Взломщик в шкафу

— А что ты собираешься делать, Берни?

— Разыщу кого-нибудь.

— Кого именно?

— Пока не знаю. Сначала еще надо ее найти.

— Это женщина? Как же ты ее найдешь?

— Буду искать увлеченную «зеленым змием» женщину в весьма фривольном баре.

Бар назывался «Реанимация». На фирменных салфетках были забавные рисунки — медицинский юмор. Я запомнил только один сюжет: Флоренс Найтингейл[3] спрашивает ухмыляющегося хирурга, что ей делать с ректальными термометрами. Рекламировались рецепты эксцентричных коктейлей: «Этер Физ», «1-5 Особый», «Посмертный» — по два-три доллара за штуку. На стенах развешаны, как попало, хирургические шины, хирургические маски и прочая бутафория.

Вопреки всем ухищрениям бар явно не привлекал медиков. Он помещался на первом этаже кирпичного здания на Ирвинг-плейс, в нескольких кварталах от Греймерси-Парк, слишком далеко к западу от госпиталя, и завсегдатаями были те, кто жил или работал поблизости. В баре господствовал фривольный дух. Если бы не эта фривольность, он бы вылетел в трубу.

Фрэнки, одна из завсегдатаев, пила так много, что была для «Реанимации» своего рода якорем спасения. Коктейль «Стинжер» (виски и мятный ликер со льдом) — вещь серьезная. А парочка «Стинжеров» в четыре часа дня ежедневно доконает любого.

Я не сразу попал в «Реанимацию»; заехал домой, потом взял такси и добрался до района Восточных Двадцатых улиц, а уж потом прошелся по барам. Правда, сначала я зашел в маленькую гастрономическую лавку на Лексингтон-авеню и купил миниатюрную бутылочку импортного оливкового масла, которую, испытывая некоторую неловкость, осушил за углом. Я где-то прочел, что это помогает перед сильной выпивкой. Не самое приятное угощение, доложу я вам. Так вот, я посетил несколько баров на Лексингтон, прошел на Третью авеню, а уж затем вернулся и попал в «Реанимацию». В каждом баре я заказывал коктейль «Спритцер» с белым вином и пытался вызнать что-нибудь о Кристал Шелдрейк, но никто не поддержал разговора о ней. Двое парней были не прочь поговорить о бейсболе, а один старый дурак долго морочил мне голову своим Техасом.

Словом, я тратил время попусту, пока не встретил Фрэнки — высокую женщину с вьющимися черными волосами и угрюмым лицом с жесткими чертами. Она сидела в «Реанимации», потягивая «Стинжер», покуривая сигарету и мурлыча песенку. Наверное, она была моей ровесницей, но выглядела старше своих лет: «Стинжеры» сделали свое дело.

Я сразу понял: «Реанимация» — то, что мне нужно. Она наверняка была по душе Кристал, так же как и Фрэнки, ее завсегдатаю. Я подошел к стойке и заказал бармену с печальным, испитым лицом свой «Спритцер». Потом спросил Фрэнки, свободно ли место возле нее. Это было нахально с моей стороны, потому что, кроме нас, в дальнем углу бара сидели лишь двое — коммивояжеры с виду — и играли в шахматы. Но Фрэнки ничего не имела против.

— Присаживайся, братец, — сказала она, — можешь сидеть тут сколько хочешь. Если ты, конечно, не чертов дантист.

Ага!

— Я тебе скажу, кто она была, Берни. Она была соль этой хреновой земли, вот кто. Так ты, выходит, знал ее?

— Много лет назад.

— Много лет назад, верно. До того, как она вышла замуж! До того, как она вышла замуж за этого чертова убийцу-зубодера! Я уже зареклась: ни за что не пойду к этим негодяям, пусть хоть все зубы сгниют. Ну их к черту, верно?

— Верно, Фрэнки.

— А мне и жевать не хочется. Ну ее к черту, жратву всякую! Мне подавай только то, что пьется. Верно я говорю?

— Верно.

— Кристал была леди. Леди, с какой стороны ни посмотри, леди затраханная. Верно я говорю?

— Спрашиваешь.

— Разрази меня гром, верно. — Фрэнки поманила пальцем бармена. — Роджер, голубчик, еще порцию бренди и малость мятного ликера, идет? Чуточку, а то опять про дантистов, будь они прокляты, вспомню. Усек?

— Усек. — Роджер взял у нее бокал, достал чистый. — Бренди? Бренди со льдом?

— Бренди. Лед портит желудок. А еще он сужает сосуды, вены, артерии. А от мятного ликера заработаешь диабет. Надо бы мне бросить «Стинжеры», они моя погибель. А ты, Берни, так и будешь пить «Спритцеры» весь вечер?

— А почему бы и нет?

— Во-первых, содовая вода вредна. Пузырьки как попадут в вены, так голова идет кругом, кессонная болезнь начинается, как у тех, что не прошли декомпрессионную камеру. Всем известный факт.

— Никогда не слышал.

— Вот теперь услышал. К тому же вино портит кровь. Оно из винограда, а виноградный фермент ударяет в голову, и ты сразу хмелеешь.

— Бренди тоже из винограда.

Фрэнки взглянула на меня.

— Да, — сказала она, — но его дистиллируют, и бренди очищается.

— О!...

— Тебе надо бросить эти «Спритцеры», пока они тебе не навредили. Выпей что-нибудь другое.

— Пожалуй, стакан воды.

На ее лице отразился ужас.

— Воду? В этом городе? Да ты когда-нибудь видел увеличенные снимки того, что водится в нью-йоркской водичке из-под крана? Ей-богу, там полно хреновых червячков. Их только под микроскопом видно. Если пьешь воду без спирта — жди беды.

— О!...

— Дай-ка я взгляну на тебя, Берни. — Она попыталась сфокусировать на мне свои светло-карие с зеленым оттенком глаза.

— Шотландское, — заявила она непререкаемым тоном. — Родж, милый, принеси Берни шотландское со льдом.

— Я не уверен, Фрэнки, — вяло сопротивлялся я.

— Да что ты, ей-богу, заткнись и пей. Собираешься помянуть Кристал водой с червяками? С ума спятил? Заткнись и пей свое шотландское!

Мы выпили еще рюмку-две и по настоянию Фрэнки покинули «Реанимацию» и направились в бар «Жоан», неподалеку за углом. Бар был поменьше и освещен похуже. Там мы познакомились с Деннисом, владельцем гаража на Третьей авеню. Деннис пил ирландское виски с пивом, Фрэнки — коньяк, я же, по совету Фрэнки, лакал шотландское виски со льдом. Я сомневался в мудрости такого совета, но с каждой рюмкой сомнения улетучивались. К тому же я вспоминал про маленькую бутылочку оливкового масла, принятую вначале, и воображал, как масло растекается по всему желудку, а виски не может всосаться. Рюмка за рюмкой проскальзывает по хорошо смазанному желудку прямо в кишечник, и желудок даже не подозревает, что принимал спиртное.

И все же какое-то количество зелья в кровь проникало...

— Кристал все любили. Да вот хотя бы Денниса взять, к примеру, — сказала Фрэнки. — Деннис обожал Кристал. Верно, Деннис?

— Классная была девка, — подтвердил Деннис. — Зайдет, бывало, в бар, как солнышко осветит, любого спроси. А теперь пропала ни за что, вот ведь дьявольщина. Муж порешил?

— Он, дантист.

— Застрелил?

— Нет, заколол.

— Вот дьявольщина! — сказал Деннис.

Мы помолчали.

— А ну-ка еще по одной, — добродушно предложил Деннис, — налей и себе, Джимбо. Итак, бренди для Фрэнки, шотландское со льдом для моего друга Берни...

— Пожалуй, с меня хватит.

— Я плачу, Берни. Когда Деннис платит, никто не отказывается.

Деннис заплатил за всех, и все выпили.

В баре «Куриный зуб» Фрэнки сказала:

— Берни, познакомься с Чарли и Хильдой. Чарли, это Берни.

— Меня зовут Джек, — сказал Чарли. — У тебя, Фрэнки, навязчивая идея, что я — Чарли. Черт побери, ты прекрасно знаешь, что меня зовут Джек!

— Какого черта, — отмахнулась Фрэнки, — не все ли равно?

— Рада познакомиться, — сказала Хильда. — Берни, вы, конечно, страховой агент?

— Не какой-нибудь хреновый дантист, — сказала Фрэнки.

— Я — вор-медвежатник, — заявили от моего имени шесть-семь порций шотландского со льдом.

— Кто, кто?...

— Факт, — подтвердил Джек, или Чарли, а может быть, и Деннис.

— И что вы с ними делаете? — поинтересовалась Хильда.

— С кем?

— С медведями.

— Прячет их, а потом получает выкуп.

— Ну и как? Дело прибыльное?

— Господи, они еще спрашивают, какая прибыль может быть от медведей.

3

Найтингейл Флоренс (1820 — 1910) — самая знаменитая медицинская сестра в мире. В 1912 году Международный комитет Красного Креста учредил медаль ее имени.