Страница 4 из 55
- В какой фракции, это неважно. Вы хоть знаете, в какой партии я состою. Но я, хотя мы и знакомы уже месяца два, до сих пор не знаю, к какой партии принадлежите вы.
- Да проходите же, садитесь, - прервал нас управляющий. - И давайте обсудим, может быть, кое-что и придумаем.
Он сел рядом со мной, положил локти на стол, затянулся.
- Бюро ячейки эсеров Сергиевска поручило мне уладить конфликт с Поповым. Правда, я не уверен в успехе переговоров, но в девять утра поеду в Сургут. Может, и вы поехали бы с нами?
- Позвольте, позвольте! Попов, как мне известно, не то эсер, не то анархист, вы тоже эсер. Вам с ним и договариваться. А я здесь вроде бы и ни при чем.
Управляющий недовольно наморщил лоб и, откинувшись на спинку стула, повернулся ко мне и назидательно произнес:
- Здесь есть тонкость. Попов - левый эсер, а точнее - анархист, и я состою в левом крыле партии. Я за трудовое крестьянство, за трудовую интеллигенцию, короче, за трудовой народ! А Попов? Без полномочий ЦК партии он приехал обирать купечество, зажиточных крестьян, интеллигенцию. А ведь им все едино, кто будет их грабить: анархисты, максималисты или социалисты-революционеры! Теперь, надеюсь, вы поняли разницу между нами.
- Я дал себе слово во что бы то ни стало добиться отмены контрибуции, агроном рывком поднялся и стал быстро ходить из угла в угол. - В Сергиевске живут две родные мои тетки, обе они незамужние, обе в летах. Жили когда-то безбедно, но теперь никого при себе, кроме прислуги и горничных, не держат. И вот заявится к ним матрос из отряда Попова. "Руки вверх!" - скомандует, да еще, не дай бог... И поминай как звали. Не-ет! Этого допустить нельзя!
- Помилуйте, что вы говорите? - спокойно заметил управляющий. - Попов ответствен перед федерацией анархистов или перед членом ЦК нашей партии Александровичем, а последний состоит заместителем председателя ВЧК Дзержинского. Вы понимаете, чем это может кончиться для Попова?
- Вот с этого завтра, пожалуй, и надо начать наш разговор с Поповым! агроном остановился у стола и посмотрел на управляющего, а тот в свою очередь уперся глазами в меня:
- Ну так как? - он помедлил и уточнил свой вопрос:
- Может быть, вас смущают собственные грешки?
- Что вы хотите этим сказать?
- А то, что месяц тому назад вы опустошили склад сельскохозяйственных машин купца Пчелкина, - спокойно продолжал он. - Но вы это делали по мандату губсовнархоза, к тому же совершали эту акцию в пользу имения Голицына. Попов же, я уверен, действует по собственной инициативе... Кстати, я посулил Пчелкину некоторое вознаграждение за нанесенный ему ущерб, а Попов обещает расстрелять каждого второго, если в 24 часа не будет внесена контрибуция...
Во мне боролись два чувства: одно - за, другое - против принятия предложения управляющего. Один голос твердил: "Надо посмотреть на бесчинства Попова и доложить в губком... Ты не имеешь права молчать, когда порочат Советскую власть!" Другой голос советовал не лезть в эти дела, чтобы не оказаться замешанным в авантюру Попова. Я долго колебался, но все же согласился поехать с управляющим и агрономом в Сергиевск...
Ночью мне приснилось, будто я застрелил Попова. Проснулся от стука в дверь.
- Солнце-то вона где, а ты все почиваешь, - посмеиваясь, сказал Степан. - Обратно, управляющий требует. Давай, да поскорее! Приехали... - А кто приехал, я так и не расслышал. Степан уже заворачивал за угол дома.
У конторы стоял экипаж, на козлах - матрос в бескозырке, на завалинке матросы и солдаты дымили махоркой. Невдалеке стояли телеги. Возницы в лаптях кормили лошадей.
Из конторы вышел чернобровый, лет тридцати, матрос с гранатами у пояса. Его сопровождали управляющий и агроном.
- Товарищ Попов пожаловал к нам в гости, - подобострастно улыбаясь, произнес управляющий.
- А, это тот? - Попов смерил меня с головы до пят и протянул руку. Чего это ты, браток, в этой глуши окопался? Свет, что ли, сошелся клином? Революция, а вы здесь с дерьмом возитесь! А ну, записывай, чего буду говорить! - Попов подозвал сидевшего на завалинке матроса и, как бы продолжая начатый разговор, обратился к управляющему: - С наличием лошадей, коров и свиней вопрос ясен. Неясно вот что: куда подевались золото, серебро и керенки? Касса, говоришь, пустая? С этим придется разобраться.
Это было похоже на угрозу расправой. Лицо управляющего разом помрачнело.
Попов вынул массивные золотые часы, нажал на кнопку, и крышка открылась.
- Ого! Уже без четверти девять, а мы тут из пустого в порожнее переливаем. Пора и делом заняться. Ну а ты что скажешь? - неожиданно спросил меня Попов.
- Я здесь ни при чем. Мое дело ремонтировать инвентарь.
- Ты что, за дурачка меня считаешь? Тебя подослали сюда в роли комиссара. Золотишко куда припрятали, тоже не знаешь? Прикидываться невинной овечкой не советую!
- Кассу голицынского имения увез управляющий князя, - вступился агроном. - Мы же получили пустой сейф. Можете убедиться!
- Вот что, ребята, - примирительным тоном заговорил Попов. - Мы действуем не в личных интересах, того требует революция! Средства нужны Центральному Комитету нашей партии. У Спиридоновой и Александровича вся надежда на меня, на мой боевой отряд. Понятно?
Управляющий развел руками. Но тут снова вмешался агроном:
- Я вас понимаю, господин Попов, однако накладывать контрибуции и брать заложников...
- Ты брось эти интеллигентские штучки! - не дав договорить агроному, прикрикнул Попов. - Какой я тебе господин? Ты что, из бывших?
- Так точно, офицер!
- Это и видно! Офицер, а какого черта кокетничаешь! Вот заберу всех ваших коров, свиней и лошадей, а тебя заставлю гнать эту живность до Самары. Там и разберемся по части контрибуций...
- Ну, это напрасный разговор, давайте лучше поговорим о деле, стараясь угодить Попову, сказал управляющий.
- А я затем сюда и приехал!
- Вот вы сказали, что вам будто и дела нет до заложников и контрибуции, которую вы наложили на жителей Сергиевска. Заберете ценности и уедете, а отвечать будем мы. Население с нас будет требовать, с нас, отвечающих в партийном порядке.
Попов покачал головой.
- В интересах революции я и вас вместе с купчишками уволоку куда Макар телят не гонял... Ну а ежели говорить по-серьезному, так вот что я вам скажу: в моем отряде полная демократия - я единолично не решаю такой вопрос. Поедем со мной, соберу президиум фракции, потолкуем...
Через час мы были уже на станции Сургут. Вокруг классных вагонов поезда Попова творилось нечто невообразимое. Человек двести вооруженных людей, среди которых было множество пьяных, горланили песни, играли на гармошках, плясали, куражились перед девицами сомнительного поведения, сквернословили...
Управляющий осуждающе посмотрел на все это.
- Обходимся без золотопогонников! - хвастливо произнес Попов. - Вы, наверное, думаете, что у меня дисциплина хромает? Как бы не так! Дисциплина у нас железная. На смерть смотрим с революционным презрением! В этом вы сейчас убедитесь самолично.
С этими словами Попов стал подниматься по ступенькам вагона.
- Здесь наш штаб, - сказал он, вынимая из кобуры маузер, открыл дверь и... выстрелил, как нам показалось, в сидевшего за столиком военного.
От неожиданности мы вздрогнули и, пораженные, остановились, не зная, как на это реагировать.
Но, видимо, подобные "шутки" Попова были хорошо знакомы человеку за столиком. Он вскочил и вытянулся перед Поповым по стойке "смирно". На лице его словно было написано: "Знаем, знаем, нас не испугаешь!"
- Видали?! У меня все такие. А который дрогнет - к стенке! Мы слабонервных не держим, - играя маузером, произнес Попов. - Это мой начальник штаба. Знакомьтесь, товарищи.
...Маленький вагончик узкоколейки был оборудован под салон-вагон, какие обычно бывали у начальников дорог: два стола, два дивана, несколько мягких стульев. Бархатные занавески на окнах завершали убранство салона. Все было обычно, и только окурки на полу производили удручающее впечатление.