Страница 7 из 33
- Слушай, ну ваще, обалдеть! А что за стружки?
- Меленькие, черненькие и противные. Ну вот... Я отскочила, закричала, вбежала мама... А на следующий день папа хотел мастера вызвать - стекло заменить, а мама прямо завизжала: мол, не трогайте, нельзя к нему прикасаться, пускай пока так будет, как есть. А почему, зачем и сколько это "пока" будет длиться она по-моему и сама не знает. Просто как с цепи сорвалась! С этого дня все и началось. Вещи стали пропадать - словно взбесились. Как будто у них своя жизнь и они это прежде скрывали, а тут перестали скрываться и преспокойненько зажили своей жизнью. Вазы со столов падают, чашки, тарелки... И некоторые не бьются, хотя должны бы - а они целехоньки! Словно смеются над нами. Но самое главное даже не это - ужас весь в том, что маму как подменили. Она стала какая-то подозрительная, жутко мрачная, ходит, губы поджав, все время орет на меня и думает, что это я весь этот бардак устраиваю.
- А раньше, до переезда, вы с ней как - ладили? Ну, то есть, я хочу сказать... - Костик замялся, не зная, имеет ли он право задавать такой личный вопрос.
- Я поняла, - кивнула Люба. - Раньше нормально было. Мы, конечно, ссорились иногда, но не так, чтобы... Нет, у нас с мамой все хорошо было. Она у меня веселая.
- И чего? Теперь не веселая?
- Не-а. Она теперь часто плачет. А когда собирается куда-то и не может чего-то найти: ну, духов там или украшений своих, - она кидается чем ни попадя. Жуть сколько всего перебила! Домработницу нашу выгнала - раньше маме она очень нравилась, просто нахвалиться на неё не могла: мол, наша Света такая старательная, такая спокойная, аккуратная - в доме все блестит! А тут и Света стала плохая, причем раньше мама никогда на неё голос не повышала, а тут так накричала на нее, такими словами её обзывала... Я таких слов от мамы никогда прежде не слышала. А сейчас она новую домработницу ищет. Каждый день смотрины устраивает, но никто ей не нравится. Никого не берет! Хочет уехать куда-нибудь, где тепло. Говорит, дом хочу в Испании! Мы там были весной - там и в самом деле здорово, вот бы там поселиться...
- Ты бы хотела отсюда уехать? - затаив дыхание, спросил Костя.
- Не знаю, наверное. Раньше не хотела, а теперь... Все равно куда лишь бы было тепло. А тут холодно. В доме холодно. И меня все время знобит. Я, наверно, тепличная.
- Слушай, надо просто во всем этом как следует разобраться - и тебе снова будет тепло. Хорошо будет, ну... как раньше. Люб, но ты говори, говори - это же важно очень! Не замолкай, хорошо?
Люба минуту помедлила. Ее носик недовольно наморщился - видно, ей все это надоело. Усилие, которое она совершала над собой, рассказывая о себе с такой откровенностью какому-то незнакомому парню, как видно, вконец её измотало. Но помедлив, она все-таки продолжила свой рассказ.
- Понимаешь, раньше мама так радовалась, что папа в гору пошел, что в Москву переехали, в квартиру новую - гордилась так, всем своим подругам звонила, рассказывала... А теперь все не по ней - и квартира ей разонравилась, и я, и даже... даже папа! В общем, все не так! Говорит, что у неё не жизнь, а тоска, что у других мужья вечерами дома и по выходным можно вместе сходить в театр или там в ресторан... А мы, говорит, никуда вместе выйти не можем как приличная семья, потому что у нас папа вечно занят и ему не до нас. Вот так приблизительно.
- Да, дела... - протянул Костя.
- Нет, я её понимаю, - вдруг Люба вскочила с лавочки и принялась кружить вкруг неё кругами. - Хочется, конечно, куда-то всем вместе... но у нас папа очень занят - он работает с утра до ночи.
- А ещё какие-нибудь странности были, кроме этого окна? Потому что, то, что ты говоришь - это нормально по-моему. Знаешь, бывает, что предки бунтуют. Может, мама твоя плохо себя чувствует. Погоди немного - пройдет.
- Да нет, ты не понимаешь! - воскликнула Люба и от нетерпения притопнула стройной ножкой. - Моя мама... она никогда бы прежде меня не ударила! Она могла вспылить, закричать, но так... И потом, она же знает, что я во всем этом не виновата - я-то вижу. Она в глубине души понимает, что в доме творится что-то дикое и я тут совсем не при чем. Ладно, ты видно в таких вещах не разбираешься, а мне показалось...
- Что тебе показалось? - переспросил Костя, холодея, - ещё миг, и его чудо исчезнет, разочаровавшись в нем, - улетит как вспугнутая птичка, и больше он её никогда не увидит.
- Не важно. Пойдем, проводишь меня до дому - поздно уже. Мама начнет беспокоиться. Ох, как же домой идти неохота!
- Люба, ты вот что, - Костя лихорадочно думал, что ей сказать, чтобы продолжить знакомство. - Ты начни вести записи - ну, дневник! И записывай все, что тебе покажется странным, необычным - в общем, все, что из ряда вон! До малейшей мелочи: вот, например, сегодня эта вещь тут лежала, а завтра её нет - завтра она совсем в другом месте находится. И спроси потихонечку маму: не брала ли она её, не перекладывала ли... Начни дом исследовать. В какой комнате этот полтергейст слабее, в какой - сильнее. Поняла?
- И что дальше?
- А дальше посмотрим.
- А что мы посмотрим? И куда посмотрим? Смотреть-то некуда - просто жизни никакой нет! Вот тебе и все смотрины...
Они побрели через парк - не по дорожкам, а прямо по влажной земле, усыпанной палой листвой. От земли тянуло прелью, сыростью, и эти запахи осени навевали щемящую грусть. Косте внезапно захотелось расплакаться как маленькому, потом громко расхохотаться, он почти не владел собой - так подействовала на него встреча с этой длинноногой девчонкой с гиацинтовыми глазами. Внезапно он кинулся от неё прочь, и торопливо, судорожно принялся подбирать с земли упавшие листья. Набрав охапку палого золота и багрянца, он протянул её Любе.
- Ты чего это? Зачем?
- Тебе! - только и смог выдавить Костик немеющими губами.
- Мне не нужно. Отдай это своей девочке - у меня весь дом от букетов ломится! И у нас в вазах не такие цветы, не такая... падаль - у нас розы и орхидеи! А других цветов мы с мамой не признаем. И вообще, очкарик, чего ты ко мне привязался, а? - её голос сорвался на крик, в нем зазвенели истерические нотки. - Отстань от меня, я тебя по-хорошему прошу, а то позову Володю и он живо с тобой разберется!
Люба резко повернулась и побежала прочь. Косте показалось, что она плакала на бегу, жалобно, чуть не навзрыд. Он, не помня себя, инстинктивно рванулся за ней и бежал до тех пор, пока Люба не скрылась в своем подъезде. В этот подъезд ему хода не было - только теперь Костя понял, где она живет: этот дом номер два по Весковскому переулку вызывал у старожилов района глухое, плохо скрытое раздражение. Наводненный охранниками, буравящий прохожих глазками видеокамер, установленных в каждом подъезде, этот светло-кремовый монстр под зеленой крышей с застекленными лоджиями и чугунными решетками, перекрывавшими закрытый двор, населяли "сильные мира сего" - банкиры. Их жители района, люди по большей части простые и небогатые, недолюбливали и побаивались, а на дом поглядывали с плохо скрытой завистью и злобой.
Так значит, его чудо - Люба-Любушка - жила именно в этом доме! А это значило, что их разделяла стена, которую не преодолеть ни приступом, ни прыжком, ни ползком... И расстояние, разделявшее их: парня в стоптанных старых кроссовках, которому не привыкать питаться одними макаронами с кетчупом, и её - девчонку, у которой две машины, личный шофер и в вазах одни только розы и орхидеи, - это расстояние не измеришь обычной мерой длины - ни милями, ни километрами... Его вообще невозможно измерить!
Костик стоял, тупо уставясь на дверь Любиного подъезда, и прижимая к себе разлохматившийся букет. Листья потихоньку выскальзывали из его рук и одно за другим - падали к ногам на асфальт.
- Э, парень, чего стоишь - давай-ка отсюда! - вывел его из прострации дюжий охранник в черном берете.
Костя послушно побрел прочь, продолжая судорожно сжимать свой растрепанный осенний букет. Так он и пришел домой - с этим букетом, позабыв про минеральную воду, за которой его посылала бабушка. И стоял в коридоре, не зная куда теперь идти и зачем... Мысли путались, он был как в чаду.