Страница 4 из 23
– Откуда вы знаете? – Летягин был рад, что его верно поняли.
– Оттуда. Но столь ли пессимистичен прогноз? Подспудно вы ищите новый принцип существования. Вы чувствуете, что он должен быть. Ведь это неестественно, что карлики топчут поверженного гиганта, а он корчится от боли.
– Здорово сказано, – у Летягина увлажнился левый глаз.
– Но гигант может подняться и сбросить с себя всю шантрапу.
– Конечно, может, – Летягин поддел вилкой патиссон, – так их.
– Природа колоссально расточительна и избыточна на первый взгляд. Например, мы, ее венец, используем не больше одной десятой нервных клеток и генетического материала. Вы, наверное, слышали такую теорему: «избыточность рождает надежность» или хотя бы аксиому «все есть во всем». Она поможет вам решить уравнение со многими неизвестными.
«Неужели философ попался? Прямо несчастный случай, – с тревогой подумал Летягин. – Время теряю, да и бутылки „Джонни Уокера“ на дороге все-таки не валяются».
– Что-то слыхал, – отозвался гость, – только звучит немного иначе: «У некоторых есть все».
– И у вас есть все! – наконец проявил эмоции Сергей Петрович, даже Трофим подключился, зарычав.
– Где? – с горькой, как ему показалось, усмешкой вопросил Летягин.
– Оглянитесь, слепец. Соседи, участковые, сослуживцы, начальство, судьи – те, перед кем вы испытываете страх и недоверие – они могут быть в вашей руке.
– Очень приятно вас послушать, – Летягин запил речь Сергея Петровича и снова ощутил приступ дремоты, – но они сильнее меня. Они меня побьют, в переносном, конечно, смысле.
– Пока у них энергии больше, чем у вас, побьют, и в прямом, и в переносном смысле. Причем будут бить вашими же знаниями, вашими мыслями и чувствами. Так что в первую очередь надо отнять у них энергию.
– Цель поставлена четко? Четко, – с подчеркнутой обидой в голосе произнес Летягин, – не хуже, чем с высокой трибуны. В таких случаях спрашивать «а как?» не принято, не дурак же, – и он чокнулся жестом экскаватора с освоившемся за столом Трофимом.
– Мы поможем вам открыть в себе новый принцип существования, – убедительно сказал Сергей Петрович. – Если вы, конечно, не против.
– Я, конечно, за, – поспешил согласиться Летягин, – только мне с Дубиловыми сперва разобраться надо. Узнать, где у них слабое место.
– Там же, где и у остальных. И это вы тоже поймете.
– Но тогда, точно «за», – и Летягин снова чокнулся с Трофимом, икнув от обилия чувств. – Молодец, что не лаешь. Ценю.
– Вот и чудно. Главное, ваше согласие, – с не укрывшимся от Летягина облегчением сказал Сергей Петрович.
– Что ж я, душу продал, а? – мрачно пошутил гость.
– Ну-у, не ожидал, – мягко пожурил Сергей Петрович, – мы же материалисты.
– А что за новый принцип? – вдруг спохватился Летягин. – Уж не воровать ли? Сажать-то по старому принципу будут.
– Нет, воровством это никак не назовешь, – успокоил Сергей Петрович, – скорее, получением своей доли.
– У нас и раньше ничего не было, хотя мамка говорила, что деда раскулачили, пока он сам ходил у соседа шмонать. Вернулся и пшик – даже горшок забрали... Но если вы какой-нибудь должок ввернете, то я не откажусь.
– Вернем, и очень скоро, – с несомненной убежденностью сказал Сергей Петрович, а вы, юноша, кстати, читали Геродота?
– Сергей Петрович, да пес с ним, с Геродотом, – не побаловал ответом Летягин и понял, что мысли начинают спутываться в клубок макарон, а хозяин до сих пор еще ничего толком не объяснил, – что со мной будет? Суд ведь на носу. То есть, извини, Трофим, пес тут ни при чем.
– Сейчас идите домой и ничего не бойтесь, – распорядился Сергей Петрович. Ваша судьба будет устроена.
– Как это можно устроить мою судьбу, если вам даже не известно, что вообще мне надо, – запротестовал Летягин.
– Всем надо одного и того же, – успокоил его Сергей Петрович. – Трофим, помоги товарищу.
– Да какой он мне товарищ, тамбовский волк ему товарищ. – Летягин собрался встать, но это оказалось не просто. Расслабление и дремота превращали все его усилия в какие-то конвульсии.
Он заметил, что Сергей Петрович с брезгливой улыбкой разглядывает его, и рванулся, желая показать инвалиду бойцовский мужской характер. Услышал свой спортивный крик, кресло куда-то испарилось, и перед зрачками возник ворс ковра, в значительном увеличении более похожий на шерсть пещерного медведя, а может и мамонта. Сергей Петрович скомандовал: «Взять», и Георгий едва не завопил снова, но уже от жути, представив клыки Трофима, рвущие в клочья беззащитную задницу. Худшие ожидания, казалось, начали оправдываться, когда рука оказалась в чьих-то плотных тисках. Но тиски всего лишь поставили гостя на четвереньки – Трофим был рядом и услужливо предоставлял спину для опоры. Повиснув на гибриде, как подстреленный боец на санитарке, Летягин заскользил вдоль стенки, а потом вдруг оказался на лестничной площадке один на один с нагло прущей в глаза синей лампой.
Лифт уже давно отключился и видел сны, где летел ввысь без всяких канатов. В итоге, подъем стал таким же тяжелым, как у тех советских альпинистов, что карабкались на Эверест ночью и без кислорода. По дороге, правда, Летягин позволил себе шалость – так яростно плюнул в ворованный дермантин дубиловских дверей, что чуть не упал. Когда он, наконец, добрался до родного пепелища, пот обильно катился со лба, скапливаясь в щетине похожего на мочалку подбородка. «Надо бриться, – внушительно сказал Летягин, заметив себя в зеркале, – и производить благоприятное впечатление». Потом он стал исследовать шею, которая слегка побаливала, и увидел на ней розовую полоску, похожую на след от надавливания. «Я ранен, сестра, может даже убит, – пробормотал он, – но иду снова в бой. Труба зовет.» После чего рухнул на койку.
Среди ночи Летягин проснулся от страшной ломоты в зубах. Поднялся. Щелкнул выключателем. Лампа прощально мигнула и скончалась. «Нет абсолютно надежной техники», – утешился Летягин, затепливая свечу. И снова, как принято у одиноких людей, хотел полюбоваться запущенностью и болезненностью своего отражения в зеркале – чтобы полусознательно пожалеть себя. Он сморгнул несколько раз, пытаясь отогнать плывущие перед глазами красные пятна. Но пятна не желали исчезать. Тогда он вынужден был признать, что у отражения не летягинские черные глаза, а красные, как у Трофима.