Миллионер

Я делал вид, что не понимаю о чем речь. Уж больно квадратен, скажу так, был "командир производства" и потом: не нравятся мне дамы с крашеными волосами цвета переспелой абрикосины, плюхнувшейся на асфальт.

Когда начинаю общаться при праздничных свечах с подобной барышней, то у меня начинаются колики и возникает неудержимое желание стравить торжественный ужин в её декольте, удобное для таких вот рвотно-радостных мероприятий.

То есть я хочу сказать: нет некрасивых женщин, а случается мало водки. Если же её много, то возникает другая опасность, которая может привести к вышеупомянутой аварийной ситуации. И поэтому стараюсь избегать свиданий с крашеными дурочками, использующих, повторю, свое служебное положение.

- А Мукомольникову остаться, - услышал и понял, что сука-судьба вновь испытывает меня.

И оказался прав: Татьяна Ивановна решила якобы поменять электрическую проводку в своей квартире. А кто у нас монтер? Слава у нас монтер и, утверждают, хороший монтер. Мастер, не так ли? И оплата труда мастеру будет надлежащая. Я без энтузиазма улыбнулся, предчувствуя трудный вечер при свечах, насыщенный электрическими разрядами.

Решив, что пять бутылок родной достаточно для работы в экстремальных условиях, я прибыл в гости. Надо ли говорить, что хозяйка встречала мастера во всеоружии: смешок, легкий говорок, шелковый халатик, из которого выступала пышная грудь, желтеющая веснушками, как поле весенних ромашек. Эти пятна дамского увядания окончательно добили меня. Пока хозяйка мандовошилась на кухоньке, я открыл чемоданчик монтера и бутылку водки. Заглотив для душевного равновесия пол-штофа, я рявкнул не своим голосом:

- Где тут проводка, Боцман?

- Проводка, ха-ха, - смеялась начальница. - Ах, шалунишка, - и несла блюдо с жареным судаком, томящимся под мокрой зеленью. - Мы поменяем пока люстру. - И указала глазами на короб. - Венецианское стекло. Обращаться осторожно, - предупредила, - мой мальчик.

"Мой мальчик" - от этой ласки я совсем потерял голову и снова приголубил бутылку. После чего установился такой приятный душевный миропорядок, что никаких проблем с новой люстрой не возникло. Они возникли позже, когда я подвесил это звенящее чудовище под потолок и когда начался наш праздничный ужин. При венецианских огнях.

Приятная во всех отношениях Татьяна Ивановна, выпив стопочку и закусив королевским судаком, потянулась ко мне для благодарственного поцелуя за труд. От её губ в рыбьем жиру мой нервный организм дернулся на стуле, который шаркнул в стену и так, что прекрасно-гребенная бренчащая люстраида обвалилась вниз, как хрустальная мечта земной бабы о неземной любви.

Такой вот казус, похожий на кактус в жилистой попе папуаса. Да, неприятно. Неприятно, когда мечта превращается в явь с битым фальшивым стеклом из немытых Мытищ. Однако ведь это не повод ненормативно визжать, топать боцманскими ногами и считать работника первым разгильдяем среди многих. Короче говоря, меня не простили за правду и уволили по статье 33. 4. Гаденькая такая статейка: "Систематическое пьянство на рабочем месте".

Спрашивается, где справедливость и душевная признательность за приятный вечерок? Увы, не всякая дама отдает себе отчет за свои проступки, руководствуясь лишь мудаковатыми инструкциями и животными инстинктами. Но я простил её, грезу всех дворников и сантехников. И устроился работать в борделе на Якиманке. Без чернильной записи в трудовой книжке.

Работенка случилась веселая и с высоким прибытком. Время было мутное, и публичные дома цвели, будто палочки Коха в брюшине смертельно больного. Славная наша милиция ловила бабуль, торгующих петрушкой, полезной для потенции, и руки её не доходили до пунктов приема сперматозоидных клиентов, прущих в бордель, как нерестная рыба на острые камни.

Мои функции были просты: в случае необходимости снимать неплатежеспособного клиента с "товара". Другими словами: ломать кайф халявщикам. Как известно, на халяву и уксус сладкий. А что говорить о сосудах, наполненных до краев уксусной эссенцией? Это я о кралях, прибывших из нищей, но рафинадной Украины на заработки. Девять херсонских девок были как на подбор: губасты, дебелы и на формы аппетитны. Но главное было их достоинство - ум, вернее, отсутствие его. Красавицы были глупы, как куры на шампуре, что ничуть не мешало им возбуждать клиентов до полного их изнеможения.

- Ах, мои станочки, - любил приговаривать хозяин заведения Нодар Майсурадзе, умеющий ценить женскую жертвенность во благо общего дела. Старание и труд все перетрут, - шутил, когда принимал новенькую на работу, - но это к тебе, краса, не относится. Как поработаешь, так и полопаешь. Старайся, и я не обижу, вах.

И не обижал, кстати, понимая, что куриц, несущих золотые яйца, нужно холить, лелеять и беречь. Именно на меня и была возложена деликатная миссия беспокоить клиента, когда его время кончалось. Как говорится, кончил - не кончил: слазь! Но многие держались до последнего. И это понятно: кому не хочется урвать молодого спазматического счастья сверх нормы. Порой приходилось буквально за ноги тащить строптивца из будуара, где он придавался липким утехам. Как правило, конфликты решались миром или зуботычинами, и все были довольны. Правда, однажды случилась неприятность. Ходил к нам депутатик Садур, бойкий такой, похожий характером и лицом на старорежимную калошу. И любил он поскандалить.

- Я ещё не кончил! Безобразие! Я - депутат Думы, я вас - на рудники!..

- Дед, ты уже час за бесплатно елозишь, - резонно возражал я. - Плати и никаких проблем.

- Наша партия заплатит, - пыхтел тот на пышнотелой девахе, жующей от скуки сочное полтавское яблоко. - Уважьте старость, у меня было трудное детство, я три года провел на поселениях в Мордовии, там было холодно, голодно...

- Ладно, - вздыхал я. - Как депутату, постоянному клиенту и поселенцу, тебе полагается скидка. - И обращался к трудовой девушке. - Эллочка, отправь деда к звездам.

И та как-то раз возьми и постарайся: и депутатик Садур околел, успев, между прочим, испытать чувства астронавта, приближающего на пиздолете к планете Благости SIV-7052000.