Страница 3 из 77
Батя правильно наказал - молчать, ничего про свою землю не сказывать. Видел Федор, как всполошились искатели нефти, когда про губернаторские лодки узнали. А когда палатку с флагом поставили, самый наибольший из искателей - бородатый, с чуть поседевшими усами, в жилетке черного сукна, из жилетки серебряная цепка свисает, в карманчике часы с крышкой, до того на солнце сверкают, глазам больно…
Этот наиглавный искатель и с ним еще несколько мужиков, волнуясь, вошли к губернатору, да что-то долго там остаются, видать, разговор у них интересный. Вот бы послушать! Да где там, Федор ни одеждой, ни рылом, как говорится, не вышел, зырянского парня и к двери не подпустят к губернаторской-то… Да это ладно, хоть бы на самого губернатора глянуть, чтоб не зря в такую-то даль тащиться. Спросят ведь свои, родные и деревенские: видел? каков из себя? Можно, конечно, и соврать; видел, мол, такой и такой. Но не умеет Федор врать ни своим, ни чужим - не обучен. Смолчать - да, смолчать может. А врать - нет, не обучен.
Ну, еще маленько посидит Федор, поглазеет вокруг, да и домой пора. Обратно. Федор лодочку приткнул к берегу чуть пониже больших губернаторских лодок - там их целый караван стоял.
Лодка у него, можно сказать, вовсе пустая, только кое-что из теплой одежды да в заднем мешочке лузана сухари, чаю прихвачено да несколько кусков сахару. Ну, соль, конечно, и ячневая крупа. Да еще ружье, как без ружья в тайге? Все это прикрыто шабуром…
Нам, конечно, и «шабур» неведом. А шабур - это такая простая рабочая одежда из грубого холста с круглым вырезом заместо ворота. Своими руками мастерили, домашней выделки, а когда придумана - бог весть, из веку пришла…
От избы Сидорова с высокого крутого берега до самой воды из толстых досок сколочена лестница с перилами. Увидел Федор - спускается по лестнице черноусый мужик в синей косоворотке, суконном пиджаке, вычищенных сапогах и при черном картузе. Эк все они вырядились губернатора-то встречать…
- Ты с губернатором?- спросил у него усатый.
- Не,- мотнул головой Федор. Он сразу решил, будто плохо понимает по-русски и почти вовсе не говорит: если зачнут про нефтяные места пытать - ну, не понимаю ничего, а сказать и вовсе не разумею…
- Тогда откуда ж ты? Может, хочешь к нам на работу наняться?
Федор опять мотнул головой:
- Не, я Изъва… Ижма… смотреть…
- А, так ты с Ижмы приехал? Хочешь посмотреть, как мы тут работаем?-не отставал мастеровой.- Ну, понятно, не один ты приезжаешь. Хочешь, покажу, как мы пар делаем для того, чтобы он помогал нам скважину в земле бурить…
Приветливый русский протянул руку в сторону сарая, откуда слышалось пыхтенье машины. Федор расхрабрился и кивнул головой: ему и в самом деле хотелось заглянуть внутрь, посмотреть, как это землю прокалывают в глубину…
Да боже сохрани в таком месте работать! Внутри вышки оказалось темно, под ногами скользко, дышать нечем, душит напрочь запах керосина и опять же тухлых яиц. Когда глаза обвыклись, рассмотрел Федор какие-то железные и деревянные колеса, какую-то непонятную качалку, из толстых брусьев сделанную, вниз-вверх скрипела она, а на конце толстая цепь громыхала и толстую же железную палку таскала вверх-вниз из-под земли. Вона как! А железных труб здесь сколько! И стоймя стоят, и на грязном полу валяются. А люди-то, люди - черные, насквозь грязью пропитанные: одни глаза светят да иногда зубы вспыхнут бело, оскалятся. Да за какие ж деньги такую муку человек принимает?
- Видишь, штанга на цепи подымается?- Человек, который привел сюда Федю, объяснял, стоя в сторонке, чтобы не мешать рабочим,- Она и достает под землей специальное долото. А когда штанга зайдет в высшую точку, тут долото с пригрузом в двадцать восемь пудов освобождается и обратно падает вниз, тяжестью своей разбивает породу. Затем штанга ее опять цепляет, снова подымает в высшую точку, и снова долото падает. Так и долбит. Сейчас долото уже на глубине сорока пяти саженей…
- Сорок пять!- изумился Федор.- В такую глубь продолбали…
- Вот так и долбим, пока до настоящей нефти не доберемся,- сказал человек.- Ну как, нравится?
Из рассказанного Федор, конечно, не все понял, шуму много, но последний вопрос осознал вполне и ответил искренне:
- Не-е…
Русский весело рассмеялся, позвал обратно к выходу:
- Не нравится? Да ты сам-то чем промышляешь? Небось охотник?
- Да, окотник,- признался Федор.
- Тогда понятно, в лесу и воздух свежий, и долото не грохочет. Что ж, бывай здоров, охотник. А надумаешь нефть добывать, приходи к нам, научим.
- До свидания.- Федор пожал протянутую ему ладонь. Рука у русского оказалась крепкой, видать, не такой уж он барин, как по одежке кажется.
Русский подошел к большим лодкам и заговорил с мужиками-лодочниками. Наверху появился еще один человек - небольшого роста солдатик. Начал спускаться по лестнице вниз. За спиной у него была винтовка, а в правой руке позванивало пустое ведро. Он остановился прямо против Федора и протянул ему ведро. Глаза у солдатика были веселые, нагловатые:
- Эй, ты, морда зырянская, черпани-ка водички для губернатора да подыми наверх…
Скажи Федору кто-нибудь минуту назад, что надо поднять на гору ведро воды - и он увидит губернатора… да он бы бочку на себе притащил, только бы посмотреть на большого человека своими глазами, но тут рука к ведру не потянулась: как это - «морда», что это за шутки такие обидные?..
- Ну, чего ж ты? Вала, вала,- добавил солдатик знакомое ему слово на коми языке, так скотине говорят во время поения.
Федора словно плетью хлестанули, вспыхнул он, вспотел даже.
- Человек я, не морда… Сам полезай в воду, небось в сапогах. А боишься ноги промочить, так… -И Федор поскреб дно лодки черпачком.
- Ну, ты, слыхал, чего приказано?- Солдат поставил ведро на землю, взял лежавший на песке шест с железным наконечником и больно ткнул Федора в бок.- Вала, вала, тебе сказано!
Было не так и больно, но обидно: да как это так - чтоб кто-то на него руку поднял? Это и полоснуло по сердцу. И Федор, не размышляя, схватил конец шеста, с силой рванул на себя, выхватил у солдатика и ткнул его ответно.
- Ну, ты, не очень!
То ли острым концом куда-то больно попало солдату, то ли не ожидал тот такого рывка, но шест выпустил и рухнул задом в песок. Федор встал и тут же оттолкнулся от берега, не надо ему такого гостеванья.
- Стой, каналья зырянская! А ну, подь сюда! Федор опустил шест и удивленно уставился на солдата. Тот выхватил из-за спины винтовку, прицелился…
«Да как же можно на человека ружье наставлять? Человек же не зверь, не медведь…»
- Ты чего это, служивый, в молодого парнишку вцепился? Оставь ты его в покое… Парень местный, жизни нашей не знает…
Оказывается, стычку между Федором и солдатом заметил тот мастеровой, новый знакомый Феди, и успел подойти от губернаторских лодок. Солдат, не отводя винтовки, зыркнул на непрошеного защитника и внезапно ощерился:
- А пошел-ка ты отсюдова, заступничек…
Но тот и не думал уходить. Взял да отвел рукой ствол винтовки в сторону:
- Да убери ты свой пугач, экий непонятливый. Он ведь ненароком и пульнуть может.
Голос мастерового был вполне миролюбивый, но солдат взвился:
- А ну подай отсюдова! Подай! Пошел! Прими руки!
Солдат рывком отскочил на шаг и вдруг передернул затвор.
Федор замер. Мастеровой сказал:
- Ты что, спятил?- И, резко выбросив руку, схватил винтовку за ствол, поперек, перехватил другой рукой у приклада и попытался вырвать оружие. Солдат свалил мастерового на землю. Однако винтовки тот не выпустил. Вот тогда-то Федор кинул шест и выскочил из лодки. В три прыжка он оказался над борющимися, со спины ухватил солдата одной рукой за ворот, другой за ремень, с силой дернул на себя и оторвал от мастерового. Это было как на вечеринках, когда меряются силой, поднимая
«горшки». И по тем же правилам Федор, чуть присев, приподнял солдата над собой, сделал несколько шагов к воде и сбросил его в реку. Все это случилось в несколько мгновений, никто толком и сообразить не успел. Мастеровой встал с земли и с недоумением смотрел то на солдата в воде, то на винтовку, оставшуюся в своих руках. Солдат бултыхался, пытаясь стать на ноги. Мастеровой шагнул к Федору: