Страница 40 из 43
______________
** Алкивиад (около 450-404 гг. до н. э.) - один из афинских стратегов в период Пелопоннесской войны. В античном мире считался образцом мужской красоты.
Характеризуя различные виды красоты, заключенной в чувственно воспринимаемых вещах, в природе и человеке, философ утверждает, что красота эта не является сущностной, истинной. Она носит чисто внешний характер, "более быстротечна и склонна к исчезновению, чем изменчивость весенних цветов". Для того чтобы познать истинную, нетленную красоту, надо обратиться к "дивному образу неба".
Эстетическая концепция Боэция, составляющая один из важных аспектов его учения в целом, сложилась в эпоху перехода от античности к новому типу культуры, характеризующемуся господством христианской церкви. Однако при этом "последний римлянин" не выходит, по существу, за рамки античной философской традиции. Это особенно характерно для его ранних произведений, содержащих трактовку числа и теоретических проблем му-{149}зыки. Здесь Боэций излагает основные моменты пифагорейско-платоновской музыкально-математической теории. В своей интерпретации числа и некоторых других положений он, возможно, выглядит более "архаичным" и теснее связанным с древней традицией, чем, например, Августин, живший раньше него. Но ценность боэциева учения о числе и музыке не в новизне трактовки, а, напротив, в сохранении и систематизации античных знаний. Благодаря ему для последующих поколений стали доступными целые фрагменты из сочинений античных авторов о музыке, в частности Аристоксена, Филолая и даже современника "последнего римлянина" Альбина. От Боэция берут начало многие современные музыкальные термины, переведенные им на латинский язык с греческого, такие, например, как консонанс, диссонанс и др.
"Все крупные теоретики последующего тысячелетия воспитывались на трактате Боэция "Наставления к музыке". Особенно значительным был его авторитет в средние века, когда буквально все музыкально-теоретические сочинения были испещрены ремарками: "Как сказал Боэций", "Боэций утверждал", "Согласно Боэцию" и т. д. Для того чтобы читатель полностью поверил в справедливость высказываемых положений, средневековому автору нужно было прежде всего сослаться на авторитет Боэция..." 31 В эпоху Возрождения "Наставления к арифметике" и "Наставления к музыке" также высоко оцениваются, однако уже не как учебники, а как "памятники культуры", содержащие подробное изложение знаний древности, как источники по истории античной математики и музыки.
Более широкая эстетическая концепция, представленная в "Утешении", активно влияла на средневековую литературу и эстетику и своими теоретическими положениями, и самой системой аллегорий и поэтических образов. Боэций выступил как теоретик красоты гармонической и пропорциональной, выдвинув разум в качестве основного критерия эстетического восприятия. И до настоящего времени сочинения Боэция продолжают оставаться в числе основных источников, откуда ученые и музыканты черпают сведения по истории античной эстетики и музыкальной теории.
Не рвется связь времен
Своим творчеством Боэций решал задачу, поставленную его временем, которое было одним из узловых пунктов исторического развития, требовавшим синтеза прошлого {150} и интуиции будущего. Под пером Боэция элементы античного знания и философии превращаются в строительный материал для новой системы мышления, новой культуры. Философ не только охвачен предчувствием этого будущего, но и реально помогает ему взрасти не на вытоптанном поле, но на ниве, подготовленной к посеву сложной духовной работой многих поколений. Боэций был сыном своего времени, но благодаря интуиции будущего стал "своим" и для средневековья. Этому способствовали многие причины, однако в значительной степени и то, что в Боэции не было непонятности, неразгаданности гения, но строгая логика, доступность в изложении сложнейших философских проблем, "прозрачная" универсальность, сочетающаяся с художественной образностью и аллегоризмом, не затемняющими, а, напротив, высвечивающими существо кардинальных вопросов бытия, мира и человека. Боэций писал, чтобы быть понятым, и это ему удалось.
Боэций подтвердил провозглашенные им истины своей жизнью и смертью. Вскоре после гибели "последнего римлянина" неизвестный поэт начертал на его могиле: "Здесь покоится Боэций, толкователь и питомец Философии, стяжавший славу, достигшую звезд. Его превозносит Лациум **, о нем скорбит поверженная Греция. Но не погиб ты от чудовищного злодеяния тирана. Твое тело принадлежит земле, но имя переживет века!" Безвестный поэт оказался хорошим пророком, Боэция, отнюдь не обделенного признанием современников, не забыли и потомки.
______________
** Здесь - Рим.
"Утешение" с удовольствием читали в подлиннике на латинском языке, начиная со времени его появления и вплоть до нового времени, но все же делать это могли сравнительно немногие образованные люди, хорошо знавшие древний язык, ставший официальным языком западноевропейской средневековой цивилизации. Однако еще в раннем средневековье появились переводы и переложения сочинения Боэция на еще только зарождавшиеся национальные языки.
В IX в. англосаксонский король Альфред перевел "Утешение" на живой язык того времени - староанглийский. С этого момента творение "последнего римлянина" стало активно влиять на развитие складывающихся европейских литератур на народных наречиях. На рубеже Х- XI вв. "Утешение" в переводе Ноткера Косноязычного {151} зазвучало по-верхненемецки. В XI в. появляется версия (переложение) "Утешения" на провансальском языке. XII в. стал временем поистине огромного интереса к Боэцию. Его авторитет в науках, логике, философии, поэзии, музыке чрезвычайно возрос. Многочисленным пересказам "Утешения" был подведен определенный итог в XIII в. французским поэтом Жаном де Меном, перевод которого пользовался широкой известностью.
На итальянский язык "Утешение" переводилось несколько раз, в том числе учителем Данте Брунетто Латини, а в XIV в.- Альбертом Флорентийским. Сочинение Боэция читали и в Византии в греческом переводе Максима Плануда (XIV в.). Тогда же новый перевод "Утешения" на английский язык сделал великий английский поэт Чосер. Среди переводчиков "Утешения" Боэция была и английская королева Елизавета I, в шекспировской Англии "последний римлянин" был хорошо известен. Существовали также многочисленные версии "Утешения" на "новоевропейских" языках, весьма вольные, но являвшиеся относительно "массовой" литературой той поры.
Почему же коронованные особы, ученые и поэты переводили и пересказывали Боэция? Конечно, знание его сочинений входило в обязательный "интеллектуальный набор" и в начале средневековья, и на его исходе. Образованный человек в средневековой Западной Европе не мог не знать Боэция. Знать же его глубоко, иметь о нем тонкое суждение было своеобразным свидетельством высокой образованности, знаком особого культурного престижа. Но чтобы достичь этого, достаточно было изучить "Утешение" в оригинале, особенно в конце средневековья, когда знание латыни уже само по себе становилось признаком некоей культурной элитарности.
Представляется, дело было в том, что переводчики "Утешения" считали необходимым довести его до широкого круга читателей, сделать его более близким для времени, в котором жили. Они стремились, чтобы приобщение читателей к "Утешению" было более интимным, человечным, чтобы это сочинение становилось не вызывающим любопытство раритетом, но действующим элементом культуры их времени.
Король Альфред, который весьма пекся не только о благосостоянии, но и о духовном здоровье народа, счел, что едва ли для просвещения подданных можно найти лучшее произведение, нежели боэциево "Утешение". Человек, познакомившийся с этим произведением, получал {152} представление о макрокосме и микрокосме, обретал универсальное знание, наставления в правильной жизни, преподанные в форме поэтической аллегории, утоление душевных мук. О том, сколь непосредственно Альфред воспринимал "Утешение", свидетельствует хотя бы тот факт, что Фортуна под его пером обрела черты представлений германских народов о судьбе, ссылки на римскую мифологию и историю были заменены примерами из германской мифологии и истории англосаксов. Если бы король переводил "Утешение" только для себя, ему едва ли бы понадобились такие замены. Альфред, как представляется, стремился сделать "Утешение" понятным своим современникам.