На острие

Проклятие, как много я мог бы сделать!

Впрочем, даже в этом случае новые попытки разыскать Паулу Хольдтке могли бы оказаться напрасной тратой времени и денег. Тогда мне пришлось бы прекратить расследование и заняться чем-нибудь другим.

Теперь же, поскольку я работаю в одиночку, неофициально, вынужден цепляться за треклятое расследование, потому что ничего лучшего у меня нет. Деркин заметил, что я напоминаю ему собаку с костью. И он был прав, хотя следовало бы уточнить: я — пес, у которого есть только одна-единственная кость. Урони я ее, у меня не будет другого выхода, как вцепиться в нее с новой силой.

Я не мог отделаться от мысли, что моя жизнь стала страшно глупой. Она обрекала меня на бессмысленные поступки. Ну, что я мог сделать? Пропустить через сито воздух, в котором растворилась девушка? Потревожить сон мертвого друга пошлыми попытками выяснить, умер ли он трезвым? Причем он ушел из жизни, вероятно, только потому, что я оказался не способен ничем ему помочь.

И еще эти собрания. Не стоило отрицать очевидного: на них я укрывался от реальной жизни, как будто не мог противостоять трудностям в одиночку.

Нам внушали: программа — это мост, соединяющий вас с жизнью. Для некоторых, возможно, так и было. Что же касается меня, то программа постепенно все больше напоминала мне тоннель, в конце которого меня ожидало... еще одно собрание.

Нам снова и снова повторяли: невозможно посетить слишком много собраний. Чем чаще вы будете на них ходить, тем быстрее и легче произойдет ваше воскрешение.

Впрочем, эти наставления были рассчитаны на новичков. После пары лет воздержания большинство алкоголиков реже появлялись на собраниях. Вначале почти все мы вообще не решались отрываться от встреч и посещали четыре-пять ежедневно. Но никто не выдерживал этого ритма долго. Каждому надо устраивать свою жизнь, и в конце концов он за это принимается.

Теперь я задавал себе вопрос: «Что могу я услышать на собрании, кроме того, что не слышал раньше?» Вот уже три года, как там бываю. И все это время мне повторяли одни и те же прописные истины, пока они у меня из ушей не полезли. Будь у меня своя жизнь, рассчитывай я на то, Что смогу все в ней изменить, именно сейчас и следовало бы этим заняться.

Вот что я хотел бы сказать Джимми, однако звонить ему было уже слишком поздно. К тому же в ответ я наверняка услышал бы обычную проповедь: "Относись к этому легче — и справишься. Живи проще. Один день — это всего лишь один день. Пусть свершится Божья воля. Живи и жить давай другим".

О пошлая мудрость веков!

Конечно, я мог бы еще посидеть на собрании. У этих двадцатилетних наркоманов наверняка нашлось бы для меня немало ценных советов. Беда в том, что мне не хотелось их слушать. Уж лучше поболтать с комнатными растениями!

Я еще немного побродил по Бродвею, высказывая самому себе эти крамольные мысли.

На Пятидесятой, задержавшись у светофора в ожидании зеленого света, я подумал, что было бы интересно узнать, как грогановская забегаловка выглядит в это время. Еще не было и часа ночи. Я вполне успею туда добраться и выпить коки до закрытия.

Черт возьми, я всегда чувствовал себя в кабаках, как дома. Мне совсем не обязательно напиваться, чтобы наслаждаться их атмосферой.

Так почему бы и не заглянуть?

Глава 11

— В крови — нулевое содержание алкоголя, — сообщил Беллами. — Я даже не подозревал, что в этом городе у кого-нибудь может быть такой показатель.

Я мог бы познакомить его с сотнями таких людей, включая себя самого. Конечно, если бы накануне я поддался искушению и заглянул к Грогану, то сегодня наверняка выпал бы из их монолитных рядов. Звавший меня туда внутренний голос был разумен и логичен, так что я не стал с ним спорить. Просто продолжал шагать в северном направлении, так и не сделав окончательный выбор, а на Пятьдесят седьмой резко повернул налево, добрался до гостиницы, сразу же поднялся к себе и лег спать... Я приводил себя в порядок, когда рано утром Беллами позвонил мне и сообщил, что они получили результаты экспертизы.

Я поинтересовался, какие еще данные упомянуты в протоколе вскрытия, и одно обстоятельство привлекло мое внимание. Попросив уточнить кое-что, задал несколько дополнительных вопросов.

Часом позже я уже сидел в буфете больницы в районе двадцатых улиц и пил кофе. Он был только немного лучше, чем у Виллы, но заметить разницу мне все же удалось.

Проводивший вскрытие ассистент патологоанатома Майкл Стернлихт достиг примерно того же возраста, что и Эдди. Круглые стекла в тяжелой роговой оправе очков делали его похожим на сову. Он начинал лысеть и зачесывал остатки волос на залысину, чем еще больше притекал к ней внимание.

— В его крови обнаружили только следы хлорала, — сказал он мне. — Причем едва заметные.

— Странно! Он же не пользовался никакими препаратами, чтобы бросить пить.

— Вы думаете, он вообще отказался от лекарств? Даже от снотворных?

Он отхлебнул кофе и поморщился:

— Вы уверены, что ваш знакомый всегда так жестко к этому подходил? Могу заверить: он принял лекарство не для того, чтобы себя одурманить: слишком низок уровень его содержания в крови. Да и в любом случае хлоралгидрат в отличие от барбитуратов и легких успокоительных средств почти не годится для использования в качестве наркотического средства. Знаете, некоторые люди принимают огромные дозы снотворного, а затем усилием воли заставляют себя не поддаваться его действию. Они добиваются парадоксального результата: лекарство их возбуждает и взбадривает. Напротив, если принять большую дозу хлорала, то можно лишь свалиться, потеряв сознание.

— Однако он принял слишком мало для того, чтобы это случилось?

Вы совершенно правы. Если судить по содержанию в крови, он проглотил менее тысячи миллиграммов. Этого достаточно, чтобы уснуть. После приема препарата у него должна была появиться сонливость, а ночью он хорошо бы поспал. Причем его не мучили бы кошмары, если, конечно, он вообще от них страдал.

— Могло ли это каким-то образом способствовать его гибели?

— Не думаю. Мне кажется, мы имеем дело с классическим случаем эротической самоасфиксации. Можно предположить, что он выпил снотворное незадолго до смерти. Возможно, собирался лечь спать, но передумал и решил прежде получить кайф. А может, у него просто была привычка принимать таблетку перед тем, как поразвлечься. Потом же он сразу ложился спать. Но как бы то ни было, уверен, что хлорал не мог повлиять на его действия. Вы представляете, как это происходит?

— Более или менее.

— Кое-кто занимается этим постоянно, — сказал врач, — и до поры до времени это сходит с рук. Надавливая на сонную артерию, вероятно, можно усилить оргазм и испытать повышенное наслаждение. Вот почему некоторые занимаются этим регулярно. Они даже могут сознавать, как это опасно. Однако то, что раз от раза они остаются целы и невредимы, постепенно вселяет в них уверенность, что риска вообще нет.

Сняв очки, он протер стекла полой халата.

— Проблема в том, — продолжил врач, — что надежного способа уберечься от опасности не существует, и рано или поздно везению приходит конец. Видите ли, даже при небольшом давлении на сонную артерию, — он прикоснулся к моей шее, — возникает рефлекс, который заметно понижает сердцебиение. Вероятно, каким-то образом это влияет и на силу возбуждения, хотя в результате можно потерять сознание. Ситуация может выйти из-под контроля. Находясь в беспамятстве, человек не представляет, что происходит. А под действием силы тяжести петля уже начинает затягиваться. Быть при этом осторожным — то же самое, что соблюдать осторожность, играя в русскую рулетку. Даже если вы были удачливы в прошлом, шанс задохнуться всегда остается таким же реальным. Единственный способ застраховать себя от подобной смерти — вообще не играть в эти игры.