Близорукость

Неужели они тоже зайдут в паб? Нет, они повернули направо и пошли рядом по тротуару. Левой рукой Хоган держал спортивную сумку, правой помахивал в воздухе. Я встал, так и не допив пива, неуклюже протиснулся сквозь толпу женщин с кружками и вышел на улицу.

Они шли по противоположному тротуару; я крался за ними. Благодаря машинам, припаркованным вдоль тротуара, меня не было видно. Или новые очки делали меня невидимым? Пройдя три десятка метров, Хоган засунул руку в карман и вытащил ключи. До чего всё точно и просто! Они остановились возле машины, такой приземистой, компактной и миниатюрной что, казалось, Хоган в нее не влезет. Хоган обошёл машину и открыл дверцу. Он бросил сумку на заднее сидение и устроился у руля. На мгновение поднял голову и повернулся вполоборота ко мне. Моё новое оптическое оружие не выявило никаких изъянов в его лице, покрытом стойким загаром. Решительные губы. Мужественная челюсть. О, господин Хоган был господином Идеалом, да, господином Всегда-в-Расцвете.

Я подумал: сейчас он откроет дверцу Хелен. Но он не открыл. Хелен склонилась к окошку. Короткое прощание. Хоган махнул, пристегнулся ремнем. Значит, она не врала. Я спрашивал Хелен, ездит ли она на занятия. Она сказала, что нет, что ходит пешком в свою "Группу здоровья". Я тогда подумал: значит, пользуются машиной Хогана.

Хоган вырулил на дорогу. Хелен осталась на тротуаре в лёгком облачке выхлопных газов. Она не махала вслед. Она так и осталась стоять на месте, даже когда машина Хогана скрылась из виду. Я стоял позади фургона и, не отрываясь, глядел на неё. Ну, очки, что же вы там высмотрели?

Она стояла на месте, не двигаясь. Потом решительно засунула руки глубоко в карманы. Стоя на месте, она начала слегка покачиваться, как это иногда делают девочки.

И тогда-то я увидел всё. У Хелен ничего с Хоганом не было. Она вовсе не претендовала на этого гиганта в облике человека. Скорее, это было лёгкое платоническое увлечение. Она относилась к Хогану, как какая-нибудь тринадцатилетняя школьница к своему длинноногому учителю математики. Она словно сызнова вернулась в школу. Моя тридцативосьмилетняя жена была счастлива вновь почувствовать себя маленькой.

Я смотрел на неё сквозь мои новые очки. Боже, до чего это было трогательно. Только подумать: я вынашивал месть. Она стояла на тротуаре одна-одинёшенька, погруженная в себя. Каждый из нас живет в своём собственном мире. Я незаметно свернул в боковую улочку. . .

Как я закончил этот день, полный скрытности и бдительности? Ленч в другом переполненном пабе. Отчётливые лица людей. Проулка по парку, своего рода упражнения для моего обновленного зрения. Февральский полдень. Голубиные грудки в тон неба. Прохладные капельки воды, скатывающиеся с утиных спин. К половине четвёртого мне надоедает слоняться без дела, и я иду к школе, встречать детей.

Галдёж у школьных ворот. Без очков я никогда бы не узнал их. Но теперь я их сразу заметил. Кэти. Дэвид. Каждого отдельно.

- Папа, что ты здесь делаешь?

- Я сегодня рано вернулся с работы и решил встретить вас.

Кэти явно приятно удивлена. Она улыбается. Мне кажется, я нравлюсь Кэти в очках. От её улыбки день становится светлее. Дэвид выглядит угрюмым и держится особняком. Он не одобряет этого неожиданного посягательства на его независимость. Он мог бы прекрасно добраться до дому и сам. По пути Кэти берёт меня за руку и хитро, по-взрослому, смотрит снизу вверх, словно она уже выучилась искусству задавать щекотливые вопросы в нужный момент.

- Папа, мама куда-то ходит по вторникам, да? И по четвергам тоже. А куда она ходит?

- А разве ты не - я удивлён. Значит, Хелен никогда не говорила им, никогда не делилась с ними этим желанием вновь ходить в школу и иметь учителя -физрука, скажем, или глазника.

- Да, она посещает "Группу Здоровья" в школе для взрослых.

- Какого "здоровья", папа?

- Ну, об этом начинаешь думать с годами.

Мы стоим на тротуаре. Приходится ждать Дэвида, который топчется где-то позади и не желает нас догонять.

Кэти хмурится.

- Папа, почему мы стареем?

Я смотрю на дочь. Я думаю о тех переменах, о горестях и травмах, которые подстерегают её в недалеком будущем. Внезапно я ловлю себя на том, что повторяя избитый прием тех, кто собирается изречь нечто мудрое, я снял очки, словно пытаясь отделить себя от Кэти, от всего мира некой пеленой. Я не могу ответить на её вопрос.