Страница 9 из 16
В положении поистине донкихотском Уэверли оказывается, когда ему приходится пойти в горы на поиски угнанного у его шотландского хозяина скота. Величие обстановки, отвечающей самым возвышенным романтическим представлениям молодого человека, и обыденность повода для его похода буквально не укладываются у него в сознании. Однако шотландцы, как показывает Вальтер Скотт, воспринимают пропажу иначе: этот пустяк - пропажа дойных коров - может послужить поводом к нескончаемой родовой распре. Многое представляется Уэверли трудносоединимым: грабеж, насилия и вообще взаимные зверства воспринимаются горцами как что-то обычное, повседневное, и тут же проявляется у них невероятная ранимость в вопросах чести. Так и читатель знакомится с нравами и понятиями, возможными, по замечанию Вальтера Скотта, "лишь шестьдесят лет тому назад".
Шотландия тех времен представляла собой прежде всего клубок внутренних конфликтов, разделивших страну не только на две части - горную и равнинную; внутри каждой из частей, даже в каждой из группировок, народ был разделен на враждующие лагери - по религиозной линии. Если шотландские протестанты-пуритане служили оплотом английской буржуазной революции, то шотландские католики являлись ее злейшими врагами. К этому следует добавить, что король Британии, шотландец Джеймс (или Иаков) II, хотел восстановить в Англии континентально-европейское влияние. Таким образом, король был одновременно британцем и антибританцем. Таков был и иго сын, Джеймс Стюарт, так называемый Претендент, пытавшийся в 1715 г. вернуть себе престол. Таков был и его внук, Претендент-младший, сделавший подобную попытку в 1745 году. Торжество любого из претендентов, как старшего, так и младшего, означали бы начало новой гражданской войны, развал государства, интервенцию с европейского континента и прочие общенациональные бедствия. Сам Вальтер Скотт, мысля себя британцем, стремился показать правоту и неправоту каждой из сторон по отношению к идеям государственного единства и национальной самобытности.
Об исторических лицах и событиях Вальтер Скотт очень часто сообщает лишь бегло, между прочим, между строк и даже под строкой, в авторских примечаниях. В наше время читателю требуется примечаний уже вдвое больше. Однако современники Вальтера Скотта хорошо различали знакомый им колорит эпохи шестидесятилетней давности и со всей остротой воспринимали двойственность положения Уэверли, у которого и в семейной истории содержится тот же конфликт: одни его предки стояли за протестантскую, но иноземную династию Ганноверов, другие же являлись яковитами, сторонниками линии Иакова Стюарта. К этому остается добавить сердечное увлечение молодого англичанина сестрой вождя шотландского клана, убежденного яковита, и то, что она сама истово была предана делу крайнего шотландского патриотизма. Поэтому Уэверли, сочувственно принимаемый у одних, попадает под подозрение у других, а в решающей битве оказывается противником собственной армии.
Но тут следует неожиданный поворот романтической интриги: "Кто-то спасает кого-то", а именно Уэверли в ходе боя оберегает от удара английского полковника, спасая и его, и свою патриотическую честь. Дальнейшие несколько натянутые сюжетные ходы устраняют прочие препятствия на пути Уэверли к счастливому браку, правда, не с гордой горянкой, непримиримой в своей преданности обреченному делу, а с другой, более терпимой шотландкой, и в результате совершается символический брак, соединяющий два старинных дома, английский и шотландский.
Успех "Уэверли" был значителен и оказался поддержан последующими романами цикла, который так и стал называться Уэверлеевским, хотя каждая из книг имела свой независимый сюжет.
В 1816 г. вышел роман, называемый в русском переводе "Пуритане", английское же его труднопереводимое название означает "Старые кости". Это прозвище удивительного странника, каменотеса, который бродил по Шотландии, укрепляя и ремонтируя могилы шотландских сектантов, некогда, сто лет тому назад, восставших против притеснений Стюартов.
С большого праздника, какого в этих краях давно не бывало, Вальтер Скотт начинает свое повествование, вновь показывая всю сложность и запутанность жестоких конфликтов. Здесь иная расстановка общественных сил - столкновение внутришотландское, вместе с тем отражающее раскол по всей стране во времена революции. Отодвинув время действия своего романа к последней трети XVII столетия, Вальтер Скотт изображает шотландцев наиболее крайних убеждений. Шотландцы-пуритане оказались хранителями революционного духа, окончательно выветрившегося после смерти Кромвеля и возвращения на английский престол королевской династии. Сложность положения заключалась в том, что, отстаивая сектантский кастовый демократизм, эти шотландцы оказывали сопротивление ходу самого времени Пуританизм с его суровой праведностью сковывал живые силы, запрещая людям даже веселье. А посягательства на их независимость со стороны новых феодалов, или, вернее, феодалов, опять получавших полноту своей власти, несмотря на всю жестокость и бесцеремонность притеснений, все-таки нарушают застойность жизни.
Художественная объективность в изображении исторического конфликта дала повод Марксу высоко ценить этот роман. Доступную лишь подлинному искусству объективность Маркс и Энгельс называли "поэтическим правосудием" в отличие от правосудия гражданского или политического, которое отделяет правого от виноватого. Поэтическое же правосудие показывает и правоту, и неправоту каждой из сторон.
В "Пуританах" читателей привлекала судьба центрального героя Генри Мортона, отнюдь не религиозного изувера, но все же верного своим убеждениям. "Генри Мортон был одним из тех одаренных людей, которые, обладая множеством разнообразных способностей, даже не подозревают об этом. Он унаследовал от отца неустрашимую отвагу и стойкое, непримиримое отношение к любому виду насилия, как в политике, так и в религии. Однако его приверженность своим убеждениям, не взращенная на дрожжах пуританского духа, была свободна от всякого фанатизма", - так пишет Скотт о своем герое. Генри спасает одного из последних республиканцев и сам оказывается под угрозой смерти. Скотт окружает своего героя различного рода фанатиками, жертвующими людьми ради принципа. Со своей стороны, Скотт выдвигает некую аполитичную, в конечном счете консервативную утопическую идею, но при этом он заставляет того же Мортона выслушивать множество тяжких слов из уст простых шотландцев, которые не верят уже больше ни в какие "хартии свободы". "На долю Мортона, хорошо понимавшего гибельность этих раздоров, выпало немало хлопот; всеми доступными ему средствами пытался он сдержать разбушевавшиеся страсти обеих партий". Надо прямо сказать, что, несмотря на все добрые слова, сказанные автором в отношении своего героя, он не самое яркое лицо в повествовании, по выразительности его превосходят даже эпизодические лица - королевские рубаки и сектанты-ковенанторы, в обрисовке которых Скотт действительно сумел создать живое впечатление о тех суровых временах.