Страница 19 из 22
"Мастер, что ж это, зачем? - жалобно заныл про себя Микол и тут же ответил. - Уж он знает зачем, он-то трижды женился, и жены исправно о нем заботились, особенно Тася - без той он вообще бы пропал, один морфинизм его чего стоил, от которого она его чудом спасла!"
Но в тот раз он с покорностью повернулся, спустился по лестнице, вышел вон и мысль, обжегшую холодом, сразу оставил. Подумал только, выходя на Садовую, гремевшую моторами иностранных машин, что, может, мысль эта вздор, и Михаил Афанасьевич вовсе не на то ему намекал...
А в этот раз все было не так - на лестнице лежали какие-то трубы, слышался резкий запах вонючего газа, который используется для сварки, и на лестнице обнаружились трое крепкоплечих рабочих в синих добротных комбинезонах. Микол спросил у того, который сидел враскоряку, перегородив ему путь, открыто ли... Рабочий спросил: "Музей-то? Открыт!" - и немного отодвинул в сторону круглое свое плечо, чтобы Микол мог пройти.
Тот внутренне ликовал: Булгаков пустил его!
Дверь оказалась полуоткрыта. Там ходили какие-то люди, слышались голоса... Перед входящим открывался длинный коридор с рядом дверей по обе стороны. На столике напротив входа стояла большая стеклянная бутыль с узким горлом, а к ней прислоненная картонка с надписью: "Пять рублей ( для имущих )" Он извлек из портмоне десятку, засунул в горло бутылки, протолкнул... Там виднелась горсточка мелочи и одинокая бумажная пятерка.
Микол свернул налево - там в пустой комнате были картины - графика. Картины ему не понравились. Это был чужой мир - не его. И уж конечно, не того, кто жил здесь когда-то. Его мир рос из уюта, из теплой лампы под абажуром, звуков рояля и кремовых штор... Все зловещее, жуткое вырастало из трещины, образованной сломом этого мира... И трещины этой сам Мастер боялся, он её не выносил - оттуда тянуло холодом и мертвечиной. Оттуда явился Воланд, а вовсе не из аллеи разморенной жаром Москвы...
Микол пошел в комнату напротив. Там было зеркало в раме, столик, стул, фотографии на стенах. От окна к потолку пролегала черная тень - силуэт чьей-то фигуры, вырезанный из плотной черной бумаги. И чья это была фигура можно было только догадываться, но ясно, что принадлежала она кому-то из свиты Воланда - Коровьеву, скорее всего...
Микол приметил на столике большую толстую тетрадь для записи отзывов, сел и принялся листать. Скоро он так увлекся, что позабыл про время. Чьи-то тени, фигуры двигались подле него... Наконец, возмущенный одной из записей, он дернулся, размотал свой шарф, чтобы освободить шею, фыркнул и вскричал:
- Черт знает что!
- Простите? - склонилась над ним чья-то длинная худая фигура.
Микол очнулся и повернул голову. Взгляд его встретился с острым колючим взглядом небольших серых глаз, которые вперились в него с высоты с исключительной пристальностью и вниманием. Глаза эти принадлежали чрезвычайно высокому и сутулому юноше с голой шеей, ходившим по ней кадыком и острыми скулами на гладком бритом лице.
- Понимаете, это мерзость! И они будут потом говорить, что вся эта дрянь оправдывается в романе, что роман их подпитывает, и они последователи Булгакова! У него и так масса недоброжелателей, так ещё эти - масла в огонь! - кипятился Микол, елозя на стуле.
- Совершенно с вами согласен! - поддакнул длинный. - Вы ведь о сатанистах? - он спросил это с таким вежливым и обыденным выражением, точно спрашивал, кто последний занял очередь за селедкой.
- Я... - пожал плечами Микол, - я не думал, что это так... так...
- Так реально, - кивнул сутулый и проглотил свой кадык.
- Именно! - обрадовался Микол. - Думаешь, это что-то абстрактное, отвлеченное, и существует только в виде сюжета для триллера... А оно - вот оно, самое, что ни есть, настоящее - сатанисты! И они не боятся прямо и открыто о себе говорить.
- Даже ещё и свой сайт оставили, - ткнув ногтем в тетрадь, ухмыльнулся высокий. Ухмылка вышла кривой и ехидной, а глазки совсем потонули в складках смеющейся кожи. - Гостеприимные ребята!
- Михаил, - поднялся Микол и протянул руку. - Летов.
- Антон Возницын, - с готовностью отозвался парень. - Вы к нему, - он кивком указал на портрет, - помолчать или дело есть?
- Дело? - изумился Микол. - Ах, да, собственно... дело. Я к нему посоветоваться.
- О, понимаю! - прищурился Антон.
- А вы случайно не знаете, в какой комнате он жил? Я, видите ли, тут первый раз, - отчего-то застеснялся Микол.
- В этой самой и жил, - сообщил Антон и прошил собеседника изучающим взглядом.
- Ах ты! - так и подскочил Микол и растерялся. - А я инсценировку написал, - отчего-то заторопился он объяснить свое здесь пребывание. - По роману. Но не знаю, как теперь быть, куда ее... - он снова сконфузился.
- Инсценировку "Мастера"? - вскричал Антон. - Ну, фантастика! Знаете, я журналист... репортер. Мы тут редакцию молодежную организовали при одном театральном журнале, знаете, молодые, талантливые ребята, горят... Так я этим делом сейчас как раз занимаюсь - театром, то есть. Я мог бы инсценировку вашу попробовать куда-то в театр пристроить. Вы как?
- Ну, это было бы... замечательно, просто здорово! Не знаю, как вас и благодарить!
- Ну, это когда дело сделаем... - тряхнул чахлой рассыпчатой челкой Антон. - Думаю, месяца через два... а, может, и раньше. Инсценировка у вас с собой? - он посерьезнел и сунул руки в карманы.
- Нет, дома... но я близко живу, - успокоил Микол своего нового знакомого.
- Я на машине, поехали! - и Антон устремился к выходу.
А Микол на мгновение задержался возле портрета Булгакова. Он прежде не видел такого, это был редкий портрет. Глаза у Михаила Афанасьевича были широко раскрытые, чуть удивленные... совсем измученные глаза. То ли вопрос в них был: "За что меня так?" - то ли немой ответ... Он глядел на Микола, и Микол глядел на него... и в этом коротком немом диалоге они оба почувствовали себя не чужими друг другу.
Микол про себя обратился к портрету с просьбой: "Пусть этот день все изменит, пусть театр меня примет..." А, помедлив немного, прибавил: "Помоги дописать роман!" И, кивнув портрету, слегка поклонился и вышел.
Антон ждал его во дворе. Он двинулся к выходу из подворотни так быстро, что Микол едва поспевал за ним, точно ходить разучился... Антон вылетел на улицу, прыгнул в припаркованный у троллейбусной остановки красный "Жигуль", Микол втиснулся внутрь следом за ним, машина взревела и, каким-то чудом лавируя между впритирку ползущими иномарками, нырнула под мост.