Тигрица

— По-моему, ты врешь, — негромко возразил Ник. — Не по-моему, а точно… Ну же, рассказывай! Я вне себя от любопытства.

— Зачем тебе это знать? — спросила она в тщетной попытке защититься.

— А-а, понимаю… Должно быть, я не единственный человек, которому не хватило мужества возразить деду, пока он был жив и здоров. Только теперь, когда он слаб и болен, у каждого из вас вдруг появилось свое мнение. Вы что, стремитесь его доконать?

Ник долго смотрел на Джессику, и его светло-голубые глаза, еще минуту назад такие лучистые и теплые, стали холодными и жесткими. Неожиданно он негромко рассмеялся. — Знаешь, Джесс, ты сейчас была очень похожа на него, на деда…

С этими словами он тяжело поднялся на ноги и пошел прочь. Джессика смотрела ему вслед, но не чувствовала ни радости, ни облегчения. «Зря я его обидела!» — неожиданно подумалось ей.

Шагая к усадьбе, Ник засунул руки глубоко в карманы легких твидовых брюк, и его широкие плечи сутуло поникли. Он думал о прошедших годах и о том, что ему уже давно пора перестать смущаться при упоминании о той глупости, которую он совершил, будучи зеленым юнцом, но ничего с собой поделать не мог. Даже сейчас уши у него горели от стыда. Тогда, в спальне Джессики, он не имел в виду ничего такого. Он просто шел мимо и, заглянув к ней в комнату, чтобы пожелать спокойной ночи, вдруг увидел ее лежащей на кровати в этой ее коротенькой салатовой пижамке. Джессика показалась ему такой очаровательной, такой нежной, такой совершенной, что ему захотелось прижать ее к себе, защитить, сделать для нее что-нибудь прекрасное. Да что там, в эти минуты он готов был отдать за нее жизнь, не требуя ничего в замен!

Ник не помнил, как оказался в ее кровати. Очнулся он от того, что Джессика вопила во все горло и лупила его по голове подушкой.

Конечно, ему не следовало лапать ее; Ник понимал это очень хорошо. Несмотря на свои восемнадцать лет, он повел себя как обыкновенный прыщавый подросток, у которого слишком много гормонов, но не хватает ума в голове.

Но старик почему-то отнесся к этому слишком серьезно. Должно быть, он сгоряча решил, что мальчишка, которого он по доброте душевной пригрел у себя на груди, насилует его драгоценную внучку как последний подонок. Тут уж Клод Фрейзер не стерпел и вышвырнул Ника на улицу, хотя и относился к нему как к приемному сыну. Ничего себе доброта…

Впрочем, он, по крайней мере, помог Нику получить профессию. Он сделал из него капитана фрахтового судна и взял на работу в свою компанию. И Ник — в который уже раз — спросил себя: почему? Впрочем, вполне возможно, что старик руководствовался только соображениями делового плана. В конце концов, семья — это только семья, а найти первоклассного капитана всегда было нелегко. Клод Фрейзер прекрасно знал, что Ник — отличный моряк, и, в отличие от многих и многих, никогда не смешивал интересы бизнеса и семейные проблемы.

Как ни странно, когда-то Ник тоже чувствовал себя членом семьи, пусть приемным, но все же… Это продолжалось довольно долго и закончилось в один день.

Глупо… Он все равно не смог бы убить двух зайцев сразу, не смог бы одновременно получить Джессику и быть членом клана Фрейзеров. Это попросту не сработало бы.

Или он взялся за дело не с того конца?

5

В понедельник утром в кабинет Джессики доставили еще один букет орхидей. На этот раз цветы были густого аметистово-лилового цвета с зеленой сердцевиной и стояли в высокой вазе венецианского стекла с золотым ободком. Ваза была почти доверху заполнена крупными стеклянными бусинами, которые удерживали тяжелые мясистые стебли вертикально. Как и в прошлый раз, никакой карточки в посылке не оказалось.

Появление цветов снова нарушило шаткое душевное равновесие, которое Джессике удалось обрести за прошедшие выходные. Воспоминания, которые она так настойчиво гнала от себя, ожили в ее памяти с новой силой, и перед мысленным взором Джессики одна за одной вставали картины, которые ей очень бы хотелось забыть, но она не могла. Темное патио, темная тень под стеной, темный шквал эмоций и чувств, в которых она барахталась как щенок в пруду… Одного воспоминания об этом было достаточно, чтобы лицо Джессики порозовело, а на шее под кожей запульсировала трепетная жилка.

Чувствуя, как горит лицо, Джессика машинально взяла со стола несколько листков бумаги и стала ими обмахиваться. От этого запах орхидей стал еще более плотным и густым, но, как ни странно, Джессике удалось немного успокоиться. Почему-то она была уверена, что между человеком, который обнимал ее на темной скамье, и этими цветами нет и не может быть никакой связи. Если незнакомец когда-то снова появится в ее жизни, то он явится к ней не с цветами, а с пачкой фотографий и потребует расплаты. Вряд ли шантажисту могло прийти в голову посылать ей красивые, экзотические и довольно дорогие цветы.

В таком случае, от кого же они? Может быть, это Кейл пытается таким способом загладить свою вину? Но он, как показалось Джессике, был совершенно искренне удивлен, когда в пятницу расспрашивал ее о первом букете.

Тогда, может быть, Ник? Джессика готова была заподозрить его, если бы орхидеи появились у нее на столе только сегодня. Экстравагантные поступки были в его стиле, а вчера он вел себя так, как будто был не прочь завести с ней что-то вроде небольшой интрижки. Но ведь это было только вчера, а у Джессики не было никаких оснований считать, что Ник начал осаду столь заблаговременно. Даже если бы он так поступил, вряд ли он стал бы делать из этого тайну и скрывать имя отправителя — это было не в его интересах.

Еще одним человеком в ее окружении, способным на нечто в этом роде, был дед Джессики. Он, конечно, мог отблагодарить внучку за ее усилия и таким способом, но, насколько Джессика знала Клода Фрейзера, он не стал бы тратить деньги на такую ерунду, как цветы.

Итак, имя неизвестного дарителя оставалось тайной, и Джессика вовсе не была уверена, что она хочет его узнать. Чтобы справиться с любопытством и тревогой, она решительным жестом отодвинула вазу на край стола и с головой зарылась в бумаги, стараясь отвлечься от всего постороннего. Увы, желаемого результата Джессика не достигла. Сосредоточенности, которая была ей необходима для работы с цифрами, сильно мешали мысли о предстоящем обеде с Кастеляром.

Пока она сражалась с собой, Софи успела распечатать на компьютере письма и памятные записки, которые Джессика надиктовала с утра, и теперь принесла бумаги на подпись. Джессика машинально расписалась, секретарша вышла, но тут же вернулась.

— К вам мистер Карлтон Холивелл из «Гольфстрим Эйр», — объявила она.

— Ему не было назначено, но он грозится прорваться сюда силой, если вы не уделите ему хотя бы пяти минут. Может, послать за охраной?

«Гольфстрим Эйр» была вертолетной компанией, которая занималась примерно тем же, что и «Голубая Чайка», — обслуживала нефтяников и осуществляла коммерческие грузовые и пассажирские перевозки. Обе фирмы конкурировали между собой, и «Гольфстрим Эйр» несколько раз пыталась перехватить у «Голубой Чайки» тот или иной выгодный контракт. Разумеется, у вертолетной компании были свои преимущества, особенно когда важна была скорость. Например, если на буровую платформу необходимо было срочно доставить какую-нибудь вышедшую из строя деталь, если какой-нибудь важной шишке требовалось срочно попасть туда, куда обычным способом добираться было долго и неудобно, а также если речь шла о скоропортящихся грузах — тут «Голубая Чайка» даже не пыталась противопоставлять себя «Гольфстрим Эйр». Вертолеты были незаменимы и тогда, когда тропический ураган внезапно изменял направление движения и требовалась срочная эвакуация буровиков, однако при прочих равных условиях воздушная транспортировка обходилась много дороже обычных морских перевозок. Кроме того, даже самый скромный пакетбот «Голубой Чайки» мог принять на борт гораздо больший груз, чем самый мощный и современный вертолет, и доставить его на место всего за один рейс. Благодаря именно этим особенностям между компаниями до сих пор сохранялся некоторый паритет, и до открытых боевых действий дело пока не доходило.