть там из бутылки: когда она вернулась, черты ее лица смягчились, а движения стали увереннее.
Я спросил, когда Флэксфорд продемонстрировал ей содержимое шкатулки.
— Недели две назад. Тогда я только четвертый раз была у него дома. Обычно мы встречались здесь. Я вам неправду сказала. Это моя квартира. Уже несколько лет снимаю. Так удобнее...
— Да, это большое удобство — иметь вторую квартиру.
— Очень большое. — Она затянулась сигаретой. — Конечно, он приглашал меня к себе. Иначе как бы он сделал фото и записи на магнитофоне. А последний раз позвал, чтобы продемонстрировать свое «творчество» и выставить условия.
— Он хотел, чтобы вы уговорили мужа прекратить расследование деятельности Дебю.
— Да, я вам уже сказала.
— А вы не могли этого сделать?
— Чтобы Картер отказался от своей идеи? — Она рассмеялась. — Вы сами знаете, мистер Роденбарр, какой он, мой муж. Помните, как вы хотели всучить ему взятку?
— Еще бы не помнить!.. Но вы сказали Флэксфорду, что не можете повлиять на мужа?
— Естественно. И знаете, что он заявил? Что дает мне шанс самой решить проблему. Ради нашей дружбы. Ничтожество! — Она скрипнула зубами. — И еще добавил, что, если я не нажму на мужа, он сам придет к нему. С угрозой размножить фотографии и разослать всем знакомым и в прессу.
— Как бы реагировал на это Картер?
— Трудно сказать. Одно ясно: он не допустил бы, чтобы эта порнография попала кому-нибудь на глаза. Супруга Картера Сандоваля — низкая развратница? Нет, это невозможно! Как невозможна стала бы и наша дальнейшая совместная жизнь. Не знаю конкретно, как бы он поступил. Возможно, выкинул бы и какой-нибудь драматический номер. Например, оставил записку с подробным изложением дела Дебю — Флэксфорда, а потом выпрыгнул из окна.
— Может быть, он мог попытаться убить Флэксфорда?
— Кто, Картер? Никогда в жизни!
— Но он бы расценил этот акт не как убийство. Она сощурила глаза.
— Не могу себе этого вообразить. Кроме того, он же был со мной в театре.
— Весь вечер?
— Дайте вспомнить... Мы пообедали, потом поехали в Нижний Манхэттен...
— Вы все время были вместе?
Она заколебалась.
— В тот вечер перед началом спектакля показывали небольшую экспериментальную работу Гулливера Шейна, предназначенную для сцены в зале. Не думаю, что вы знакомы с его творчеством.
— Не знаком. А Картер?
— Что — Картер?
— Он не был на этой экспериментальной пьесе, угадал?
Она кивнула:
— Он высадил меня у театра, а сам поехал искать, куда поставить машину. Представление начиналось в половине девятого. В фойе я еще успела выкурить сигарету. Значит, мы подъехали к театру в восемь двадцать. Он никак не мог найти место для парковки. Было одно, около пожарного гидранта — в Нижнем Манхэттене на это смотрят сквозь пальцы. Но он такой добросовестный, просто противно.
— То есть он опоздал к началу?
— Если вы не заняли свое место до того, как гаснет свет, то вам приходится сидеть в заднем ряду. Да, во время показа пьесы Шейна его рядом со мной не было. Но он говорил, что видел почти всю. А в девять часов, самое позднее, в четверть десятого, он уже сидел рядом со мной. Так что у него просто не было времени слетать в Верхний Манхэттен, убить человека и спокойно вернуться назад. Или я не права?
— Я ничего не говорю.
— И вообще Картер не знал о Фрэне. Фрэн еще не был у него, это абсолютно точно. Он дал мне срок — до конца недели... Кроме того, Картер не стал бы колотить по голове чем попало. Он наверняка стрелял бы из револьвера.
— Она все еще у него, эта пушка?
— Да. Ужасная штука, правда?
— Вам она кажется ужасной. А каково человеку, на которого наставлен такой ствол?.. Ну, хорошо. Допустим, что Картер не планировал убийство заранее. Допустим, они встретились в городе. Флэксфорд показал ему фотографии, и Картер действовал под влиянием минуты. Револьвера у него с собой не было...
Я умолк, ибо это выходило за границы вероятного. Мало того, что такое поведение совсем не в духе Сандоваля. По такой абсурдной логике Флэксфорду зачем-то понадобилось настаивать на встрече в поздний час и надеть для этой цели халат. И еще. Если уж такой человек, как Картер Сандоваль, и совершит убийство в приступе слепого гнева, во что почти невозможно поверить, то, опомнившись, он незамедлительно сдастся в руки полиции, чтобы понести заслуженное наказание.
— Бред собачий, Картер никого не убивал.
— Я тоже так думаю. Это совершенно невероятно.
— Хорошо, вернемся к шкатулке, — сказал я. — Мы должны ее разыскать. Вам нужно заполучить фотографии и пленки. А я хочу узнать, что еще спрятано в шкатулке, помимо фотографий и пленок.
— Вы думаете, там еще что-нибудь есть?
— Должно быть. Кроме вас и вашего мужа, карточки и записи никому больше не нужны. Вы оба не причастны ни к убийству, ни к налету на мое жилище. Следовательно, в шкатулке находится что-то такое, чем интересуется третье лицо. Мы скорее выйдем на охотника, если узнаем, за чем он охотится.
Она начала было что-то говорить, но я остановил ее. В голове у меня начала наклевываться новая идея. Я взял бокал с виски, но не стал пить и поставил его обратно. На сегодня хватит, Бернард. Впереди у тебя работа.
— Деньги, — сказал я.
— В шкатулке?
— В шкатулке тоже могут быть деньги. Но я не о том. Вы хотели заплатить мне четыре тысячи долларов. Они у вас есть?
— Есть.
— Дома?
— Представьте себе, здесь. А что?
— Еще можете достать?
— Могла бы. Две-три тысячи через несколько дней.
— Нет, откладывать нельзя. Ваши четыре и мои пять — получается девять. Вас не удивляет, как я оперирую в уме такими суммами? Девять тысяч долларов — это неплохо. Десять тысяч еще лучше. Не могли бы вы раздобыть в ближайшие два часа еще тысчонку? Если хорошенько подумать?
— Кажется, могла бы. Дайте сообразить, к кому обратиться... Да, могу занять тысячу. Но зачем?
Я достал из своего матерчатого чемоданчика книги. Гиббона отдал Дарле Сандоваль, а Барбару Тахман и пособие по пчеловодству оставил себе.
— Примерно через каждые тридцать страниц, — говорил я, перелистывая боевик, — вы находите две склеенные страницы, разъединяете их... — я сопроводил слова делом, — ...и обнаруживаете сотенную бумажку.
— Где вы достали такие книги?
— На Четвертой авеню. Только «Выстрелы в августе» присланы клубом «Лучшая книга месяца». А вы думали, я их украл? Нет, это моя заначка на черный день. Деньги, может, и краденые, зато книги на кровные куплены. Их и драли, и трясли, но секрета они не выдали. Беритесь за работу. Вдвоем мы быстрее вытащим деньги.