Страница 23 из 49
Я подошел к двери и явственно услышал затихающий перестук каблучков. А потом снизу донесся истошный, но тоже затихающий крик:
– Ты за это заплатишшшшшшшь!
Я тихонько прикрыл дверь, в кои-то веки испытав столь непривычное для меня ощущение торжества.
Глава 17
Снова взяв трубку, я услышал голос Добрьяка, повторявшего:
– Алло! Алло! Алло!
– Алло, – сказал я.
– А, вы здесь. Где вы?
– Пока не могу сказать, – ответил я.
– Фред, нам настоятельно необходимо встретиться...
Тут он ошибался. Настоятельная необходимость заключалась в другом: я должен был как-то овладеть положением. Подпустив в голос стальных ноток, я сказал:
– Повторяю последний раз: прекратите называть меня Фредом.
– Можете звать меня Маркусом, – ответил он.
– Я не хочу звать вас Маркусом, – заявил я ему. Вероятно, это были самые грубые слова, с которыми я когда-либо обращался к человеческому существу. – Я хочу называть вас мистером Добрьяком. А вы зовите меня мистером Фитчем.
– Но... но ведь так не годится. Все называют друг друга просто по имени.
– Все, кроме нас с вами, – уточнил я.
– Ну... – с сомнением протянул он. – Хозяин – барин.
От этих слов я аж просиял, но постарался не дать улыбке прокрасться в мой голос.
– Да, еще одно, – сказал я. – Мне нужно немного денег.
– Э... разумеется, Фр... фррр... Разумеется, они же ваши.
– Вы можете получить какую-то сумму без моего письменного распоряжения?
– Э.. ну...
– Я вас ни в чем не обвиняю, – сказал я. – Просто хочу знать, есть ли способ перевести немного денег так, чтобы я ничего не подписывал и никуда не являлся?
– Лучше бы вам, конечно, прийти сюда, – ответил он. – Или, если угодно, мы могли бы встретиться где-ни...
– Есть ли такой способ? – внятно повторил я.
И после новой порции вселенского безмолвия услышал:
– Да, есть.
– Хорошо. Я хочу, чтобы вы взяли четыре тысячи долларов и положили их на мой счет в «Чейз Хэновер», отделение на углу Двадцать пятой улицы и Седьмой авеню. Секундочку, я продиктую вам номер счета.
Я отправился на поиски чековой книжки и в конце концов обнаружил ее в кармане пиджака, где она лежала уже пятые сутки. Вернувшись к телефону, я снова услышал:
– Алло! Алло! Алло!
– Да перестаньте вы, – сказал я.
– Я думал, вы положили трубку, Фр... ффу... Как вы себя чувствуете?
– Превосходно. Итак, номер моего счета – семь, шесть, ноль, пять, девять, два, шесть, два, два, девять, три, восемь. Записали?
Добрьяк прочитал номер вслух.
– Хорошо, – сказал я. – Переведите деньги завтра утром. Причем наличными, чтобы я мог сразу начать снимать.
– Непременно, – пообещал он. – Что-нибудь еще?
– Да. Квартира моего дядьки. Ее уже сдали, или я могу попасть туда?
– Квартира принадлежит вам, – ответил Добрьяк. – Она – часть недвижимости. Это кооператив, и ваш дядька был владельцем.
– Передайте ключи швейцару, – велел я и добавил:
– Нынче же вечером.
У меня не было намерения отправляться туда сегодня, просто я начал постигать науку лукавства.
– Сделаем, – пообещал Добрьяк.
– И не вздумайте отираться поблизости, когда я буду там.
– Я ваш поверенный, Фр... фуф...
– Что?
– Ваш поверенный. Есть вещи первостепенной важности...
– Ключи – швейцару, – распорядился я. – Вот вещь первостепенной важности.
– Сделаю, сделаю, – заверил меня Добрьяк. – А теперь давайте поговорим.
– Потом, – ответил я и положил трубку, поскольку знал, как опасно позволять людям вовлекать меня в разговоры.
Вечерело, и я подумал, что разумнее всего было бы затемнить окна. Так, на всякий случай. Следующие двадцать минут я провел, пытаясь соорудить какие-нибудь светомаскировочные шторы из одеял, полотенец, простынок и занавески душевой кабинки. Когда все было готово, квартира сделалась похожей на подземелье. Вероятно, тут прекрасно смотрелся бы будапештский струнный квартет. Но зато я с полным основанием полагал, что ни один уличный соглядатай не увидит света в моих окнах, а это было главное.
Пока я трудился, несколько раз звонил телефон. Однажды звонивший сдался лишь после восемнадцатого гудка. Я впервые в жизни притворялся, будто меня нет дома, и оказалось, что не снимать трубку – чертовски трудное дело, все равно что бросать курить. Разум продолжал изменять мне, настырно твердя, что не снимать трубку – противоестественно (как и не курить), а сидеть в другой комнате было трудно чисто физически. За вечер телефон звонил еще несколько раз, но я так и не привык не снимать трубку, и это было мучительно.
Тем не менее, покончив с устройством светомаскировки, я принялся перебирать неимоверно громадную груду писем, полностью покрывшую столик в прихожей. Начал я с того, что разделил груду на три стопы: счета, личные письма и «разное». Впервые на моей памяти стопка счетов оказалась самой тонкой. Я тотчас определил ее в соответствующую ячейку письменного стола и принялся изучать послания личного свойства.
Во всех без исключения письмах говорилось о деньгах, хотя мало кто из их авторов употреблял это слово. Семь писем было от родственников: четверых двоюродных братьев и сестер, двух тетушек и супруги племянника (никто из них никогда прежде мне не писал). Послания отличались пространностью и изобиловали всевозможными новостями, изложенными в попрошайническом стиле: кузену Джеймсу Фишеру предоставилась прекрасная возможность приобрести бензоколонку «Шелл» на новом шоссе, а тетушке Арабелле предстояла довольно серьезная операция на крестце. Двоюродной сестрице Вильгельмине Споффорд страшно хотелось поступить в университет Чикаго. И так далее.
Я прочел все письма и почувствовал, что соскальзываю с завоеванной высоты вниз по склону. Несмотря на все доводы всех разумов мира, мне хотелось верить, что эти люди любят меня, стремятся наладить связь со мной.
А коль скоро я хотел проникнуться такой верой, то едва не проникся. Во всяком случае, был опасно близок к этому.
Дабы укрепить свой слабый от природы дух, я прочел последнюю саморекламную листовку своих родственников и громко сказал:
– Ба! Ну и вранье.
После чего взял все семь писем и пустил их на растопку камина, а сам уселся возле него, чтобы погреться и просмотреть третью стопку – «разное».
Вероятно, это был первый случай в истории, когда слово «разное» столь точно и емко выражало суть соответствующего понятия. В этой стопе было зазывальное письмо от фирмы, торгующей брюками; она сулила мне скидку, если я пришлю свой размер и сообщу, какого цвета должны быть штаны. Тут же лежало послание из Калифорнии, от какой-то шайки монахов, которые предупреждали меня о своем намерении в течение ста лет ежедневно служить обедни в мою честь и предлагали оценить их благочестивое рвение, воспользовавшись вложенным в письмо конвертом с обратным адресом и маркой. С вышеупомянутым посланием соседствовало письмо от сиротского приюта Келп-Чатл, что в Огасте, Джорджия. Означенное учреждение было на грани разорения и просило помощи. Из той же стопы я выкопал плохо отпечатанную записку от какого-то парня из Балтимора; он сообщал, что сочиняет музыку, и спрашивал, не желаю ли я с ним объединиться, если, конечно, наделен даром поэта-песенника. Тут же отыскалось послание от общественной организации Граждане против преступности (почетный председатель – сенатор Эрл Данбар). Не у них ли мой дядя Мэтт подрабатывал «советником»? В письме говорилось, что, если я хочу помочь извести всех вымогателей и гангстеров, достаточно отправить в ГПП чек, который очень пригодится для обеспечения дальнейшей самоотверженной работы этой организации. А еще тут было письмо от страхового агента, который утверждал, что, если я сообщу ему свой возраст, он тотчас подскажет, сколько денег я смогу сберечь на взносах по страхованию жизни, и предлагал воспользоваться приложенным конвертом. Было тут с полдюжины разных, хотя по сути одинаковых, просьб о денежной помощи. И уведомление, что я выиграл бесплатный абонемент на занятия бальными танцами. И еще – корзину флоридских апельсинов. Какой-то законник сообщал мне, что его клиентка, мисс Линда Лу Макбеггл, намерена подать на меня в суд за уклонение от исполнения отцовских обязанностей, если я тотчас не начну их исполнять и не возмещу добром причиненное ей зло. Тут же было надушенное письмо от мисс Кристел Сен-Сир, предлагавшей массаж на дому. И предупреждение об огромной опасности, грозящей мне, если я не пожертвую все свои деньги Мировому вселенскому собору торжествующих святых, ибо легче верблюду пролезть сквозь игольное ушко, чем толстосуму – попасть на небеса. Как бы в подтверждение дурных пророчеств в самом низу стопки я обнаружил открытку из библиотеки, напоминавшую мне о необходимости срочно вернуть книгу.