Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 118



К богу или к сатане, но всегда без оговорок, без границ, до конца. И ждет человека либо святой ореол, либо мученический венец на костре.

* * *

Войдя в часовню Пречистой Девы, Мигель преклонил колени у алтаря.

На алтаре - большое изваяние Мадонны, на ней голубые и белые ризы, на губах, алых, как надкушенная вишня, - нежная улыбка.

К лику Мадонны воспаряет желание Мигеля. Приблизиться к ней! Коснуться! Погладить!

Ужас! Какая греховная мысль... Молись! Молись!

Какая молитва будет мила тебе, пресвятая?

И шепчут уста мальчика молитву святого Франциска - первую пришедшую ему на ум:

Сердце мое изнемогает от любви...

Дай умереть мне от любви, о всеблагая!

Любовь, любовь, о Мария, возьми же меня, любовь,

Явись мне на помощь, любовь!

Клонит голову коленопреклоненный Мигель, и сердце его дрожит, как вдруг на глаза легли две мягкие маленькие ладони.

- Кто, отгадай! - пропел девичий голос, трепетный, как крылья бабочки.

Ах, знаю, кто это! Инес! Но не хочу шевельнуться, не хочу встать, остановить тот поток, что льется в меня от прикосновения маленьких рук.

Потом, внезапно вскочив и мгновенно обернувшись, он ловит ее руки.

Так стоят они, мальчик и девочка, и каждый ощущает на лице своем дыхание другого, и оба молчат.

Буря проносится в мозгу Мигеля. Ревущие адские бездны - небеса, открытые белоснежному блаженству... В мозгу его грохочет водопад - это что? Страх или желание? Но незнакомая сила одолевает стесненность в груди и велит рукам подняться к щекам Инес.

Они гладкие, как персик. Инес улыбается, но лицо Мигеля серьезно, ладони его соскальзывают на плечи девочки, сдавливают их до боли, потом заходят вокруг шеи, под волосы, стискивают, и мальчик рывком приникает к ее губам и не отрывается, сжимает зубами ее губы до крови...

Всей силой молодых своих рук Инес оттолкнула Мигеля и спасается бегством.

У Мигеля темно в глазах. Повернулся резко к Мадонне. Забирается на алтарь - вот лицо его уже у лика статуи. И он прижимает губы к ее холодным, истекающим кармином устам, и на устах Непорочной заканчивает первый свой голодный поцелуй.

* * *

Сидя на мраморной скамье под олеандрами, тощий и прямой, ждал Трифон своего ученика, когда в патио появился монах Грегорио.

- А, падре Трифон, - приветливо произнес капуцин.

Трифон встал, поздоровался сухо:

- Хвала Иисусу Христу!

- Так рано, падре Трифон?

- У меня урок святого вероучения.

- Так, так, - кивает Грегорио, отирая рот со лба и присаживаясь в тени на скамью. - У меня тоже, друг мой. Греческий.

- Греческий! - повторил Трифон, и в тоне его скользнула насмешка. Однако, по моим предположениям, вы обучаете Мигеля не только греческому.

- Предположения - сродни предрассудкам, запрещенным святой церковью, лукаво щурит глаза старик.



- Вы излагаете графу Мигелю и учения греческих философов?

- А как же, - кивает Грегорио. - Среди них есть весьма просвещенные...

- Кто именно?

- ...и менее просвещенные, - хитро заканчивает монах.

- Но в основном вы, верно, преподаете Мигелю Гераклита, - забрасывает удочку Трифон.

Грегорио, потянув из фляги божий дар андалузских виноградников, соглашается:

- И Гераклита. Его не обойдешь.

- В том числе его еретическое положение, что "мир не сотворил никто из богов или людей, ибо он есть и вечно будет живым огнем"?

- Ну, кое-что из этого мудрого положения вы опустили, падре Трифон! укоризненно парировал монах. - И потом: какой же Гераклит еретик? Разве в пятом веке до рождества Христова существовала святая инквизиция? Ах, Трифон, Трифон! "Надо пестовать многие размышления, но не многую ученость", - писал Демокрит. Помните это...

- Тоже мятежник! Его учение идет против святой церкви. Все это языческие ереси, их надо сжечь на костре! Мы, иезуиты, знаем, что есть истина! За нами стоит бог!

- За Демокритом, любезный Трифон, стоит дух!

Лицо Трифона побледнело, глаза вспыхнули жгучим фанатизмом:

- Вы хотите этим сказать, что дух язычника Демокрита выше духа божьего?

- Нет, - усмехнулся монах. - Я только хотел сказать, что мудреца умалить невозможно.

- А это значит? - вскинулся Трифон.

- Это значит, что ваше лицемерное воспитание убивает в Мигеле светлого человека и отравляет для него радости жизни.

Лицо Трифона сделалось серым, как листья олив. Он взорвался:

- У вас в Тосинском аббатстве недавно случайно обнаружены строго запретные книги! Не знаете, кто их подсунул монахам?

- Ай-ай, - удивился Грегорио, а левое веко у него задергалось как бы в испуге; но, отхлебнув еще глоточек, он спросил уже совершенно спокойно:

- Как вы узнали, падре Трифон? Я вот, смотрите, и не слыхал об этом. И какие же именно книги?

- Отлично вы знаете, - возразил иезуит. - Томас Мор, Фома Кампанелла, Эразм Роттердамский...

- Вон как! Томас Мор, говорите... Но разве наш великий поэт, украшение Севильи, Фернандо Эррера, не сложил торжественной оды в честь Томаса Мора?

- Да, это вы распространяете писания Эрреры! - страстно обвиняет монаха Трифон. - Вы распространяете также сочинения Суареса, Альфонса де Кастильо, даже Хуана Марианы, чью книгу в Париже публично сжег палач!

- Не были ли Мариана и Суарес такими же иезуитами, как вы? - задал старик коварный вопрос.

- Они были отступники! - обличает Трифон. - И, как таковые, окончили дни свои или в темнице, или на костре! А этот ваш Мор! Какое бесстыдство! "Дать всем гражданам время для свободного - свободного, слышите?! образования духа!" И в этом будто бы заключается счастье жизни! Мор мятежник!..

- А вы читайте его, читайте - ума не убавится, и даже наоборот. То, что он пишет о нерадивых священниках, которые только языком... Ха-ха-ха! весело расхохотался старик.

- Он пишет вовсе не так! - сорвалось у Трифона.

- Ах да, правда, у него не так. Я только хотел узнать, читаете ли вы эту книгу. Хорошо, что читаете. Человек образованный обязан ее знать.

У Трифона перехватило дыхание, гнев парализовал его мозг - он не способен был собраться с мыслями для достойного отпора.

- Вам, видно, жарко, - дружески осклабился монах. - Хлебните капельку моего винца. Это - божья роса, человек без нее увядает. Тем более что Кампанелла пишет - в городе Солнца люди старше пятидесяти пьют уж неразбавленное вино. Ну разве это не мудро, хотя бы подобный совет вам преподал такой "изверг"? Я уважаю этот совет.