Страница 42 из 64
для
выздоравливающих Селиванова, который обычно
встречал его свежезаваренным крепким чаем и
подробным отчётом обо всем случившимся в
отделении за ночь. Стал обходить палаты и в одной
из них нашёл надзирателя. Тот был мёртв. Как и
двое больных лежавших в этой палате - рижский
мещанин Гехт и отставной мичман Серёгин.
Стаканы и недопитая бутылка говорили о том, что
перед смертью все трое пили вино. Корсакову, врачу
опытному, хватило одного взгляда, чтобы
предположить - отравление. Тут же доложил
больничному начальству. Вызвали полицию.
Врач Мещанского полицейского дома
Микульский полностью разделил мнение коллеги об
отравлении. В соответствии с параграфом 2 главы
1-й «Устава судебной медицины» он распорядился
отправить тела в морг полицейского дома для
248
проведения судебно-медицинского осмотра, медико-
химической экспертизы и составления актов.
- Когда будут известны результаты
экспертизы? - спросил Алексей.
- Уже известны. Действительно, это
отравление.
- Чем?
- Одним из самых сильных ядов
растительного происхождения аконитом. В
организме очень сложно обнаружить его остатки.
Но Адам Иванович Микульский большой дока по
этой части… Как видите медицинская полиция
работает замечательно. В отличие от общей.
Поручил я вчера вечером помощнику участкового
пристава Клушину выяснить, каким образом
отравленное вино попало в больницу. Утром
прислал он рапорт: «Имеются все основания
полагать, что бутылку вина «Шато-Лафит» урожая
1875 года была принесена на территорию
Преображенской больницы для умалишенных
тульским мещанином Селивановым, состоявшим с
августа прошлого года в должности надзирателя. С
какой именно целью это было сделано, а также от
кого вышеуказанное вино было получено,
установить не представляется возможным из-за
смерти подозреваемого». Многословно и не о чём.
- А чего другого вы ждали от человека с такой
фамилией? Тем более от отставного пехотного
поручика, - пожал плечами Алексей. - Сколько
говорят о том, что надо продвигать по службе
249
опытных околоточных, а как только откроется
вакансия помощника пристава, так сразу армеута
отставного назначают.
- Не соглашусь с вами, - возразил Быковский. -
Прежний обер-полицмейстер этим, действительно
грешил, а новый отдаёт предпочтение опытным
полицейским… А с чего это вы, батенька, решили
вдруг на государеву службу пойти?
- Так только временно, - улыбнулся
Лавровский. - Степанов попросил помочь, сыщики у
них многие сейчас болеют.
- Хитрите, батенька. Догадываюсь, что у вас с
Сергеем Сергеевичем, тут свой интерес имеется. И
полагаю, связан он с очередным вашим частным
розыском.
- Как и всегда, Василий Романович, вы правы,
- не стал хитрить Малинин.
- Рассказывайте, рассказывайте на чистоту, -
потребовал следователь. - Практика показывает, от
нашей взаимной откровенности дело всегда
выигрывает.
Выслушав историю похищения Удалого
Быковский задумался:
- Не исключено, Гехт был к этой афере
причастен, что и стало причиной его смерти. Как
говорится, мавр сделал своё дело - мавр может
уйти… Вот и займитесь поисками тех кто мог
убрать ставшего ненужным подельника. Но и о
втором погибшем забывать не следует.
250
Малинин, который уже не раз убеждался
насколько опасно увлекаться одной единственной
версией, поинтересовался:
- Василий Романович, а что представлял из
себя второй?
- Отставной мичман Серёгин? Весьма тёмная
личность, батенька. Служил в Русском обществе
пароходства и торговли. Подозревался в связи с
контрабандистами. Из Одессы сбежал. В Москве,
при аресте, оказал вооружённое сопротивление. Как
и Гехт, сумел перехитрить Московский окружной
суд, выдавая себя за повредившегося рассудком.
Правда он изображал не тихое помешательство, а
манию преследования…А вам, батеньки, в
сумасшедшем доме бывать приходилось?
Малинин отрицательно помотал головой:
- Бог миловал.
- А мне доводилось, - сказал Лавровский. -
Как репортёру, разумеется. Поэтому кое-что об этом
заведении я знаю.
… Преображенская больница для
душевнобольных или Московский доллгауз, как она
называлась раньше, бала построена в 1808 году. До
этого умалишённых содержали в богадельнях,
монастырях, а то и в тюрьмах. Впрочем, доллгауз
долгое время тоже походил на тюрьму. Пациенты
круглосуточно содержались «под замком» - в
закрытых палатах с зарешёченными окнами. Лечили
их, если это можно назвать лечением, обливаниями
холодной водой, рвотными средствами и
251
кровопусканием. К буйным или непослушным
применяли «меры стеснения» - железные цепи для
приковывания к стене или сыромятные ремни для
привязывания к постели. Даже заведовали
доллгаузом не врачи, а полицейские офицеры.
Только при Василии Фёдоровиче Саблере,
назначенном в 1834 году главным врачом,
сумасшедший дом стал превращаться в больницу.
Много сделал Саблер почти за сорок лет своего
правления. Завёл «скорбные листы» - истории
болезни и рецептурные книги. Заменил цепи и
ремни «смирительными камзолами». Ограничил
применение «мер стеснения» - теперь они
назначались только по предписанию врачей, а не по
усмотрению любого надзирателя, как прежде.
Одним из лучших лекарств Саблер считал
повседневный посильный труд. Поэтому были
введены «работы больных, как средство если не
всегда к совершенному их выздоровлению
приводящее, то по крайней мере облегчению
болезненного в них волнения и водворению общей
тишины и порядка способствующее». При Саблере
и его приемнике Штейнберге пациенты получили
возможность не только работать, но и, как
нормальные люди, отдыхать - читать газеты и
журналы, играть в шахматы и карты, слушать
фортепьяно и орган.
Припомнилась Лавровскому и одна весьма
забавная история связанная с Преображенской
больницей. Сорок лет здесь содержался известный
252
прорицатель и юродивый Иван Яковлевич Корейша.
Москвичи его уважали. Пастухов рассказывал, что
от многих солидных людей десятками тысяч рублей
ворочающих, приходилось ему частенько слышать:
«Прежде чем сурьёзное дело начинать надо в
сумасшедший дом съездить - с Иванов Яковлевичем
посоветоваться»…
- Приехали, - сказал Семён Гирин,
останавливая пролётку возле двухэтажного
кирпичного дома с флигелями. - Вот и
Преображенская больница.
По широкой каменной лестнице с красивыми
чугунными балясинами они поднялись на второй
этаж. В просторном зале после обеда отдыхали
пациенты - читали газеты и журналы, играли в
шашки и карты. Негромко звучало фортепьяно.
Дежурный надзиратель, увидев посторонних,
осведомился, что им угодно и проводил к
начальству.
Исправляющий должность главного врача
Николай Иванович Державин, - уже не молодой,
стройный, с седеющей густой шевелюрой и
пронизывающим собеседника насквозь взглядом -
выслушав их, безапелляционно заявил:
- Во всём виноват надзиратель Селиванов. Это
он принёс в больницу вино. Ну разумеется он не
знал, что оно отравлено. Больше некому. На днях
мне донесли, Селиванов за мзду допускает
некоторые отступления от установленных правил.
253
Досадно, что не успел я уволить этого мерзавца. Но
подчёркиваю, в сговор с неизвестными
злоумышленниками он вступил за пределами,
управляемого мной заведения.