Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 40



Наконец показался домик на берегу озера, а возле него - бульдозер.

- Как в сказке! - с восторгом произнесла Вика. - Избушка, дымок из трубы и укутанные снегом ели!

Встречать их вышел Рудик. Он помог отнести в дом сумки с продуктами и снаряжение для охоты.

- Солидно, - сказал Вербицкий, когда они зашли в "избушку".

Это был огромный сруб, разделенный перегородками на несколько вместительных комнат. Самая большая - нечто вроде горницы, только вместо русской печи - камин, отделанный чеканкой. В нем яростно пылал огонь.

На стенах висели шкуры медведя и крупного лося, рога которого были прибиты над входом. На полу лежал грубый палас. Из мебели - лишь простой стол и тяжелые стулья из толстых досок.

Рудик выдал всем тулупы и валенки, что привело Вику в восторг.

- Можем играть трагедию, - заметил Глеб, когда они облачились в тулупы.

- Что ты имеешь в виду? - спросила Вика.

- По-гречески козел - трагос, - объяснил Глеб. - В Древней Греции во время праздников, или дионисии, как их называли, актеры разыгрывали представления. Одеты они были в козлиные шкуры. Отсюда и пошло название трагедия.

- Так это же овчина! - засмеялся Семен Матвеевич, одергивая на сыне тулуп.

- Да? - смутился Глеб и поправился с улыбкой: - Что ж, мы можем разыграть русскую трагедию. Не в козлиных, а в бараньих шкурах.

Ярцев-старший повел всех посмотреть баню, которая стояла на самом краешке берега. А дальше простиралось плоское блюдо озера. До противоположного берега было километра три.

- Русская баня - это хорошо, - одобрительно отозвался Николай Николаевич, осмотрев предбанник, парилку и самоварную. - А то в Москве все помешались на саунах... И что прямо у воды, тоже здорово! Попарился - и сразу бултых в озеро!

- Так и задумано, - кивнул Семен Матвеевич. - У меня тут в августе отдыхал Элигий Петрович...

- Соколов? - удивился Вербицкий.

- Начальник управления? - уточнила Вика.

- Он самый, - ответил довольный Ярцев-старший. - Был в полном восторге от баньки.

- Кстати, - сказал Глеб, - знаете, как в России многие раскусили, что Лжедмитрий чужестранец?

- Интересно, - повернулся к нему Вербицкий.

- Потому что он не любил баню, - объяснил Глеб. - Об этом писал знаменитый ученый и путешественник Адам Эльшлегер, известный больше под именем Олеарий.

- Действительно, перефразируя Гоголя - какой русский не любит баню! засмеялся Николай Николаевич. Он посмотрел на солнце и предложил: - Ну, Матвеич, махнем в лес? А то светило скоро закатится.

- Я готов!

Взяв ружье и приладив к валенкам лыжи, они отправились в лес, сопровождаемые возбужденной собакой.

Вика, чтобы не терять времени даром, тут же устроилась на берегу озера с этюдником. Глеб наблюдал за ее работой. На бумагу ложились быстрые линии, штрихи, складываясь постепенно в пейзаж, который Ярцев видел перед собой. Девушка молчала.

- Не мешаю? - на всякий случай спросил Глеб.

- Нисколько... Даже люблю поговорить, когда пишу. - откликнулась Вика.

- Послушай, а тебе не будет скучно на Новый год с...

- Предками? - с улыбкой подхватила девушка.

- Начнется "а помнишь?", "а вот в наше время", - сказал Глеб, у которого вдруг мелькнула мысль увезти Вику в Средневолжск; пусть гости, которых он пригласил к себе, знают, какие у него, Глеба, знакомства!

- Знаешь, надоели компании, суета... Так здорово встретить Новый год в деревне!

- Обычно ты где встречаешь? - поинтересовался Глеб.



- Где только не встречала! И в Доме кино, и в ЦДЛ, и в Доме работников искусств, и в Доме композиторов! Публика вроде разная и в то же время одинаковая. - Она криво усмехнулась. - Сплошные знаменитости, аж плюнуть некуда!

"Красуется? - подумал Глеб. - Вроде не похоже".

Сам бы он многое отдал, чтобы встретить новогодний праздник в любом из тех творческих клубов в Москве, которые назвала Вербицкая.

Вдруг издалека, из леса, прогремел выстрел, затем второй. И это показалось таким неестественным среди белой царственной тихой природы.

- Тешатся наши старики, - усмехнулась Вика.

- Пусть им... Разрядка...

- Нет, я рада за отца, - проговорила, как бы оправдываясь, девушка. Работает он действительно на износ. И такая разрядка у него только в командировках. Когда едет, обязательно прихватывает с собой ружье. В прошлом году охотился даже на Камчатке. Привез оригинальный трофей голубую выдру. Вернее, шкурку. Ее там охотники ему выделали.

- Голубую? - удивился Глеб. - Никогда не слышал.

- Папа говорит, очень редкий экземпляр.

- И что ты из нее сделала?

- Пока лежит.

- Знаешь, Вика, - предложил Ярцев, - пошли-ка в дом.

- Я не замерзла.

- Не заметишь, как отморозишь нос или щеки.

А мороз на самом деле густел, щипал лицо. Вербицкая с сожалением оторвалась от своего занятия.

В избе после холода показалось особенно уютно. Рудик сидел у портативного телевизора.

- Прохватывает? - спросил он, когда Глеб и Вика скинули с себя тулупы и устроились у камина.

- Хорошо! - тряхнула головой девушка и протянула к теплу руки. Она блаженствовала.

- Неплохо бы перекусить, а? - предложил Глеб.

- Стоящая идея, - улыбнулась Вика.

- Организуем, - деловито поднялся шофер.

Не суетливо, но споро и ловко он накрыл стол - поставил соленые грибочки, огурцы, помидоры, домашнюю ветчину и колбасу.

- Закусывайте пока, - сказал Рудик и исчез на кухне.

- Расторопный малый, - заметил Глеб.

- Внимательный, - кивнула Вербицкая, уплетая аппетитную снедь за обе щеки.

Все ей нравилось, все ее умиляло. И больше всего - шашлык, приготовленный тут же, в камине.

Болтали о разном и не заметили, как за окном стемнело. Рудик зажег свет. Вика вдруг забеспокоилась за отца и за Семена Матвеевича. Но тут дверь распахнулась, и в дом ввалились охотники. Румяные от быстрой ходьбы, радостные и усталые. Дик выражал свою собачью радость тем, что бросился к Вике и стал лизать лицо.

- Лежать! - приказал Вербицкий, показывая дочке трофей - глухаря. Красавец, а?

- Чудо! - сказала Вика, оглядывая великолепную птицу, веером раскинувшую большие крылья.

Семен Матвеевич передал Рудику свою добычу - беляка и, потирая руки, сказал:

- Ну, Николай, за стол!