Страница 5 из 34
Маленькая, изящная, смуглая, с прекрасными черными волосами и огромными карими глазами. Она скромно стояла, вся в прозрачных кружевах, пока кто-то не крикнул: «А сейчас нам станцует Китти Базерян». Заиграл ресторанный оркестрик, и она вспорхнула на импровизированную сцену, кружась в зажигательном танце.
Потом я нашел ее в баре, уже в юбке и свитере.
— Александра Великая, — я поклонился.
— Кто вам сказал? Они обещали этого не говорить.
— Я вас узнал.
— Правда?
— Я видел вас в «Новой жизни». А еще раньше в «Порт-Саиде».
— И вы сразу меня узнали?
— Ну конечно. Я, правда, не подозревал, что Александра Великая — армянка.
— Сейчас умирающая от голода армянка. Еды не подадут?
— Еда испортит Оуэну имидж.
— Наверное, мы обязаны уважать его имидж. Но я уже выпила больше, чем могла, и умираю с голоду.
— Я не могу допустить, чтобы в Ивена Таннера тыкали пальцами, упрекая в том, что он позволил умереть от голода прекрасной армянке. Почему бы нам не покинуть это славное мероприятие?
Мы покинули. Я предложил перебраться в «Саят-Нову»[6]. Она спросила, почему я так зациклен на армянах. Я ответил, что пишу диссертацию об Армении.
— Так вы студент?
— Нет, я просто пишу диссертацию.
— Я не... постойте, так вы же Ивен Таннер! Ну конечно, Оуэн мне о вас рассказывал. Он говорит, что у вас с головой еще хуже, чем у него, а уж он-то точно сумасшедший.
— Возможно, он прав.
— Так вы пишете об армянах? Вам надо побеседовать с моей бабушкой. Она расскажет вам о том, как мы потеряли фамильное состояние. Преинтереснейшая история. Если ей верить, мы были самыми богатыми армянами во всей Турции.
Золотые монеты, говорит она, целая гора золотых монет. Теперь они достались туркам, — Китти рассмеялась. — Везде одно и то же. Оуэн вот утверждает, что он прямой потомок Оуэна Глендовера и законный король Уэльса. «Саят-Нова» мне подходит, Ивен. Но предупреждаю, я обойдусь вам недешево. Потому что съем все, что у них есть.
Я не помню, что мы ели. Вино вроде бы подавали неплохое, но куда больше нас пьянило общение. Такое случается со мной нечасто. Мы с ней гармонично дополняли друг друга. Но в тот раз случилось.
Она рассказывала о своих танцах. Выяснилось, чему я мог только порадоваться, что ее не гложет честолюбие. Она не хотела становиться балериной, не хотела выступить на телевидении в шоу Салливана, не хотела открыть школу современного танца. Ее вполне устраивал ночной клуб «Новая жизнь». Пока ее там держали, она никуда не рвалась.
Меня, наоборот, переполняли честолюбивые замыслы, и я не преминул поделиться ими с Китти.
— Придет день, когда мы восстановим дом Стюартов на английском троне. Их сторонники еще не перевелись. Есть еще люди в Шотландии, готовые в любой момент выступить против ганноверских самозванцев.
— Ты (мы уже перешли на ты) меня подкалываешь...
— Отнюдь, — я помахал пальцем перед ее носом. — Последней из Стюартов правила Анна. Она умерла в 1714 году, и ей на смену привезли ганноверца, немца. Георга Первого. И с той поры немцы сидят на английском троне. Это же форменное безобразие.
— Но дом Стюартов...
— Предпринимал попытки вернуть себе престол. Достаточно вспомнить принца Чарли. В 1745 году вся Шотландия поднялась по его призыву, но французы не пришли на помощь, и ничего из этого не вышло. Англичане победили в битве при Каллоден Мур, и на этом все закончилось, — я выдержал театральную паузу. — Но они ошиблись.
— Они кто?
— Дом Стюартов не умер, Китти. Во все времена был Стюарт, претендующий на английский трон, хотя некоторые предпринимали для этого больше усилий, чем другие. Здравствующего ныне претендента зовут Руперт. Придет день, когда он взойдет на престол под именем Руперт Первый, после того как будут изгнаны Бетти Сакс-Кобург и ее немецкий двор.
— Бетти Сакс-Кобург... а, ну конечно, Елизавета. А кто этот Руперт?
— Баварский наследный принц.
Она вытаращилась на меня, потом расхохоталась.
— Прекрасно! Ивен, это потрясающе. Я в восторге.
— Правда?
— Заменить не... немецких узурпаторов... ой, не могу... это потрясающе... наследным баварским принцем...
— Истинно английская традиция.
— Я в восторге. Ивен, запиши меня в партию принца. Такого даже в кино не увидишь. Фантастика.
На улице ветерок тут же принялся играть ее роскошными черными волосами.
— Я живу с мамой и бабушкой, так что ко мне мы поехать не можем. Есть другие предложения?
— Да.
— Но Оуэн говорил мне, что ты никогда не спишь. Я в том смысле...
— Я не сплю, но кровать у меня есть.
Она взяла меня под руку.
— Как мило с твоей стороны обзавестись кроватью.
Глава третья
С бабушкой Китти я познакомился через неделю. Она несколько раз упомянула о том, что мне очень понравится история старушки, и очень оживилась, когда я показал ей членский билет Лиги за восстановление Киликийской Армении. Она никогда не слышала о существовании этой организации, о ней действительно мало кто слышал, и заверила меня, что бабушка будет счастлива, узнав, что есть еще люди, помнящие об армянах Киликии.
— У нее такие мрачные воспоминания о тех днях, — рассказывала мне Китти. — Из всей семьи спаслась только она. Остальных турки убили. А ее, как мне думается, изнасиловали. Она об этом ничего не говорит, но таких вопросов бабушкам не задают. Если тебя действительно интересуют армянские страдания, разговор с ней доставит тебе истинное наслаждение. Она стареет, знаешь ли, мысли у нее начинают путаться, да и мало кто хочет ее слушать.
— Я с удовольствием встречусь с ней.
— Правда? Вот она обрадуется. Иногда она ведет себя прямо как ребенок.
Китти жила в Бруклине, буквально за мостом, в округе, населенном главным образом сирийцами и ливанцами, с редкими вкраплениями армян. От станции подземки мы зашагали к дому Китти. Ее мать работала официанткой в кафе неподалеку. Бабушка смотрела по телевизору одну из викторин, где все если не смеются, то обязательно улыбаются.
— Бабушка, это...
— Подожди, — оборвала ее бабушка. — Видишь, эта женщина только что выиграла «Понтиак». Можешь ты себе такое представить? А теперь должна решить, оставить ли автомобиль или обменять его на то, что находится за занавесом. А что там находится, знает только ведущий. Смотрите!
Женщина решила расстаться с автомобилем. Занавес раскрылся. Бабушка замерла, потом рассмеялась. Камера крупным планом показала стоявший за занавесом набор алюминиевых сковородок с тефлоновым покрытием.
— А вот это она поменяла на «Понтиак», — бабушка покачала головой.
Женщина, так жестоко обманувшаяся в своих надеждах, плакала, ведущий улыбался и говорил, что игра есть игра.
— Ха! — воскликнула бабушка и выключила телевизор, нажав соответствующую кнопку пульта дистанционного управления. Повернулась к нам. — Кто это? Ты выходишь замуж, Катин?
— Нет, — ответила Китти-Катин. — Бабушка, это Ивен Таннер. Он хотел познакомиться с тобой.
— Познакомиться со мной?
Росточка она была крохотного, ее черные волосы так и не поддались седине, карие глаза сияли, как у молодой. Она курила сигарету, а на столике стоял высокий стакан с жидкостью оранжевого цвета. Апельсиновый сок с водкой, предположил я. Доступный ей мир сузился до кресла перед телевизором в доме дочери. По ее глазам я видел, что визит молодого человека, пожелавшего познакомиться с ней, — событие экстраординарное.
— Он — писатель, — объяснила Китти. — Он хочет узнать, как ты сумела покинуть Турцию. Расскажи ему о наших богатствах, резне и... ну... обо всем.
— Как его зовут?
— Ивен Таннер.
— Таннер? Он американец?
Ответил я на армянском.
— Сам я не армянин, миссис Базерян, но с давних пор считаю себя другом армянского народа и всячески содействую его героической борьбе за освобождение.
6
Ресторан, названный в память Саят-Новы (настоящие имя и фамилия Арутюн Саядян) (1712-1795) — крупнейшего представителя армянской светской средневековой поэзии.