Черная вдова

Глеб некоторое время наблюдал за тем, как гостья рисует, потом включил телевизор, который тоже вскоре наскучил. Разнообразие внес обед с Викой. Однако она быстро покончила с едой и снова пошла писать, оторвавшись от своего занятия лишь когда совсем стемнело. Глеб попытался растормошить девушку анекдотами, забавными историями, но она была рассеянна, задумчива, и Глеб совсем загрустил. Он был раздосадован тем, что торчит без толку в этом дурацком домике, пытается безуспешно развеселить гостью, которой это совсем не нужно.

Мысли его теперь были далеко, в Средневолжске, где Лена готовилась к встрече гостей и где ему, Глебу, было бы сейчас куда уютней и спокойнее. А главное, он там нужнее.

И вообще получилось некрасиво: назвал гостей, а сам укатил бог знает куда. Ну, Колчины и Федя простят. А Скворцов-Шанявский? Придется оправдываться перед профессором...

Разожгли камин. Но и это не развеяло скуку. И когда уже Глеб готов был бросить все к чертям и махнуть домой, в город, снаружи у двери послышались голоса и шум.

- Слава богу! - невольно вырвалось у него.

- Глеб! - заглянул в дом Семен Матвеевич. - Помоги...

Шапка у Ярцева-старшего съехала набок, волосы были мокрые от пота. На рукаве полушубка - кровь.

Глеб и Вика вскочили встревоженные и бросились к двери.

Возле крыльца лежало что-то большое, темное. Вербицкий, тяжело отдуваясь, говорил, довольный:

- Вот это трофей! Отвели-таки душеньку!

- Господи! - выдохнул Глеб. - А мы перепугались!

- Помотал он нас, - вытирая пот со лба, хрипло проговорил Семен Матвеевич.

Приглядевшись, Глеб узнал лося. Его царственные рога неестественно заломились на спину. Свет, падающий из двери, сверкал точечками на остекленевших глазах.

- Как же вы его дотащили? - удивился Глеб.

- Жерди приспособили, - ответил отец. - Давай его сразу в машину.

Трое мужчин с трудом заволокли тушу на заднее сиденье "уазика". Туша зверя почти уже закоченела.

Во время этой процедуры Вика не проронила ни слова. А когда зашли в дом, спросила у отца:

- Неужели вам не жалко было его?

- Милая Вика, - улыбаясь, сказал Семен Матвеевич, снимая перепачканный кровью тулуп, - шашлычок любишь? Или бифштекс, а?

- Но... Понимаете, это совсем... - попыталась было что-то сказать девушка, но Семен Матвеевич перебил.

- Так ведь барашков и коровок тоже... - он провел ребром ладони по горлу.

- И все же, - вздохнула Вика, - стрелять в живого...

- А бифштекс разве из падали? Брось, дочка, - устало опустился на стул Вербицкий. - Ты мне напоминаешь тех чистоплюев, что вещают по телевидению или строчат статейки в газетах: мол, охота - это варварство, жестокость...

- Во-во! - поддержал гостя Семен Матвеевич. - Такую чушь порют! Сами же ни черта в этом не понимают!.. Охота - древнейшее занятие.

- И чем выстрел хуже удара ножа на бойне? - уже с раздражением спросил у Вики отец.

- Или электричества, - поддакнул Ярцев-старший.

- Да нет, я вообще... - смутилась девушка и замолчала.

- Мы его добыли по всем правилам, - продолжал Николай Николаевич. По-мужски... Километров десять шли за ним.

- Сдаюсь и преклоняюсь, - подняла вверх руки Вика и улыбнулась. Умывайтесь и садитесь есть.

- Вот это другой разговор! - повеселел Николай Николаевич.

Вербицкая захлопотала у стола.

Семен Матвеевич вышел в другую комнату и вернулся с двумя бутылками коньяку.

- Заслужили, а? - вопросительно посмотрел он на гостя.

- С удовольствием! - потер руки Вербицкий. - Теперь - не грех.

- Кутнем! - радостно произнес Ярцев-старший. - Все свои... Дела в этом году сделаны. Как говорится, потехе - час!

Вика тоже охотно согласилась выпить. Глеб стал отнекиваться, ему ведь предстояло вести машину.

- Кончай сачковать, - отмахнулся отец, наливая ему полную рюмку. - Тут мы сами себе ГАИ и ОРУД!

Только успели выпить по первой, Семен Матвеевич налил еще.

"Действительно, - подумал Глеб, - какая тут, в лесу, милиция!"

От коньяка стало веселее. Уплывало, растворялось чувство вины перед женой и приглашенными гостями.

Вика тоже оживилась. Щеки у нее раскраснелись, глаза заблестели.

- Запомни, доча, - размахивая вилкой с насаженным на нее куском мяса, проповедовал Вербицкий, - настоящие охотники - друзья природы! Понимаешь, настоящие, а не паршивые браконьеры! Вот взять хотя бы лося... Да, прекрасный зверь! Сильный! Но пусти его размножаться самотеком, знаешь, сколько вреда он принесет лесу?

- Это точно, - поддакнул Семен Матвеевич. - Губит молодую поросль...

- Что молодую? Крепкие деревья сводит. Обдирает кору - хана деревьям.

- А кто регулирует его численность, - поднял вверх палец Ярцев-старший. - Мы, охотники. Наука тоже за нас! Вот так, милая Вика! А какое отдохновение и удовольствие доставляет сам процесс идти по следу или караулить зверя! Недаром Тургенев, Пришвин боготворили охоту.

- Лев Толстой как-то сказал, - вставил свое слово Глеб, "не запрещайте вашим детям заниматься охотой. Это увлечение убережет их от многих ошибок и пороков молодости".

Вербицкий вдруг встал, подошел к нему и смачно поцеловал в макушку.

- Молодец! - произнес Николай Николаевич прочувствованно. - Золотые слова!

И все поняли: он уже изрядно навеселе. Впрочем, остальные тоже были под хмельком. Кто больше, кто меньше.

Время летело незаметно. Ярцев-старший выставлял бутылку за бутылкой. Сам он, казалось, больше не пьянел, зато Вербицкий уже, как говорится, лыка не вязал.

- Пора в поселок, - напомнила Вика. - Тетя Злата, наверное, заждалась.

- Нет! - решительно заявил Семен Матвеевич. - Еще одно важнейшее мероприятие... Банька!

При этих словах Николай Николаевич оживился. Насколько это было возможно в его состоянии.

Растопили баню быстро, благо Рудик приготовил сухие березовые поленья. Парились одни мужчины, оставив Вику у телевизора, по которому перед Новым годом показывали развлекательные передачи.

С жару, с пару Семен Матвеевич выбегал во двор, бросался в снег. И снова в парилку... Он уговаривал последовать его примеру сына и гостя, но те не решились.

Потом пили чай из самовара. Хмель заметно выветрился. Что касается Ярцева-старшего, так он выглядел совершенно трезвым.