Страница 30 из 39
- Вот они вернулись и с ними четвертый. Сели за столом, стали закусывать и пить, смирнские ягоды вспоминать, о своих знакомых рассказывать. Я лежу на койке, точно книжку читаю. Пили, пили. Вот один и говорит.
- Был у меня компаньон, Костя Терзопуло. Потом я узнал, он известный фармазон. Я думал, он честный человек. Я тогда гастрономический торговля держал, хорошо торговал, сам Юсупов у меня вино брал. Ялта тогда совсем другой город был. Приходит весной ко мне Костя, говорит: Твой капитал, моя работа, давай деньга, ресторан откроем. Большой деньга получим. Открыли. Торгует, торгует Костя, а деньга нет. Прихожу, вижу, всех знакомых красивым жирным куском угощает. Я говорю ему: - Что ж ты, Костя, людей задарма кормишь. А он смеется и возражает - Надо чтоб нас любили. Ты не беспокойся - нужных людей кормлю, потом деньга будет.
- Жулик, а красив, Мускулы, честное слово, французские булки. Большой несчастье случилось. Жена его шашлык многа покушал. Полный женщина такой, красивый. Жил Костя прямо князь Юсупов. Квартира, зеркала, кровать мягкий. Любил свой жена очень. Позвал доктора знаменитый. Тот подходит, жена осматривает. - Ничего, говорит, - не беспокойся, слабительный нужно.
- А жена через несколько часов помер.
- Достал Костя наган, клялся.
- Жив не буду, убью шарлатана.
- Ходил по Ялте, ходил и раздумал. Пришел на кладбище.
- Ты, - говорит звонарю, - в три часа выстрел услышишь, во все колокола звони, чтобы все слышали. Деньга тому человеку дал.
Пришел домой, сел за стол, пишет и пишет, написал всем нам записке, в час дня приходи ко мне в гости.
Пришел мы, стучал, стучал, не отпирает. Глядим в дверной дырочка - видим Костя за столом сидит, лицо у него белый, наган у виска держит.
Стали мы дверь колотить, кричать:
- Не кончай жизнь самоубийством.
А он тоже кричит:
- Не ломайте, сначала вас убью, а потом себя.
Выбежали мы на улице, народ собирать, спасать Костя. Взглянули вверх, видим, Костя стоит во весь фигура на окне, в рука наган держит. Сбежался народ прямо тысячи, а он опустил наган и начал покойница хвалить.
Притащил мы пожарный лестница, сам комендант базара по ней взобрался, уговорить хотел мой компаньон, но Костя угрожать наганом стал.
Долго речь к народу держал, бабы реветь стали. Вдруг бросил народу свой часы золотой, чтобы могильный памятник ему и жене поставили, взял дуло наган в рот и выстрелил.
Вот бим-бам-бом зазвонили все колокола.
Мы даже испугались.
Да, любил он свой жена.
Всю ночь контрабандисты беседовали, прямо спать не давали, а затем песни стали петь и совсем откровенничать.
- Ну, это мелочь, какие это контрабандисты, крупных мы-то повывели.
- И эту мелочь выведем. Клешняк, останавливаясь на мосту:
- Вот был какой случай. Девочка киргизка ночью приехала верхом в ГПУ. Двенадцати лет отец ее продал шестидесятидвухлетнему старику, как жену. Старик издевался над ней, изнурял тяжелой работой, пытался изнасиловать. Старика осудили на 10 лет со строгой изоляцией. А он на суде:
- Если не я, то мой род убьет тебя...
Девочку суд отдал в детдом, решил считать без отца, без матери.
В беседке в турецком стиле, за шахматами:
- Я тебя, как Чемберлена, поставлю в тупик. В глубине парка. На полуострове.
Первый хулиган, послюнив карандаш, тщательно выводит на колонне:
Зачем же спереди и с тыла
Ты хочешь вызвать то, что было.
Второй хулиган, сидя на дорожке, напевает:
Ах, эти рыжие глаза
В китайском стиле,
Один сюда, другой туда,
Меня сгубили.
Отрывает.
Первый хулиган, кончив писать, отходя от колонны:
- Где Вшивая Горка?
Второй хулиган, сидя:
- Он пошел проводить бабу.
Первый хулиган:
- Колотушки с собой?
Второй хулиган, поднимаясь:
- С собой.
Уходят.
Появляется Анфертьев с женщиной.
У искусственных развалин парень с девушкой. Парень декламирует:
Свободу я благословляю,
Но как-то грустно мне порой
Господский дом в деревне видеть
Уж запустелый, не жилой.
Закрыты ставни, заколочен...
Безносый лев на воротах
Нам говорят красноречиво,
Что с носом был при господах.
Час был поздний.
Павильон для танцев был освещен. Из открытых дверей неслась музыка.
За столом сидел шумовой оркестр, ноты лежали на столе, музыканты сидели на зеленых садовых скамейках. На старинном полукруглом диване, с резными ручками в виде лебедей, сидели зрители.
Восемь пар танцевали танго.
Павильон был расписан в помпейском стиле. У потолка на стенах неслись колесницы, пели птицы, висели гирлянды, змеились арабески.
Мировой с незнакомой девушкой танцевали танго. О, этот когда-то бешено модный танец.
- Знаете, - сказал он:
Не знал ни страха, ни позора,
И перед смертью у забора
Пропел последнее танго.
Вшивая Горка и Ванька Шоффер сидели на диване. Когда Мировой и незнакомая девушка кончили танец, зрители зааплодировали.
- Нечего в ладоши хлопать, - сказал Мировой, подводя девушку к дивану, - в молодости мы еще не так отплясывали.
В это время в павильон входили Ловленков и Клешняк.
Вот плац для танцев, пойдем, посмотрим на семизарядное танго-кадриль, сказал Ловленков, - я на эту гадость - танцы жаден.
Мировой, Вшивая Горка и Ванька-Шоффер удалились.
Утром сторож сокрушенно у памятника Екатерины:
- Эх, гады! Безбородку с задом оторвали и унесли...
ГЛАВА 12 ПОД ЗВЕЗДНЫМ НЕБОМ
Незаметно для себя Анфертьев дошел до Васильевского Острова. - Вот что, сказал Анфертьев, - я написал песенку. Гуляка запел:
Где живет старый хлам,
Бродят привидения,
И вздыхают по балам,
По прошедшим вечерам
И о нововведениях.
Жулонбин работал. Он занят был классификацией свадебных букетов.
В руке он держал засохший подвенечный букет из белых цветов и миртовых веток.
Перед ним лежали букеты с серебрянными и золотыми цифрами "25" и "50".
- Для меня, - сказал он, - старый хлам не живет, я его только систематизирую, для меня вещи не имеют никакого наполнения, я занят только систематизацией. Вам не удастся меня смутить.
И Жулонбин снова погрузился в систематизацию.
Разговор не вязался.