Колесо Бесконечности

Облака немного разошлись, проглянула луна, так что править быками стало легче. Дорога сквозь деревья была короткой, и скоро стали видны фонари, висевшие по сторонам ворот. Стена, окружавшая храм, была такой низкой, что высокий мужчина с легкостью мог бы через нее заглянуть. Внутри виднелись три небольших святилища; самая высокая из их изящных башен едва достигала тридцати трех футов в высоту. Имелась также библиотека и кельи для немногочисленных монахов и монахинь — низкие здания на противоположном от святилищ конце обнесенной стеной площадки. Фургоны ариаденцев стояли у стены снаружи, на облицованном камнем берегу небольшого канала, снабжающего храм водой. Внутри они не поместились бы, да и сквозь узкие ворота не смогли бы проехать.

По всей территории горели фонари. Как только Риан поставил фургон рядом с остальными, Маскелль спрыгнула на землю. К ним навстречу из ворот вышла монахиня в синем облачении с фонарем в руках. В свете фонаря стало видно ее морщинистое лицо и выцветшая татуировка на бритой голове.

— Ах, сестра, — сказала она, — твои друзья предупредили, что мы должны ожидать тебя. Мы не можем предложить многого — большинство путешественников здесь не останавливается, — но мы рады гостям…

Маскелль откинула с лица спутанные пряди волос и сказала:

— Барима, это же я.

Старая женщина остановилась, присматриваясь к Маскелль, и сощурила глаза, словно пытаясь разглядеть остатки татуировки, почти невидимые под волосами.

— Дитя мое, это и вправду ты, — проговорила она наконец, поставила дрожащими руками фонарь на землю и подошла, чтобы обнять Маскелль.

Маскелль сдерживалась изо всех сил, чтобы не прижаться к старой монахине слишком крепко; она чувствовала, как глупые слезы жгут ей глаза, и злилась на себя за это. Барима казалась легкой и хрупкой, как стебелек высохшей травы.

— Мне пришлось явиться сюда, Барима, — сказала она. — На дороге было небезопасно. — Маскелль рассмеялась, хотя ничего смешного в этом не было. Как ты думаешь, он не станет возражать?

Барима отодвинулась от нее, улыбаясь и качая головой.

— Если он останется недоволен, он наконец даст нам ответ — так или иначе. — Риан распрягал быков, и старая монахиня махнула ему рукой жестом, охватившим и всех остальных, уже прошедших на территорию монастыря: — Мы рады всем твоим спутникам.

Старая Мали вышла из ворот и забрала у Риана сбрую и повод быка; когда тот попытался ей помочь, старуха оттолкнула его. Барима взяла Маскелль за руку и повела ее к храму.

Все вокруг было залито светом: были зажжены все фонари, установленные на колоннах вокруг платформ, на которых высились святилища. В их сиянии был ясно виден розовато-серый камень стен и филигранная резьба на нем. Вдоль всех зданий в три ряда тянулись изображения переплетенных женских тел, тигров, попугаев; особенно богато были украшены двери. Группы сидящих статуй — людей с головами обезьян, еще одной инкарнации Карающего, выглядевших одновременно и гротескно, и загадочно — охраняли небольшой открытый дворик посередине. В мерцающем свете фонарей фигуры казались удивительно живыми. На утоптанной площадке перед кельями Фирак давал импровизированное представление с маленькой куклой на веревочках. Вокруг него собралась группа любопытствующих монахов и монахинь. Маскелль с облегчением подумала, что почти все они слишком молоды, чтобы помнить ее. Они совсем не казались недовольными тем, что их отдых был нарушен; впрочем, служители Кошана были привычны к тому, чтобы обходиться без сна, — этого требовали многие обряды. На низкой стенке сидела Киллия, держа на руках дочку. Малышка явно чувствовала себя гораздо лучше и с любопытством разглядывала бритые головы, разноцветную татуировку и синие одежды монахов и монахинь.

— Ты устала, — сказала Барима, поднимая глаза на Маскелль. — У нас будет время поговорить утром. — Она посмотрела на собравшуюся вокруг Фирака группу и покачала головой. — Я отправлю их всех спать. У нас нечасто бывают посетители и уж тем более чужеземцы с такими интересными игрушками. Ты пойдешь бодрствовать в храм?

— Да, — вздохнула Маскелль, — хоть это и немного принесет пользы.

Барима снова обняла ее и отправилась разгонять сборище. К Маскелль подошел Растим; на его усталом лице было написано облегчение.

— Значит, все удалось — удалось избавиться сама знаешь от чего?

— Да, все прошло прекрасно. — Маскелль заметила, как Растим с подозрением взглянул на Риана, стоявшего у ворот и оглядывавшегося по сторонам. — Ты ошибаешься насчет него: он не замышляет против меня ничего плохого.

Растим с сомнением покачал головой, но сказал:

— Может, так и есть. — Обитатели монастыря расходились по своим кельям, актеры вернулись к фургонам. Растим добавил: — Ты была права, нам следовало сразу ехать сюда и не останавливаться у пристани. Гизар перестал стучать сразу же, как только мы миновали на дороге ту штуку с изображением птицы.

— Это твой фургон застрял у поворота?

— Да, а что?

— Да так. — Маскелль порадовалась, что отправила актеров вперед. Если у Гизара хватило силы из своего ящика заставить колесо фургона застрять в грязи, значит, времени терять было нельзя. Однако Гизар был лишь мелким пакостником и наверняка не стремился привлечь к себе внимание Карающего. Завтра мы въедем в город. Тебе лучше хоть немного поспать.

— Тебе тоже. Ты выглядишь усталой до смерти. — Растим похлопал Маскелль по плечу и двинулся за остальными.

— Спасибо, — крикнула она ему вслед. «Только ни к чему мне это», подумала Маскелль. Да и времени оставалось, только чтобы немного подремать: до рассвета было не больше двух часов.

Когда ариаденцы разошлись по своим фургонам, пришла Барима.

— Пора, пора было тебе вернуться. Я рада, что мне дано было увидеть это. — Она поклонилась Маскелль церемонным поклоном, соответствующим ее рангу, потом повернулась к Риану и отвесила ему поклон вежливости, предназначенный незнакомцам. Тот, казалось, удивился тому, что его присутствие замечено, но постарался ответить таким же поклоном.

Барима снова обняла Маскелль и пошла к своей келье. Риан, стоя рядом с Маскелль, посмотрел ей вслед и спросил:

— Все жрецы Кошана владеют магией? Маскелль потерла шею и вздохнула.

— И да, и нет. Чем полнее твое понимание Бесконечности, тем больше твоя власть над духами земли, воды и воздуха. — Она оперлась на посох и взглянула в сторону храмов. Фонари остались гореть в качестве приветствия посетителям, и три святилища казались теперь больше — рядом не было человеческих фигур, с которыми их можно было бы сравнивать. — И тем меньше у тебя потребности этой властью пользоваться. — Маскелль покачала головой. — Никакого отношения к рангу это не имеет. Есть монахи и монахини, живущие как отшельники в джунглях, которые более могущественны, чем главный жрец храма на Лужайке или любой посвященный высшего ранга.

Во взгляде золотисто-зеленых глаз Риана она прочла сомнение.

— Так, значит, приверженцы Кошана не пользуются магией?

— По крайней мере не так, как ты думаешь.

— За исключением тебя.

— За исключением Голоса Карающего. — Маскелль поднялась по ступеням, ведущим к центральному храму, прошла мимо стражи из людей-обезьян и встала в открытой двери. Внутри царила тьма, тени скрывали тонкую резьбу изображений различных инкарнаций Карающего.

Храм не был ни просторным, ни роскошным — как и все кошанские храмы. Размер и форма зданий имела свой сокровенный смысл: высота башен и дверей, изгибы резьбы, число каменных плит пола — именно это привлекало духов Бесконечности, а не богатство убранства. Вот и храм Карающего был пуст; лишь в нишах стен лежали цветы и фрукты — приношения крестьян из окрестных деревень. Храм пах влажным камнем, пылью, мхом, который в дождливый сезон покрывал все внутри, несмотря на непрекращающиеся старания монахов счистить его.

Риан остался стоять у подножия лестницы. Он терпеливо ждал, как будто был готов простоять там всю ночь. В человеке, проявлявшем раньше такой сарказм, это было удивительно. Маскелль прислонилась к притолоке, ощущая спиной прохладу шершавого камня, и спросила: