Страница 22 из 40
- Заповедь охотника какая? - спросил Вербицкий и сам же ответил: Сперва накорми собаку.
- Рудик накормит.
- Не-не! Только хозяин, - решительно заявил Николай Николаевич.
Дали есть Дику и наконец уселись обедать. Все еще не остыв от азарта, оба охотника, перебивая друг друга, рассказывали, где и как они выследили дичь, и как добыли ее.
- А пес у тебя экстра-класс! - нахваливал Ярцев-старший. - Зайца поднял, навел на глухаря...
- Так он же записан в книге ВРКОС! - с полным ртом ответил Вербицкий.
- А что это такое?
- Всероссийская родословно-племенная книга охотничьих собак, пояснила Вика.
- Смотри-ка, есть и такая? - удивился Рудик, который сел за стол лишь вместе со своим шефом.
- Надо же вести учет породистым собакам, - сказал Николай Николаевич. - В этой книге - только самые лучшие, имеющие полную четырехколенную родословную, имеющие дипломы за испытание рабочих качеств и высокую оценку по экстерьеру... Между прочим, Дик записан в самую высшую группу из русско-европейских лаек.
- И много таких групп? - полюбопытствовал Глеб.
- Пять, - ответил Вербицкий. - В группе, куда входит и Дик, около пятидесяти собак. И все они имеют по нескольку дипломов первой степени! У моего пса дипломы по медведю, утке, копытным и пушным зверям.
- Значит, многостаночник, - улыбнулся Ярцев-старший. - Что же, испытаем его завтра на зверя покрупнее...
Так, за охотничьими разговорами прошел обед. После еды встал вопрос: чем заняться? Вику разморило. От впечатлений, свежего воздуха, тепла. Она пошла в одну из комнат прилечь.
- Эх, пулечку бы расписать, - мечтательно произнес Николай Николаевич.
- Это можно устроить, - улыбнулся Семен Матвеевич. - Карты есть...
- А третий? - спросил Вербицкий.
Ярцев-старший кивнул на сына.
- Играешь в преферанс? - обратился Николай Николаевич к Глебу. Тот кивнул. - Рискнешь с нами?
- Можно...
- Смотри, мы с твоим отцом имеем приличный стаж, - предупредил Вербицкий.
- На ковер, на ковер, - потер руки Ярцев-старший.
Тут же появилась нераспечатанная колода, бумага, карандаш.
- Только просьба, братцы, - попросил Николай Николаевич, - поменьше курите. - Он показал на сердце.
- Конечно, конечно, о чем речь! - откликнулся Семен Матвеевич, расчерчивая лист бумаги. - По сколько?
- По копейке, а? - неуверенно предложил Вербицкий, кинув взгляд на Глеба: мол, он еще молод и на большее не потянет.
- Боишься, без штанов оставим? - засмеялся Ярцев-старший. - Не будем мелочиться.
- Лично я готов, - усмехнулся московский гость, ловко тасуя карты и сдавая их для игры. - Ну, Матвеич?
- Я - пас.
Глеб стал торговаться. Николай Николаевич не уступал, и игра досталась ему.
- Разложимся, папа, - сказал Ярцев-младший, раскрывая карты.
Вербицкий остался без двух*.
______________
* Пас, без двух - карточные термины.
Раздали снова. На этот раз играл Глеб, притом успешно.
- Однако же, - заметил Вербицкий. - Наш гуманитарий не только в истории разбирается... Я думал, у тебя в голове лишь всякие там битвы при Ватерлоо, Бородино...
- Как говорится, нам, гуманитариям, ничто человеческое не чуждо, улыбнулся молодой историк.
Время летело быстро. Вербицкий нервничал, Семен Матвеевич хмурился.
- Покурим, Глеб, - предложил он.
Отец с сыном вышли на улицу.
- Ты что, спятил? - спросил Ярцев-старший. - Я прикинул: раздел гостя уже рублей на двести...
- Карта идет, - оправдывался Глеб.
- Умерь пыл! Видишь, он расстроился.
- Трус не играет в хоккей, - отшутился было сын.
- Кончай мне эти хохмы! - не на шутку рассердился отец. - Дай ему отыграться. Понял?
- Попробую...
- Не попробую, а сделаешь! - твердо приказал отец.
Они курили в накинутых на плечи тулупах, глядели на синеву морозной ночи, не нарушаемой ни единым звуком.
- Понимаешь, Вербицкий может помочь мне выбраться отсюда, - продолжал Семен Матвеевич. - И даже не в Средневолжск, а в Москву...
- Иди ты! - не поверил Глеб.
- Факт! Так что смотри... Нужно его ублажать. Пусть выиграет сотню-другую. Вербицкому радость, а мы не обеднеем. И не бойся просадить побольше - я тебе компенсирую дома.
- Идет! - согласился Глеб. И, помолчав, попросил у отца: - Батя, может, я с утра махну домой?
- А гости? Нас ведь трое да плюс собака, ружье и прочее. И потом, в "уазике" холодно.
- Попроси Рудика, чтобы прислал кого-нибудь с машиной, когда поедет в поселок.
- Ни в коем случае! - отрезал Семен Матвеевич. - Почему, ты думаешь, Николай Николаевич попросил привезти их сюда именно тебя? Да заикнись Вербицкий в Средневолжске - десяток машин выделили бы! И еще спасибо сказали бы, что удостоил. Понимаешь, время сейчас такое... Каждый тени своей боится.
- Понял, понял, - сказал Глеб, и впрямь наконец-то сообразив, почему Вербицкий не остановился в "Плёсе", почему так любезничал с Глебом.
- А Николай Николаевич тем более не хочет никакой огласки. Нельзя ему - вот-вот назначат замминистра.
- Ух ты! - вырвалось у Глеба.
- Факт. Так что этот человечек мне нужен. И тебе, между прочим, тоже может пригодиться. Сам говорил, что диссертации в Москве утверждают. Усек?
- Все-все! - с улыбкой поднял руки вверх Глеб.
- Знаю, Леночка твоя скучает. Сочувствую. Но дело есть дело. Я вон сам уехал от коллектива. Сегодня же у нас в клубе новогодний бал. Обижаться будут, что директор даже не поздравил. А что поделаешь? У самого сердце болит... Так что обслужим москвичей по высшему разряду. Договорились?
- Со всей душой!
Вернулись в дом. Играли еще пару часов: завтра надо было рано вставать. Когда подвели итог, Вербицкий оказался в выигрыше - около трехсот рублей.
- Детишкам на молочишко, - весело проговорил Николай Николаевич и погрозил Глебу пальцем. - А с тобой нужно держать ухо востро.
Но больше гостя радовался Семен Матвеевич, однако вида не показал.
Открытки с новогодними поздравлениями стали приходить за три дня до праздника. Вынимая поздравления из почтового ящика, Лена каждый раз вспоминала отца. Он считал обычай рассылать десятки открыток по праздникам нелепым: отнимает массу времени на ненужную писанину, да и искренность "сердечных" пожеланий весьма сомнительна. Настоящим близким и друзьям заверения в любви не нужны. По его мнению, открыточная эпидемия изобретение подхалимов, но, к сожалению, оно охватило буквально всех. И теперь уже не поздравить (вернее, не откликнуться на поздравление) стало как-то неприлично. Вот и переводятся впустую тысячи тонн бумаги.