Страница 92 из 133
Рузвельт именно здесь, в Каире, хотел зарезервировать для Китая место своего главного союзника в Азии, добиться понимания с руководителями самой многочисленной нации мира, определить американо-китайские связи на долгие годы вперед. Чета Чан Кайши прибыла на виллу президента без задержки. Впервые Рузвельт составил личное впечатление о китайском генералиссимусе. Поначалу он показался президенту спокойным, сдержанным и решительным, но время шло, и эти качества главы гоминдана заслонялись очевидной его поверхностностью и несамостоятельностью. К удивлению президента, мадам Чан Кайши оказалась тверже своего мужа. Рузвельт не жалел времени для китайского сектора своей дипломатии. Он готов был провести с Чан Кайши столько времени, сколько тот способен вынести. Президент мобилизовал все свое обаяние, неотразимость которого уже стала легендой. Рузвельт хотел помочь Чан Кайши и во внутренних, и во внешних проблемах.
Ситуация в Китае была сложной. Коммунисты стойко держали свой оплот на севере, а собственная армия гоминдана теряла дисциплину. Рузвельт обещал помочь советниками и оружием. Чан Кайши боялся, что с наступлением США на Японию со стороны Тихого океана китайско-японский фронт резко утратит свое значение и он (Чан Кайши) впадет в немилость у союзника. Рузвельт постарался заверить Чан Кайши в стратегической значимости их дружбы. Во второй вечер он объявил генералиссимусу, что твердо намерен поднять роль Китая - ему будет предоставлено место среди четырех, определяющих положение дел в мире, стран. Думая о Китае как о "своей карте" в мировой игре, Рузвельт пообещал в будущем вооружить девяносто китайских дивизий.
Заметим специфическую деталь. Рузвельт не сказал Чан Кайши, когда он поставит обещанное военное оборудование. Его интересовали не сами эти войска, а политический контроль над страной, которую он хотел в определенной конъюнктуре использовать и против Японии, и против СССР, и против Англии. Нет сомнения, что президент знал о шаткости режима Чан Кайши, но, повторяем, Китай ему был нужен не как таковой, не как ныне действующий союзник, а как дипломатическая карта первой величины.
Если, с точки зрения Черчилля, обещание Сталина выступить в Азии против японцев перекрывало необходимость в обхаживании Чан Кайши, то для Рузвельта никакие свидетельства неэффективности гоминдановского режима не имели особого значения. Он нуждался в силе, противостоящей его союзникам в Азии.
Рузвельт предложил Чан Кайши подписать декларацию, в которой были следующие слова: "Япония должна быть лишена всех территорий, которые она украла у китайцев, таких, как Маньчжурия, Формоза и Пескадорские острова все они должны быть возвращены республике Китай".
Чан Кайши просил Рузвельта уговорить Сталина прекратить помощь Мао Цзэдуну, и Рузвельт обещал. (Чан Кайши в свою очередь полагал справедливыми и законными возвращение СССР Южного Сахалина и Курильских островов, а также превращение Дайрен (г. Дальний) в порто-франко, чтобы компенсировать отсутствие у СССР незамерзающего торгового порта.) Рузвельт обещал оказать давление на Черчилля, чтобы возвратить Китаю Гонконг. Рузвельт также пообещал Китаю главенствующее место в послевоенной оккупации Японии, значительные репарации из страны-агрессора, передачу ему Тайваня. Рузвельт пошел даже дальше. Он предложил Китаю заключить после окончания войны двусторонний договор о безопасности.
Какие главные линии мы видим в дипломатии Рузвельта? После войны четыре великие державы - США, СССР, Англия и Китай будут контролировать мировое развитие. При этом Англия становится все более зависимой от США. Такие крупнейшие британские доминионы, как Канада, Австралия и Новая Зеландия, уже прочно находились в орбите США. Предлагая Чан Кайши двусторонний союз, Рузвельт "перетягивал" на свою сторону еще одного из четырех "мировых полицейских". Все это с учетом исключительного экономического броска Америки и доминирующего положения в Западном полушарии делали ее "первой среди равных", гегемоном мирового сообщества.
Чан Кайши позиция американцев привела в эйфорическое состояние. "Президент не откажет мне ни в чем, - говорил он лорду Маунтбеттену во время переговоров в Каире. - Он даст мне все, что я захочу".
Мадам Чан Кайши выражалась еще более определенно и цветисто: "Мое сердце переполнено восхищением и благодарностью за все, что вы сделали". Супруги Чан Кайши уже видели себя национальными героями, возведшими Китай в ранг одной из величайших стран мира. Они были заворожены американскими предложениями. Если до войны гоминдановское руководство Китая испытало несколько вариантов тактики (в том числе сближение с СССР, Японией и западноевропейскими странами), то теперь ставка была сделана на североамериканского гиганта.
Ограниченность возможностей Китая и пределы патронажа Америки обнаружились здесь же, в Каире. "Ослепнув" от рисуемых перспектив, Чан Кайши попросил Рузвельта предоставить китайским представителям право участвовать в работе англо-американского Объединенного комитета начальников штабов. Рузвельт сразу же отверг эту идею, как и идею создания двустороннего американо-китайского совета. Ни американцы, ни еще более англичане не хотели допускать китайцев (не говоря уже о русских) к выработке мировой стратегии. Хороший пример того, каким англосаксы видели равенство "четырех полицейских", был показан в том же Каире. Объединенный комитет начальников штабов несколько дней обсуждал роль Китая в будущей борьбе против Японии. Китайцы были рядом, но их допустили в зал заседаний лишь в самом конце. И о китайских ресурсах, о будущем китайском участии говорили не китайцы, а генерал Стилуэл и лорд Маунтбеттен.
Вынужденный впоследствии объяснять свою адвокатуру Чан Кайши Сталину, Рузвельт сказал, что он боится выхода Китая из войны. Едва ли это реалистичное объяснение. Китай практически не мог выйти из войны. Трудно было рассчитывать на внезапные решающие удары Японии - если она не сумела этого сделать, имея руки свободными в 1937 - 1941 годах. Трудно было предположить, что война, превратившаяся в источник доходов (материальных и политических) для верхушки гоминдана, будет ею прекращена. Нет, суть заключалась не в боязни "выпадения" Китая. Эта страна была нужна Рузвельту для реализации его главной мировой дипломатической игры, для использования ее как против нынешних, так и возможных противников. "Во время и после войны, - справедливо пишет американский историк Р. Даллек, - Рузвельт рассчитывал на поддержку со стороны Китая в потенциальных политических спорах с Англией и Россией".
"Посмотрите-ка, Уинстон, - говорил Рузвельт Черчиллю в Тегеране по поводу судьбы Индокитая. - Вы в меньшинстве, три против одного".
Рузвельт полагал, что примерно через четверть века Китай поможет Америке "сдержать Японию". Рузвельт надеялся и на помощь Китая в нажиме на европейские метрополии, в создании после войны новой системы мандатов на колонии. Он рассчитывал, что система опеки позволит Соединенным Штатам получить на долгий период военно-морские и военно-воздушные базы в стратегически важных точках Тихого океана. При этом у Рузвельта не было иллюзий относительно сопротивления главных западноевропейских стран. Своему советнику Ч. Тауссигу он говорил еще летом 1942 года: "После войны у нас будет больше трудностей с Великобританией, чем с Германией сейчас".
Тот же Тауссиг мог убедиться в твердости империалистического курса Черчилля, когда, беседуя с ним, премьер-министр сказал: "Нации либо следуют своим традициям, либо умирают... До тех пор, пока я являюсь премьер-министром, мы будем держаться за эти традиции и за империю. Мы не позволим готтентотам при помощи всеобщих выборов выбросить белых в море".
На встрече в Каире в ноябре 1943 года, в дискуссиях с высшими американскими военными, Рузвельт услышал их однозначное мнение о дальнейшем ходе военных действий. Судьбы Европы решаются в Германии, а не на греческой периферии, поэтому, выигрывая второстепенные операции на Додеканезских островах, США могут потерять Германию, а с ней и всю Европу. Рузвельт распорядился ограничиться на Балканах акциями местного значения, которые не влияли бы на реализацию главного стратегического замысла. То, что беспокоило Рузвельта, записано в стенограмме от 19 ноября 1943 года: "Советы сейчас всего в 60 милях от польской границы и в 40 милях от Бессарабии".