Жиголо

- Какие ещё клопики, - возмутилась гостеприимная хозяйка, - коньячок на родных мухомориках.

- Ну, тогда другое дело, - притворно успокоился я и произнес тост. За твои глаза, похожие на карельские озера.

- Нет, - не согласилась, - у меня глаза, как патовый лед айсбергов.

- Как это?

- Айсберг таит, да?

- Так.

- А внутри него хранится этот патовый лед - синий-синий...

- Ну?

- Что ну? - передразнила. - Красиво же.

- Не знаю, - пожал плечами, - не видел. А карельские озера видел.

- Ах ты, противный, - и шлепнула ладонью по воде.

- Может лучше выпьем, - вскричал, отплевываясь от мыльных брызг, - ... и что-нибудь, кроме шампуня!

- А-а-а, - махнула рукой прекрасная женщина. - Гуляй, рванина!

Из воздуха возникла бутылка коньяка с этикеткой, на которой горбились хребты араратских гор - и праздник любви начался.

После активного возлияния границы реального мира начали терять строгие линии. Было такое впечатление, что мы, находясь в полузатопленной шлюпке, переплываем в другое измерение, где не существует таких земных понятий, как высота, длина и ширина. В этом смысле новая среда обитания была подвижна: её полагаемые рубежи напоминали искрящуюся неустойчивую субстанцию, которую можно свободно пройти насквозь, чтобы в свою очередь...

- Я сейчас взлечу, Дима, - чувствовал под руками вибрирующее от смеха обнаженное и крепкое тело новой женщины.

- Полетим, - требовал я, - но вместе.

- Конечно, вместе.

- Но я пока не могу, - признался.

- Почему?

- Это... буй... мешает.

- Какой буй?

- Какой-какой, - смеялся, - обыкновенный такой буй.

Когда Александра таки вникла о чем я, то, хохотнув, нырнула в мутные от пены воды, словно не веря мне до конца. Она ещё не знала, что я не вру, если это делаю, то в крайних случаях. А зачем лгать той, которая нравится глазами с льдинками?

Я почувствовал, что предмет, препятствующий моему взлету к неизведанным мирам, исследуют самым тщательным образом. Так, должно быть, любознательные ученые из экспедиции Ж. - Ж. Кусто изучают фауну и флору Тихого океана.

- Ух! - вынырнула пытливая женщина из глубоководной бездны "джакузи". - Какой там буй! - Воскликнула. - Там атомная подводная лодка Щ-29!

- Щ-29? - удивился я. - Как интересно.

- Ну точно! - потекшая тушь окаймила её глаза и моя будущая женщина смахивала на сказочную экзальтированную принцессу.

- А что такое у нас "Щ"? - валял дурака.

- "Щедрый", - хохотала.

- С ума сойти, - губами обследовал женскую грудь, она была скользкой и напоминала плотные мячики с двумя ниппелями сосок. - А двадцать девять?

- Сам догадайся!

Смеясь, мы посмотрели друга на друга и прекрасно поняли...

- Не пора ли субмарине войти в гавань, - предложила Александра.

- А почему бы и нет, капитан, - не противилась команда Щ-29.

Словом, случилось то, что случилось. Почти так, как поется в модных песенках: "Каждый хочет любить, и солдат и моряк. Каждый хочет иметь..." или "... и в гавань входили корабли", и их встречали декоративными взрывами петард и праздничными здравицами.

После благополучного завершения торжеств на воде, над и под ней они продолжились на суше - правда, после короткого отдыха.

- Может, бой хочет бай? - поинтересовалась женщина, когда мы оказались в спальне, освещенной напольным светильником, похожим на яйцо динозавра.

- Я хочу, - обнял её за плечи, - тебя.

- Дай перевести дух, хуанито, - прилегла на мою грудь и внимательно взглянула.

- Что, родная?

- Лю-бу-юсь, - проговорила по слогам. - Какой ты красивенький, уточнила, - у меня.

- Дурочка, - застеснялся. - Какой есть. - И отшутился: - Пацан как пацан.

- Пацан, а я... - запнулась, - тетка.

- У меня никогда не было такой великолепной тетки, - и притянул её лицо к своему, - с глазами патового льда.

- Правда?

Я рассмеялся: поначалу все женщины кажутся такими недоступными, как кордельерские скалы, а когда они, прекрасная половина человечества, покорены, то происходит некое странное превращение: становятся чересчур доверчивыми и частенько глупенькими. Александра замахнулась, мол, как дам за дам. Я перехватил её руку, и мы принялись бороться, похожие со стороны на борцов вольного стиля. Понятно, что в конце концов победила дружба.

Женское тело было грамотным в любви, но давно не востребованным, выражусь столь не изящно. Прежде Александра сдерживала чувства, словно не веря в происходящее, затем, очевидно, убедившись в искренности моих чувств, решила не сопротивляться и плыть по бурному течению реки - реки первородного греха. Ее скуластое (с азиатинкой) лицо заострилось, в створках раковин век угадывались жемчужины зрачков, губы, наполненные энергией вожделения, были искажены в пароксизме наслаждения...

Она была потрясающе откровенной в любви, моя новая женщина. Она будто умирала, чтобы через несколько мгновений (или вечность?) воскреснуть.

- Прости, - говорила. - Я совсем не думаю о тебе.

- Милая, - посмеивался, - я тот, кто думает о себе сам, как реактор АЭС.

- АЭС? - не поняла.

- "Атомное чувство - любовь, берегись-берегись его", песенка такая.

- И что?

- Скоро подойдет реакция в реакторе, - шутил, - и тогда держись!

- А что было в ванной комнате? - удивилась.

- Детские забавы, - ответил. - Игра в "американку".

- Игра в "американку"?

Пришлось объяснить: частенько в школе мальчики и девочки спорят спорят по любому поводу. Проигравший обязан выполнить любое желание победителя, то есть исполнить "американку". И как правило, девочки стараются уступить.

- Почему?

Я отвечал: не может же она тащить пацана в укромный уголочек, чтобы там вволю потискаться, а мальчишки только об этом и думают, и делают. Александра рассмеялась: получается, я мечтала тебя, хуанито, затащить затащить с определенными целями?

- Наша цель - Майями!

- Майями?

- То есть райское наслаждение, - объяснил, - как там.

- Ты был в Майями? - повторила вопрос.

- Нет, хотя думаю: эдем на земле, - ответил. - У меня там школьный друг живет - Славка Седых...

- А я здесь с тобой, - её тело было шелковистым и палящим, точно песок на незнакомом океанском побережье с декоративными пыльными кипарисами, как в раю.

Это было последнее, что зацепило мое воспаленное от плотской услады сознание. Возникло впечатление, что моя восторженная душа воспарила из консервной оболочки тела и метнулась в некий туннель - то ли смерти, то ли вселенского перехода из одного измерения в другой.