Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 50 из 93

- Выходи! Знамена вперед!

Ночь была теплая, влажная. Огромный город словно вымер, ослеп, притаился. На улицах - ни конского цокота, ни горящих фонарей. Тишина. И мерный, нарастающий топот многих тысяч ног. По пути к нашей колонне присоединились рабочие других заводов. Пока шли по Петергофскому шоссе, то тут, то там раздавались песни, шутки, смех, но чем ближе подходили к центру, тем реже они слышались. По Невскому, непривычно тихому, с погашенными огнями, шли в грозном молчании.

У Литейного моста тишину прорезали одиночные выстрелы.

Красногвардейцы и бойцы моей группы отделились от колонны, растаяли в белесой мгле. Несколько минут спустя они возвратились, конвоируя трех юнкеров и какого-то типа в гражданском.

- Спокойствие, товарищи! - прокатилось по колонне. - Спокойствие... выдержка...

Строго соблюдая революционный порядок, рабочие колонны во главе с путиловцами приближались к Таврическому дворцу.

Солдаты Пулеметного и других полков, всю ночь простоявшие у дворца, расступились, пропуская путиловцев к главному входу.

Шел третий час ночи, когда в зале, где беспрерывно заседал Центральный Исполнительный Комитет Советов рабочих и солдатских депутатов появилась делегация путиловцев. Мы с Ванюковым вошли вместе с ними.

- Весь завод у Таврического дворца, - заявил представитель путиловцев. - Не разойдемся, пока десять министров-капиталистов не будут арестованы и Совет не возьмет власть в свои руки.

Чхеидзе, как всегда, отвечал уклончиво. Он заявил, что вопрос о новом составе Временного правительства будет рассмотрен, и тут же вручил делегатам решение Совета о запрещении демонстрации.

Берет Совет власть в свои руки или не берет?

Тысячи рабочих и солдат со всех районов столицы ждали недвусмысленного ответа на главный вопрос и не получили его.

Медленно стали растекаться толпы рабочих. Лишь к утру путиловцы отправились за Нарвскую заставу.

В эту ночь, самую неспокойную, самую тревожную после Февраля, революционный Петроград не спал. Мы, работники "Военки", непрерывно курсировали от Таврического дворца к ЦК партии, от ЦК партии - в полки, на заводы. В солдатском клубе "Правда" собрались делегаты Второй городской партийной конференции, активисты "Военки", представители фабрик и заводов, воинских частей. Непрерывно приходили и уходили люди: все торопились, распоряжения, справки давались на ходу.

Участники совещания обсуждали вопрос о создавшемся положении. Время от времени был слышен громкий бас Свердлова, спокойный и ровный голос Подвойского, гортанный, возбужденный - Серго. Последним выступил Сталин. Совещание приняло решение назначить массовую мирную демонстрацию в Петрограде на 4 июля под лозунгом "Вся власть Советам!".

Ночью отпечатали листовку с воззванием ЦК партии, Петербургского комитета и "Военки": "Товарищи рабочие и солдаты Петрограда! - говорилось в ней. - После того как контрреволюционная буржуазия явно выступила против революции, пусть Всероссийский Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов возьмет всю власть в свои руки.

Такова воля революционного населения Петрограда, который имеет право довести эту волю путем мирной и организованной демонстрации до сведения заседающего сейчас Исполнительного Комитета Всероссийского С.Р.С. и К. Д.".



Решение было принято, и все партийные звенья заработали четко, слаженно, быстро. Этому в значительной степени способствовали невозмутимое спокойствие, хладнокровие Якова Михайловича.

День предстоял трудный. В Петрограде в эту ночь шла усиленная мобилизация всех контрреволюционных элементов - от бывших жандармов, агентов охранки, громил-черносотенцев до министров-социалистов и соглашательских лидеров ВЦИК. Заручившись поддержкой Совета, Временное правительство дало указание командующему Петроградским военным округом генералу Половцеву любой ценой навести в столице порядок: "очистить" Петроград от вооруженных рабочих и солдат, арестовать большевистских лидеров, освободить особняк Кшесинской и занять его войсками. По личному указанию военного министра с фронта срочно перебрасывались в столицу "надежные" войска.

Обо всем этом мы узнали уже после драматической ночи, но почти все возможное и невозможное было своевременно предпринято.

В страшной суматохе, толчее, сутолоке Яков Михайлович спокойно - ничего не прочитаешь на его невозмутимом лице - выслушивал информации, сообщения, тут же молниеносно принимал решения, давал указания, ответы. Никакого копания, никаких колебаний. "Да! Нет! Решено. Договорились" - вот и весь разговор.

По инициативе Свердлова ночью из Петрограда отправился товарищ, которому предписывалось проинформировать Ильича о последних событиях и предпринятых партией мерах. Он же вместе с Дзержинским настоял на создании штаба при "Военке" по руководству демонстрацией. Штаб принял все возможные в тех условиях меры для охраны мирной демонстрации от контрреволюционных сил.

Всю ночь мы не смыкали глаз. А утром снова в путь. На всех митингах, где мы побывали 4 июля (в Измайловском и Петроградском полках, на Путиловском заводе), разговор шел об одном: о передаче власти Советам. Никаких других речей не было слышно. Соглашатели, как перепуганные крысы, забились в норы. На Путиловский мы выехали в 9 часов утра. Заводской двор, где ночью клокотал, пенился людской океан, был непривычно пуст и тих. Только мы возвратились с докладом к товарищу Подвойскому - он говорит: надо снова на Путиловский, куда отправляются Володарский и Косиор.

Мы выехали. Навстречу непрерывным потоком шли колонны рабочих, солдат и матросов. Со всех концов города мирные колонны стекались к особняку Кшесинскои. Все знали: там Ленин, ЦК, ПК.

По какой-то причине нам пришлось ненадолго возвратиться. Мы обрадовались, увидев на балконе Владимира Ильича. Еще не совсем здоровый, бледный, осунувшийся. Голос с хрипотцой. Стоя приветствовал он демонстрантов, призывая их к выдержке, стойкости, бдительности, выражая твердую уверенность, "что... лозунг "Вся власть Советам" должен победить и победит несмотря на все зигзаги исторического пути..."{92}.

В три часа дня путиловцы снова наводнили Петергофское шоссе. Во главе колонны - такого не было раньше - грузовики с пулеметами. Меня издали заметил и махнул мне рукой Петя Шмаков. Знакомые лица. Еще и еще. Это - все мои ученики. Я за них спокоен. Если что случится - инструктора своего не подведут.

Над головным автомобилем (в машине Антон Васильев и другие члены заводского комитета) красное знамя с лозунгом: "Вся власть Советам!" Алыми парусами плывут над колонной огромные полотнища-хоругви, призывающие не к смирению - к борьбе.

В колонне много детей. И это тоже новое. К демонстрации присоединились женщины, работницы.

Мы вышли на Садовую улицу, прошли старый Александровский рынок. Когда проходили через Сенную площадь, с церковной колокольни по толпе неожиданно полоснула пулеметная очередь. Женщины закричали, прижались к стенам домов, прикрывая собой детей. Люди заметались, началась паника. Красногвардейцы бросились на колокольню и стащили оттуда вооруженных людей. В одном из них рабочие узнали знакомого мясника и чуть не растерзали его на месте.

Провокаторов увели.

Человеческая лавина, грозная, но притихшая, настороженная, снова двинулась к центру. И вновь загремели выстрелы. Несколько человек упало. Я сразу определил: стреляют с угловой вышки дома, где помещалось общество "Проводник".

Я бросился к Пете Шмакову и показал на вышку. Он все понял с полуслова, припал к пулемету. Короткая очередь - вышка замолчала.

Не раз еще стреляли в этот день по путиловцам, но колонна, не отвечая на провокации, безостановочно двигалась вперед. А на Невском в это время контрреволюция распоясалась вовсю. Офицеры и юнкера, наемные убийцы в упор расстреливали мирных демонстрантов. 4 июля стало вторым "кровавым воскресеньем". Улицы столицы еще раз обагрились кровью рабочих, солдат, матросов. Колонны демонстрантов кольцом окружили Таврический дворец, где все еще заседали ВЦИК Совета рабочих и солдатских депутатов, Исполнительный Комитет Совета крестьянских депутатов. В зал заседаний были посланы представители от демонстрантов.