Страница 21 из 40
Наконец показался домик на берегу озера, а возле него - бульдозер.
- Как в сказке! - с восторгом произнесла Вика. - Избушка, дымок из трубы и укутанные снегом ели!
Встречать их вышел Рудик. Он помог отнести в дом сумки с продуктами и снаряжение для охоты.
- Солидно, - сказал Вербицкий, когда они зашли в "избушку".
Это был огромный сруб, разделенный перегородками на несколько вместительных комнат. Самая большая - нечто вроде горницы, только вместо русской печи - камин, отделанный чеканкой. В нем яростно пылал огонь.
На стенах висели шкуры медведя и крупного лося, рога которого были прибиты над входом. На полу лежал грубый палас. Из мебели - лишь простой стол и тяжелые стулья из толстых досок.
Рудик выдал всем тулупы и валенки, что привело Вику в восторг.
- Можем играть трагедию, - заметил Глеб, когда они облачились в тулупы.
- Что ты имеешь в виду? - спросила Вика.
- По-гречески козел - трагос, - объяснил Глеб. - В Древней Греции во время праздников, или дионисии, как их называли, актеры разыгрывали представления. Одеты они были в козлиные шкуры. Отсюда и пошло название трагедия.
- Так это же овчина! - засмеялся Семен Матвеевич, одергивая на сыне тулуп.
- Да? - смутился Глеб и поправился с улыбкой: - Что ж, мы можем разыграть русскую трагедию. Не в козлиных, а в бараньих шкурах.
Ярцев-старший повел всех посмотреть баню, которая стояла на самом краешке берега. А дальше простиралось плоское блюдо озера. До противоположного берега было километра три.
- Русская баня - это хорошо, - одобрительно отозвался Николай Николаевич, осмотрев предбанник, парилку и самоварную. - А то в Москве все помешались на саунах... И что прямо у воды, тоже здорово! Попарился - и сразу бултых в озеро!
- Так и задумано, - кивнул Семен Матвеевич. - У меня тут в августе отдыхал Элигий Петрович...
- Соколов? - удивился Вербицкий.
- Начальник управления? - уточнила Вика.
- Он самый, - ответил довольный Ярцев-старший. - Был в полном восторге от баньки.
- Кстати, - сказал Глеб, - знаете, как в России многие раскусили, что Лжедмитрий чужестранец?
- Интересно, - повернулся к нему Вербицкий.
- Потому что он не любил баню, - объяснил Глеб. - Об этом писал знаменитый ученый и путешественник Адам Эльшлегер, известный больше под именем Олеарий.
- Действительно, перефразируя Гоголя - какой русский не любит баню! засмеялся Николай Николаевич. Он посмотрел на солнце и предложил: - Ну, Матвеич, махнем в лес? А то светило скоро закатится.
- Я готов!
Взяв ружье и приладив к валенкам лыжи, они отправились в лес, сопровождаемые возбужденной собакой.
Вика, чтобы не терять времени даром, тут же устроилась на берегу озера с этюдником. Глеб наблюдал за ее работой. На бумагу ложились быстрые линии, штрихи, складываясь постепенно в пейзаж, который Ярцев видел перед собой. Девушка молчала.
- Не мешаю? - на всякий случай спросил Глеб.
- Нисколько... Даже люблю поговорить, когда пишу. - откликнулась Вика.
- Послушай, а тебе не будет скучно на Новый год с...
- Предками? - с улыбкой подхватила девушка.
- Начнется "а помнишь?", "а вот в наше время", - сказал Глеб, у которого вдруг мелькнула мысль увезти Вику в Средневолжск; пусть гости, которых он пригласил к себе, знают, какие у него, Глеба, знакомства!
- Знаешь, надоели компании, суета... Так здорово встретить Новый год в деревне!
- Обычно ты где встречаешь? - поинтересовался Глеб.
- Где только не встречала! И в Доме кино, и в ЦДЛ, и в Доме работников искусств, и в Доме композиторов! Публика вроде разная и в то же время одинаковая. - Она криво усмехнулась. - Сплошные знаменитости, аж плюнуть некуда!
"Красуется? - подумал Глеб. - Вроде не похоже".
Сам бы он многое отдал, чтобы встретить новогодний праздник в любом из тех творческих клубов в Москве, которые назвала Вербицкая.
Вдруг издалека, из леса, прогремел выстрел, затем второй. И это показалось таким неестественным среди белой царственной тихой природы.
- Тешатся наши старики, - усмехнулась Вика.
- Пусть им... Разрядка...
- Нет, я рада за отца, - проговорила, как бы оправдываясь, девушка. Работает он действительно на износ. И такая разрядка у него только в командировках. Когда едет, обязательно прихватывает с собой ружье. В прошлом году охотился даже на Камчатке. Привез оригинальный трофей голубую выдру. Вернее, шкурку. Ее там охотники ему выделали.
- Голубую? - удивился Глеб. - Никогда не слышал.
- Папа говорит, очень редкий экземпляр.
- И что ты из нее сделала?
- Пока лежит.
- Знаешь, Вика, - предложил Ярцев, - пошли-ка в дом.
- Я не замерзла.
- Не заметишь, как отморозишь нос или щеки.
А мороз на самом деле густел, щипал лицо. Вербицкая с сожалением оторвалась от своего занятия.
В избе после холода показалось особенно уютно. Рудик сидел у портативного телевизора.
- Прохватывает? - спросил он, когда Глеб и Вика скинули с себя тулупы и устроились у камина.
- Хорошо! - тряхнула головой девушка и протянула к теплу руки. Она блаженствовала.
- Неплохо бы перекусить, а? - предложил Глеб.
- Стоящая идея, - улыбнулась Вика.
- Организуем, - деловито поднялся шофер.
Не суетливо, но споро и ловко он накрыл стол - поставил соленые грибочки, огурцы, помидоры, домашнюю ветчину и колбасу.
- Закусывайте пока, - сказал Рудик и исчез на кухне.
- Расторопный малый, - заметил Глеб.
- Внимательный, - кивнула Вербицкая, уплетая аппетитную снедь за обе щеки.
Все ей нравилось, все ее умиляло. И больше всего - шашлык, приготовленный тут же, в камине.
Болтали о разном и не заметили, как за окном стемнело. Рудик зажег свет. Вика вдруг забеспокоилась за отца и за Семена Матвеевича. Но тут дверь распахнулась, и в дом ввалились охотники. Румяные от быстрой ходьбы, радостные и усталые. Дик выражал свою собачью радость тем, что бросился к Вике и стал лизать лицо.
- Лежать! - приказал Вербицкий, показывая дочке трофей - глухаря. Красавец, а?
- Чудо! - сказала Вика, оглядывая великолепную птицу, веером раскинувшую большие крылья.
Семен Матвеевич передал Рудику свою добычу - беляка и, потирая руки, сказал:
- Ну, Николай, за стол!