Похоронное танго

- Брось, - устало сказала она. - Да, кстати... Раз уж ты все равно в город едешь, то не отправишь телеграмму моим родственникам, чтобы я не гоняла?

- Отправлю, конечно... А что написать?

- Да очень просто все. Дяде моему телеграмма. "Устроилась хорошо. Тебя всегда рада видеть. Племянника не надо." Поганец у нас племянник, но это ладно, это дела наши семейные... Адрес: Екатеринбург, Главпочтамт, до востребования. Да, дядю зовут Кораблев Аркадий Григорьевич. Он мне по матери дядя, это материнская фамилия Кораблева была, а я-то Железнова, Татьяна Ивановна. Моим именем телеграмму и подпишешь. Все запомнил или тебе записать?

- Так чего ж тут не запомнить? - сказал я.

- Вот и хорошо. А то я ручку и бумагу никак под рукой не найду, запропастились куда-то... Да, на тебе пятьдесят рублей, телеграмма никак больше тридцати не выйдет, а остальное тебе за работу. Можешь из этих денег долг лейтенанту отдать.

- Все понял. Сейчас и отправлюсь.

- Отправляйся.

И она проводила меня из дому.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Было довольно светло уже. Ну, оно понятно, это на макушке лета ночи едва удлиняться начнут, а мы пока едва-едва к этой макушке подбирались, и двадцать второе июня - день, когда большая война началась, тем и памятный, кроме того, что самый он длинный день в году - только-только минуло. Так что около пяти солнце вовсю лучиками поигрывало, из-за кладбища и нашей деревни, хоть само и за стеной дальнего леса ещё было на три четверти спрятано. Это я так, по солнцу рассудил, что было около пяти, потому что часов у меня не было.

И быстренько я до дому добрался. Надеялся, мои ещё спят, а я быстренько в городское переоденусь, бегом до остановки на шоссе, и с ближайшим автобусом - это 6.40 должен быть, коли я правильно помню - в наш городок.

Но нет, Зинка уже встала и чай хлебала. Константин-то, он ещё похрапывал, а Зинка наладилась и огород пропалывать, и картошку окучивать, и тысячу дел переделать, чтобы до большой жары управиться и на самом солнцепеке не трудиться.

- Где тебя черти носят, Ирода поганого? - спросила она.

- Не мог, Зинка, уснуть, как ночью проснулся. Да ты не боись! Все у нас нормально, нормальней некуда. Вот только мне в город съездить надо.

- В город? - она подозрительно прищурилась. - Зачем тебе?

- Во-первых, десятку этому лейтенанту милиции отдать. Во-вторых, пока я по полям гулял да над берегом Волги посиживал - понял я, что мне надо милиции поведать, и чтобы всей правды не открывать и чтобы бандиты нас в покое оставили. И чем скорее я сгоняю, тем лучше.

- Ой, смотри! - совсем Зинка скисла. - Не знаю, что ты там удумал, но как бы и тебе, и нам это потом десять раз не отлилось! У тебя ж порой такие эти бывают... фантазии, что пойди расхлебай твое варево! Особенно когда ты себя очень хитрым вдруг воображаешь - тут, вообще, всех святых выноси! Вспомни хотя бы историю с мотоциклом...

Ну, что было, то было. Я когда мотоцикл толкануть решил - а чего там, сам я давно не езжу, и сыновьям не особо к чему, с ним возни не оберешься, да и бензин все дорожает, а деньги позарез были нужны, мы без копейки остались, в самом буквальном смысле - так мне предложил мужик оформить сделку на одну сумму, а на руки он мне выдаст другую, чтобы, значит, потом насчет налога с продаж на меня не наехали. Ну, на какую сумму документы подписали, такую он мне и выдал, а от выплаты остального увильнул. Оно, конечно, для нас тогда и пятьсот рублей были огромные деньги, в нашем-то положении, только вот мы никак не думали мотоцикл меньше, чем за тысячу двести отдать... Ну, Зинка меня тогда перепилила, что "сам себя перехитрил", и до сих пор мне эту историю порой поминает. Я-то молчу, не спорю, пусть баба поворчит, если ей на душе от того легче сделается. Только тут ведь совсем другая история - правда, я и про Татьяну-Катерину, и про пятьдесят рублей молчу, естественно.

- Клянусь тебе, худого не выйдет! - сказал я (а стоило, вообще-то, призадуматься, действительно ли не выйдет). - Дай мне лучше десятку для возврату лейтенанту, да шесть рублей на автобус - в оба конца, значит - а я быстренько переоденусь да на автобус побегу.

Зинка повздыхала, не делаю ли я дурость, но шестнадцать рублей мне выделила. А я, значит, в чистую рубашку, в чистые брюки, в сандалии переметнулся, полусотенную бумажку в нагрудном кармане спрятал и на автобус припустил.

Добрался до остановки, потом на остановке подождал, и все-таки меня сомнения одолевать стали. Татьяна-Катерина - она, понимаешь, по одному моему пересказу во Владимире милицейское (или, там, чекистское, мне без разницы) нутро учуяла - так неужели бандиты, которые несколько лет с ним общались и у которых нюх и глаз острые, ни разу бы не углядели, не унюхали в нем этот душок следователя? Профессиональную эту закваску, которую не вытравишь, ни разу за его ухватками не разглядели?

Впрочем, подумал я, мне-то что? Даже если Татьяна-Катерина ошибается, и Владимир - обыкновенный бандюга, без чекистского прошлого, то, все равно, если я недоверие и раздоры между бандитами посею, то, авось, подзабудут они обо мне. А начнут меня пытать, откуда я эти сведения взял Татьяна-Катерина сама позволила на неё все валить и её закладывать. Вот пусть с ней и разбираются. Еще посмотрим тогда, кто из них уцелеет!

На том я сел в автобус и в город покатил.

Раньше половины восьмого утра, значит, я уже был в городе. От остановки до отделения милиции - пять минут. Добежал, не заметил.

- Здравствуйте, - обратился к дежурному милиционеру. - Гущиков Владислав Антонович у себя?

- Вот-вот будет... А зачем он тебе?

- Десятку вернуть.

Милиционер хмыкнул.

- Вон, садись, подожди его у дверей его кабинета.

Я и сел, где мне указали.

Прождал недолго. Только глазки стали закрываться и прикемарил я, вроде бы, после бессонных-то ночей и всех потрясений, как у меня над ухом голос прозвучал:

- Бурцев? Не ожидал, что ты таким обязательным окажешься.

Я вздрогнул, встрепыхнулся, ещё соображал секунду, где я и на каком я свете, потому что и минуты не продремал, а уже и сновидения полезли, и какая-то чушь сниться начала. Вроде того привиделось, что кто-то меня сзади за шею стиснул и твердит: "Врешь, не уйдешь!", а я и позвать Татьяну-Катерину не могу, чтоб она меня освободила, хотя она совсем рядом, труп "таджички" внимательно разглядывает, а вокруг "таджички" другие покойнички упакованные лежат, во всей красе...

Но очнулся и на ноги вскочил. Только глазками несколько лишних раз моргнул.

- Как же, - сказал, - с вами-то не быть обязательным? Вот, деньги привез.

А он уже свой кабинет отпер и внутрь прошел, кивнув мне на ходу:

- Давай сюда деньги.

Я зашел в кабинет, десятку ему на стол положил, замялся. Он, в бумаги уже успевший погрузиться, искоса на меня взглянул:

- Ну? Что еще? Теперь тебе двадцарик одолжить, на самогонку, чтобы твою честность вознаградить?

- Нет, - ответил я. - Мне бы... Мне всего один вопрос задать хочется... Хотя вряд ли вы на него ответите...

- По делу хоть вопрос?

- Наверно, по делу, - осторожно сказал я. - А так... Это вам судить. Может, я насочинял невесть чего. А может, сую нос туда, куда мне не полагается, и вы мне сейчас по этому носу дадите.

Он откинулся на спинку стула и с любопытством поглядел на меня.

- Валяй, спрашивай. А вот отвечу или нет... это я тебе обещать не могу.

- Хорошо... - я глубокий вдох сделал, думая, что вот такие моменты и называются "либо пан, либо пропал". - Скажите, этих Губу, Фому и Смальца отпустили из-за Губы? Из-за того, что он из ваших, поэтому ради него и надавили на вас, а отпустить его, не отпустив остальных, было нельзя?

Лейтенант сначала рот открыл, будто обругать меня хотел по-матерному за дикие мои фантазии да и послать куда подальше из своего кабинета, но потом пасть захлопнул и посылать передумал. Поглядел на меня угрюмо и спокойно так спросил: