НЕ БЫЛО БЫ СЧАСТЬЯ…

– Не.., говори таких вещей, – неуверенно и тихо произнесла она.

К ее вящему ужасу, Джонас сделал еще два шага и остановился совсем рядом. Очень медленно, словно оставляя ей время для возражений, он поднес руку к ее лицу и нежно потер костяшками пальцев ее щеку. Зои прикрыла глаза. Она твердила себе, что должна оттолкнуть его, должна отстраниться. Но его прикосновение было исполнено такой неги, такой теплой любовной ласки, что она могла лишь замереть и наслаждаться им.

– Кто это был? – Его голос, низкий и ровный, прозвучал как будто за несколько сотен миль от нее.

Она в растерянности открыла глаза.

– О ком ты?

Его ладонь накрыла ее щеку полностью, пальцы скользнули в волосы у виска. Сквозь Зои словно электрический разряд прошел, и она инстинктивно съежилась и отпрянула.

Джонас так и остался стоять с поднятой рукой. Но пальцы его сжались в кулак, когда он спросил:

– Кто был тот сукин сын, научивший тебя.., бояться мужчин? Кто он, этот негодяй, из-за которого тебя пугает самое невинное прикосновение?

Зои молча покачала головой, отказываясь отвечать. Джонас вернулся к журнальному столику, снова взял бокал и несколько минут задумчиво потягивал напиток, не спуская глаз с Зои. Она продолжала упорно молчать. Он покрутил бокал в ладонях и опустил взгляд на янтарную жидкость, всматриваясь в золотистую глубину бокала с таким вниманием, словно в жизни не видел ничего более интересного. Но Зои была уверена, что он далеко не так беззаботен, как хочет казаться.

Джонас заговорил через несколько секунд:

– Ты сказала Джулиане, что знаешь – каково быть обузой и каково чувствовать себя лишней. Твой отказ от любого общения с мужской половиной человечества объясняется этим опытом?

Она покачала головой.

– Нет.

– Тогда в чем дело? Почему ты не позволяешь мне хотя бы просто прикоснуться к тебе?

Зои тяжко вздохнула, смахнув упавшие на лоб пряди. Похоже, он не успокоится, пока не вытянет из нее все что можно о ее личной жизни. Что ж – значит, сегодня ему заснуть не удастся. Потому что Джонас Тейт – последний человек на свете, которому она намерена выкладывать подробности своего прошлого. Однако после такого удара в пах – пусть даже Джонас сам напросился – он, наверное, заслуживает объяснения с ее стороны. И все же Зои никак не могла решить, до какой степени она может быть с ним откровенна.

Но Джонас своим следующим вопросом сам дал ей возможность увильнуть от прямого ответа:

– Твое поведение никак не связано с воспитывавшими тебя тетками? Я все думал: может, они не зря были одинокими?

Зои улыбнулась.

– Мужененавистницами они не были, если тебя это интересует.

– Именно это.

– Нет, ничего подобного, – заверила она. – Мои родители погибли во время кораблекрушения, когда мне было три года. Тетки моего отца – одна была бездетной вдовой, а вторая вообще не выходила замуж – взяли меня к себе. Ни одна из них не испытывала особого восторга по поводу перспективы растить ребенка. И ни одна понятия не имела о том, как воспитывать девочку. Несмотря на гигантский рывок, который общество сделало в шестидесятые годы, тетя Селест и тетя Милли так и не смогли изменить дорогим своему сердцу сороковым, что касалось манер и правил хорошего тона. И когда я подросла, тетки только разводили руками. Они были в ужасе от меня. – Зои невольно хмыкнула. – Интересно, что, несмотря ни на что, я безумно люблю их. Понимаешь, сами они сохранили образ мыслей послевоенной Америки, но учитывали, что я вижу мир немножко другими глазами. И я люблю своих теток именно за их упрямый отказ поддаваться современному ритму жизни.

По улыбке Джонаса она увидела, что он рад ее объяснению, хотя это было не совсем то, о чем он спрашивал. Но ведь он-то вообще ничего о ней не знал, верно?

– Однако временами вам приходилось друг с другом нелегко, правильно я понял? Она кивнула.

– Да уж. Затаенная обида постоянно висела между нами. Ребенком я их с трудом выносила. Они меня – тоже. Должна признаться, что иногда я их намеренно доводила до белого каления. А однажды даже сбежала из дому, когда мне показалось, что я больше не в силах выдержать их.., воспитания.

Он поднес было бокал к губам, чтобы сделать очередной глоток, но при этих словах опустил руку.

– Что?

Зои, не спрашивая разрешения, подошла к бару и открыла неубранную бутылку. Плеснула себе коньяку на дно бокала и проглотила залпом.

– Я сбежала из дому, – только потом повторила она.

– Почему?

– Я была очень несчастна. Мои тетушки требовали от меня, как мне казалось, невозможного поведения. Но гораздо хуже было то, что я точно знала: я им не нужна, они не хотели меня брать, я поломала их тихий, спокойный образ жизни. Короче, я, как типичный бунтующий подросток, сбежала из дому.

– Но вернулась ведь?

– В конце концов – да.

– J– И когда произошло это «в конце концов»?

– Я провела на улицах пять недель. Джонас подошел и остановился рядом с ней.

– И какой смысл ты вкладываешь в это «провела на улицах»?

Зои, не глядя на него, налила себе еще немного коньяку и отхлебнула глоток.

– Самый прямой. Я спала под мостами и на свалках, просила милостыню, околачивалась у кафе, чтобы схватить остатки еды.

– Сколько же тебе было?

– Четырнадцать.

– Ты спала под мостами и питалась объедками, когда тебе было четырнадцать? – В ночной тишине его голос прозвучал как раскаты грома.

Она кивнула.

– Ага, я сбежала из дому совсем ребенком. Но когда вернулась, то была уже значительно старше и мудрее.

Он молчал несколько минут, переваривая услышанное и, похоже, размышляя, не вынудит ли он Джулиану к такому же бунтарству.

– И все же это не объясняет твоей ненависти к мужчинам, – наконец произнес он.

Черт, а она-то надеялась отвлечь его! Ни за что на свете Зои не собиралась ему говорить, что приобретенный на улицах опыт ни в какое сравнение не шел с теми горькими знаниями, которые она получила ненамного позже, в самой ранней юности.

Ведь все равно он ничего не поймет, если не рассказать ему об Эдди. А о нем она больше не говорит. Ни с кем.

– Ненависти к мужчинам у меня нет, – тихо сказала она. – Все считают, что я ненавижу мужчин, но это не так.

– Тогда в чем дело?

– Я просто не хочу ни с кем завязывать серьезных отношений.

– Почему?

По вполне понятной причине, в душе отозвалась она. Но это его.., никого не касается.

– Однажды у меня не сложились отношения с мужчиной.

Она услышала вздох Джонаса.

– У всех у нас хоть раз в жизни не складываются отношения с противоположным полом, Зои. Но это не значит, что любой человек с теми же половыми признаками становится нашим врагом.

Она не сдержала усмешки.

– Нет, конечно, но…

– Что – но?

В ее памяти встал образ малыша в больничной кроватке, безжизненного и бледного как мел, малыша, которому она была не в силах помочь. Но Зои стерла этот образ так же быстро, как он появился. Этот ребенок был частью ее прошлого, частью совсем другой ее жизни.

– Ничего, – решительно отрезала она и проглотила остаток коньяка. И обернулась к Джонасу с улыбкой – достаточно спокойной и уверенной улыбкой, как ей казалось. – Если честно, я устала. Пойду спать. Спокойной ночи. – Зои направилась к двери, в душе молясь, чтобы Джонас не настаивал на своем и отпустил ее с миром.

Не стоило и надеяться.

– Подожди, Зои, – раздалось за ее спиной. Она неохотно остановилась, но оборачиваться не стала.

– Что?

– Разговор ведь не окончен. Она по голосу догадалась, что Джонас по-прежнему стоит у бара.

– Разумеется, окончен, – бросила она. – Больше обсуждать нечего.

– Есть, и много.

– Например? – Короткий нервный смешок прозвучал неестественно и напряженно – Зои была напряжена до предела. Обернуться она так и не захотела. Или не смогла?

Зои услышала стук стекла о деревянную поверхность бара, потом шелест тихих шагов по ковру. Джонас остановился позади нее. Она почувствовала его ладони у себя на плечах – и была бессильна противиться, когда он повернул ее лицом к себе. Его взгляд был серьезен, чист и честен. А губы были сжаты в упрямую линию. Он вовсе не пытается залезть ей в душу, вдруг осознала она. Он просто хочет понять.