Самодурка

Скорее, только бы скорей - ждать не могу! Не могу-у-у! - выло в душе. Только бы двигаться, все время двигаться, без остановки, без пауз. Пауза для меня - это все. Конец! А, вон, кажется, электричка... она! Ах, беда, я же не считала, сколько остановок проехала - какая отсюда по счету станция этот Енаул проклятый...

Поезд подполз, остановился. Двери зашипели, раздернулись. Вошла, села. Народу в вагоне мало. Знобко. Темно.

- Вы не подскажете, когда Енаул? - обратилась она к старику, что сидел напротив.

- Через две остановки. Третья, считая от этой.

- Спасибо!

Что-то не так! Что меня сбило с толку - я же чувствовала, что Ларион там остался, в поезде. Меня интуиция ещё ни разу не подводила. Так что ж помешало мне? Ах, Ларион! Бедный ты мой, затерялся где-то там, в этом чертовом домике на колесах. Который гудит и дергает... Ты что думаешь: я тебя бросила? Не боись! Затерялся он, как же... Кота украли! Что не так? Колет как соринка в глазу. Просто кота украли или... маковая соломка? Есть тут связь? Никакой связи! Но почему я как сумасшедшая рванула из поезда, почти не соображая, что делаю, но зная одно - надо догнать геолога, кот у него... Ах, да - мне же об этом сказали - тот парень в тамбуре - мол, мужик с бородой с вещами на выход собрался и кот был при нем. Значит, я все сделала правильно? Вроде, да. Но кота-то у него нет! Выходит, мне наврали. Зачем? Как голова болит! Дуреха, так чувствовала ты, что кот где-то в поезде, или нет? Да или нет?! Скорее, да... Но ведь электричку нельзя было упустить - если бы Лариона в самом деле украл Алексей и скрылся с ним на той электричке, я бы в жизни его не нашла! С концами в воду! Как будто это сейчас не так... Конечно не так - только не надо с ума сходить! Надька, не истери, займемся удравшим поездом.

- Девушка, сейчас Енаул будет, - наклонился к ней старичок.

Он прищурился, рассматривая ее: и откуда такая? И пальцы его, костистые, крепкие, словно от изумления подрагивали на коленях.

- Слышь, выходить тебе - твоя станция.

- Спасибо! Иду.

Вышла в тамбур. Вот он, вокзал-канарейка, надвигается, наплывает навстречу.

Прямо как родной! - усмехнулась Надя. - Как к себе домой возвращаюсь... Бред какой-то! Что за бред вся эта твоя жизнь, Надька! Что ты вечно устраиваешь? Вот тебе ещё это - Е Н А У Л - вот теперь и терпи. Но почему?!

Стоп! Двери раскрылись и навстречу ей в тамбур шагнули двое парней, загородив выход. Одинокий фонарь на перроне качнулся под ветром, полыхнул мертвенным светом по лицам вошедших, и Надя их сразу узнала - это были те двое из её сбежавшего поезда. Один - тот детина, что в коридоре стоял, без лица, и другой - короткостриженный, который направил её вдогонку за Алексеем. И этот другой нехорошо улыбнулся, а безликий замахнулся с размаху... в руке он сжимал бутылку. Надя резко пригнулась, послышался звон стекла. Она напружинилась, стрелой рванулась вперед и выскочила на платформу...

... прямо в объятия милиционера.

* * *

Электричка мгновенно растворилась во мгле, а с ней и те двое. Ночь обняла онемевшую местность. Поднималась пурга.

Что ж ты хулиганишь, а? Напилась? - милиционер больно сжал её руку повыше локтя, пальцы у него были как клещи.

- Да вы что, с ума сошли? Пустите меня! На меня напали сейчас, я чудом жива осталась... Да где у тебя глаза, дурак, пусти сейчас же!

- Полегче ты... Не дергайся. Прям ща отпущу! Пройдем-ка в отделение. И вроде баба с виду приличная - а на тебе - пьяная вдрызг! Ах ты, сука, ещё вырывается!

Он резко вывернул и дернул книзу Надину руку. От боли и ужаса она как-то вся осела, ослабла и прикрыла глаза.

Тихонько. Тихонечко... - уговаривала себя. - Надо это прожить. Это только время - у него есть начало, значит будет конец. Дождемся конца... Держись. Не суетись. Не раскисай. Спокойней. Спокойнее... Как там было в газете? Как ее... кажется "Экстра М". Рубрика была постоянная про то как вести себя в экстремальных ситуациях. Там было что-то про милицию. Вспоминай! А, кажется так: ни в коем случае не сопротивляться и попытаться договориться. А-а-а, все сошлось, поняла... Поняла наконец! Договариваться с ним бесполезно - с ним УЖЕ договорились!

Отделение. Тусклое. Затхлое. Пахнет мочой.

Они, что, эти менты приуральские, мочатся здесь по углам? Или все привокзальные кошки?

За столом, отделенным от вошедших окошком с решеткой, восседал жизнерадостный рыхлый майор в летах с круглым опухшим лицом. Похоже, поддатый.

- Вот, Пал Василич! - гаркнул тот, что привел её, отряхивая снег со своих хилых погон с пятью мелкими звездочками. - Хулиганка! Ща двести шестую ей впарим - окно в электричке разбила.

Молчи и думай! Опровергать сейчас что-либо бесполезно. Сожмись в кулак, стань кулаком и думай. Думай! Надька, оживай, слышишь? Не смей цепенеть как курица. Злиться надо, злись! Вскипяти всю свою злость!

- Ну, давай её сюда! - весело проорал майор.

Казалось, его чрезвычайно порадовало то обстоятельство, что в отделение посреди ночи доставили молодую особу, разбившую в электричке окно.

Лейтенант с косыми угловатыми скулами и назревшим на шее фурункулом, теперь, при свете, Надя могла его разглядеть, - продолжал удерживать её левой рукой, а правой отпер решетчатую дверь, закрывавшую доступ во внутреннее помещение.

Втолкнул. Вошла. Выдохнула.

Все! - велела себе. - Ты на сцене. Так улыбайся!

И с ходу принялась осуществлять спонтанно родившийся план своего освобождения. Резко рванув руку, высвободилась, схватила стоящий у стены стул и одним рывком поставила его так, чтобы усесться точно напротив майора. Села. Нарочито медленно, как бы лениво закинула ногу на ногу и откинулась на спинку стула, слегка развалясь.

Мизансцена выстроена. Ну, вперед!

- Вот что, голубчик! Жаль мне тебя - ты ошибся. ОНИ не сказали тебе где я работаю. И ещё одно не сказали они - КТО мой любовник...

Надя цедила слова медленно, с расстановкой. И с тем неуловим оттенком опасения за судьбу своего визави, с которым врач говорит с безнадежно больным пациентом.

Как ни странно, подействовало. Атмосфера в этой вонючей клетушке весьма заметно переменилась.

Майор внешне все ещё продолжал веселиться - с лица его не сходила глумливая плотоядная усмешечка, но в выражении глаз, - в них словно взбаламученная вода отстоялась, - проявилось настороженное внимание. Лейтенант, оценив обстановку, уселся за стол, стоящий в углу у окна, и с каким-то остервенелым старанием застрочил по бумаге. Видно, составлял протокол...

- Ща мы тебя протестируем на алкоголь! - гавкнул он из своего угла. А как тестируют, знаешь? - в его голосе послышалось плохо скрытое удовольствие.

- Знаю, - спокойно ответила Надя, не поворачивая головы.

Ее покойная крестная - врач-психотерапевт - когда-то работавшая судебно-медицинским экспертом, рассказывала как проделывают подобные процедуры в милиции: если кому-то надо, чтобы в крови задержанного нашли алкоголь, он там окажется. Хватают, вяжут и вливают в рот.

- Я-то знаю, - все так же спокойно повторила она, - а вот ты не знаешь...

Надежда игнорировала лейтенанта и обращалась только к майору - её потемневший взгляд буравил его переносицу.

- Ты не знаешь, что мой любовник, Николай Петрович Деев, возглавляет в органах отдел по борьбе с коррупцией. И не в вашей поганой дыре, а в Москве! - Она старалась казаться наглой и развязной. - Понятно? Или развернуто пояснить?!

Надя шла ва-банк. Или поверят и испугаются или... об этом она предпочитала не думать. Должны поверить. Поверят! И наложат в штаны... Она приврала только самую малость - Николай Петрович Деев, в самом деле возглавлявший названный Надей отдел, не был её любовником. Он был мужем её троюродной сестры Любы.

- У дежурного по вокзалу - мой чемодан. В нем - сумочка. В ней записная книжка. Там его телефоны - рабочий, домашний... Набери номер. Только в этом случае, друг дорогой, на карьере своей ставь жирный крест! На пенсию, голубок! И это в лучшем случае... если соломку успеешь подстелить. Николай Петрович, видишь ли, влюблен в меня. По уши! И просто-таки обожает исполнять мои капризы. А вот Митя - Главный балетмейстер Большого театра, где я, понимаешь, работаю, - он, заметь, вместе с Колей - частенько бывает на даче у... - тут Надя одними губами назвала имя, при одном упоминании которого майор покрылся красными пятнами, а лейтенант прервал свои судорожные попытки состряпать дело и, развернувшись вполоборота, сжав губы в ниточку, стал жадно следить за реакцией начальника. Кажется, подай только знак - и он вцепится в жертву зубами и будет рвать, пока ему не велят остановиться.