Страница 83 из 133
Пожалуй, день 12 мая стал самым интересным и важным днем американо-английской встречи. Военные чины с обеих сторон, выполняя жесткие наказы своих руководителей, подтвердили верность избранному курсу. Рузвельт видел, что Черчилль уводит его на Балканы встречать наступающую Красную Армию. Сам же он надеялся урегулировать межсоюзнические планы в прямом контакте со Сталиным. Англичане еще раз повторили свои опасения в отношении "преждевременного" форсирования Ла-Манша, они говорили об "океане крови". Американцы во главе с Маршаллом гораздо более жестко, чем в Касабланке, показали, что решать проблему охраны ближневосточного пути англичан в Индию они не намерены.
В конечном счете был достигнут не очень обязывающий обе стороны компромисс - об этом свидетельствует широко трактуемый характер общего документа. Англичане согласились, что главной задачей западных союзников является "решающее вторжение в цитадель стран ёоси"". Контрольной датой было названо 1 мая 1944 года. Они охотно пообещали увеличить интенсивность бомбардировок Германии. Рузвельт, со своей стороны, дал согласие продолжить операции в Средиземноморье и по возможности нанести решающий удар в Италии. Но чтобы англичане не затянули всю американскую мощь в свои средиземноморские операции, Рузвельт четко ограничил контингент американских войск, участвующих в них (27 дивизий). В то же время семь американских дивизий должны были осенью прибыть в Англию и начать все необходимые приготовления для броска во Францию. На случай непредвиденного развития событий на советско-германском фронте оба лидера, Рузвельт и Черчилль, приняли решение постоянно быть готовыми к реализации плана "Следжхаммер" - экстренной высадке всеми наличными силами в Европе.
На этой конференции в Вашингтоне Рузвельт впервые, пожалуй, обращался с англичанами как с "менее равным" союзником. Он вел довольно жесткую линию. Решение задач британского империализма не входило в его планы. Возможно, мысленно он уже обсуждал мировые проблемы с восточным союзником. Черчилль чувствовал подобную отстраненность президента и довольно остро ее переживал. В свете всего этого понятно отсутствие энтузиазма у обоих лидеров, когда, по окончании конференции, они приступили к составлению подробного письма Сталину. Рузвельт не хотел, чтобы у Сталина складывалось впечатление, что англосаксы постоянно прежде совещаются между собой, а уже потом обращаются к нему. Рузвельт стремился показать степень сепаратизма Вашингтона в гигантских текущих и будущих проблемах. Но начинать этот сепаратный диалог приходилось с жалких позиций: следовало написать в Москву, что открытие второго фронта снова откладывается, поскольку западные союзники решают свои задачи в Средиземноморье. Много вариантов пошло в корзину, прежде чем далекие от прежней взаимной любезности Рузвельт и Черчилль составили приемлемый текст. Два самых легких пера своего времени не могли породить простого письма разочаровывающего Москву содержания: в решающие месяцы летом 1943 года, когда немцы поставят на кон все, что имеют, Советский Союз будет сражаться в одиночку. В два часа ночи Черчилль предложил взять с собой в самолет последний проект, поработать над ним и представить на рассмотрение президента.
Черчилль вместе с генералом Маршаллом вылетали в Алжир к Эйзенхауэру. Зная твердость Маршалла, Рузвельт поручил ему участие в написании конечного варианта. Именно Маршалл с солдатской прямотой написал в самолете текст, удовлетворивший обоих лидеров настолько, что они готовы были послать его в Москву без малейших изменений. Примечательно, что Рузвельт задержал его еще на неделю - чтобы сложилось впечатление о том, что текст написан после визита Черчилля, будто Рузвельт подписал его один. Главной практической идеей было содержавшееся в предпоследнем абзаце обещание сконцентрировать войска на Британских островах для полномасштабной высадки на континент весной 1944 года. Таким образом, в результате недельной словесной битвы в мае 1943 года было решено, что к 1 мая 1944 года в Англии приготовятся к боевым действиям 29 дивизий.
Нужно сказать, что англичане сыграли сдерживающую роль и в американо-китайском сближении. В этом плане на вашингтонской конференции 1943 года (Черчилль назвал ее конференция "Трайдент") английский премьер сумел убедить Рузвельта в опасности бросать силы в бездонную бочку китайского политического организма, неэффективного и коррумпированного. Черчилль выложил самый убедительный аргумент: Россия, а не Китай "является ответом на вопрос, как нанести решающий удар по Японии". Черчилль отказался поехать в Нью-Йорк повидать мадам Чан Кайши.
В итоге Рузвельт отверг операцию по захвату Бирмы (операция "Анаким") и вместо этого решил сконцентрировать силы на Сицилии и Италии, а не на китайско-японском фронте. Черчилль убедительно говорил о том, что ликвидация режима Муссолини, а с ним и итальянского флота, позволит переместить английские корабли в Тихий океан, где помощь англичан будет реальной, а не "липовой", что поражение Италии заставит Германию направить свои ресурсы на юг, делая более уязвимой для удара западных союзников Францию. Напомним еще один аргумент Черчилля на конференции "Трайдент": лишь шаги по укреплению позиций западных союзников в Средиземноморье помогут в конечном счете сдержать советскую экспансию на Балканах. Рузвельт посчитал нужным подчеркнуть важность обрыва германских коммуникаций на Балканах. Но, в отличие от Черчилля, он все же отстаивал достоинства высадки во Франции.
Рузвельта исключительно интересовали впечатления от встреч в Москве Дж. Дэвиса, который именно в это время возвращается в Вашингтон. Он просил бывшего посла наиболее тщательным образом восстановить подробности бесед со Сталиным.
Третьего июня 1943 года Дж. Дэвис прислал Рузвельту отчет о своей миссии в Москву. По мнению Дэвиса, начало их контактов не предвещало ничего хорошего. Огорчило посла более всего то, что Сталин не видел особого различия между американской позицией и английской, он полагал, что стоит перед единым западным фронтом. Исходя из этого, Сталин не проявил энтузиазма в отношении сепаратной встречи с Рузвельтом. На высказывания Дэвиса о том, что СССР и США, в лице их лидеров, могут найти общий язык, "выиграть и войну и мир", Сталин лаконично ответил: "Я в этом не уверен". Дэвису, по его словам, понадобилось немало времени и усилий, чтобы смягчить напряженность в их беседах. Сталин не принимал североафриканские операции или бомбардировки Германии в качестве эквивалента "второго фронта". Дальнейшее откладывание открытия "второго фронта" поставит Советский Союз летом 1943 года в очень тяжелое положение. Оно (Сталин сделал акцент на этом) повлияет на ведение Советским Союзом войны и на послевоенное устройство мира.
Вскоре Рузвельт получил личное послание Сталина: результат массированного германского наступления летом 1943 года будет зависеть от операций союзников в Европе. В конечном счете перспектива достижения двусторонней советско-американской договоренности приобрела, по его мнению, некоторую привлекательность, и Сталин согласился встретиться с Рузвельтом в Фейрбенксе в июле или августе 1943 года, но просил понять, что не в состоянии назвать точную дату встречи ввиду существующих исключительных обстоятельств. И он не пойдет на встречу, если она будет использована как предлог для откладывания высадки на европейском континенте. Сталин говорил это, еще не зная об итогах конференции "Трайдент", еще надеясь на открытие "второго фронта" в августе - сентябре 1943 года.
После отъезда Дэвиса из Москвы Сталин получил сообщение от Рузвельта об еще одном крупном - на год - откладывании открытия "второго фронта". Рузвельт не без основания ожидал, что теперь советская сторона может снова ужесточить свою позицию, предложения о советско-американской договоренности повиснут в воздухе. Накануне сражения на Курской дуге союзники отказали Москве в самой необходимой помощи.
Прочитав написанный Маршаллом отчет о конференции, где как бы между прочим сообщалось о переносе высадки во Франции на весну 1944 года, Сталин, едва сдерживая ярость, прислал письмо 11 июня 1943 года, в котором отмечал, что данное решение создает для Советского Союза исключительные трудности. Это решение "оставляет Советскую Армию, которая сражается не только за свою страну, но также и за всех союзников, делать свое дело в одиночестве, почти одной рукой против врага, который все еще очень силен и опасен". Советский народ и его армия соответствующим образом расценивают поведение союзников. О возможности двусторонней встречи в послании не говорилось ничего.