Страница 35 из 57
К месту заметим, что в Баку было немало приверженцев учения "бехаистов". Они даже построили специальную мечеть без минарета. Она находилась на Чадровой (Мирза-ага Алиева). Сводчатые двери и большие окна выкрашены в голубой цвет. Застекленная веранда со двора также окрашена в голубой. Этот цвет выбрали руководители секты "бехаи". На главных воротах с улицы высечен горельеф какого-то святого старца, погруженного в раздумья. По всей видимости, это каменный портрет самого шейха Бехауллы.
Бехаисты проповедовали бессмертие души и тела. Поразительно, что они сумели внушить идею бессмертия даже такому хитрому, осторожному и трезвому человеку, как Ага Муса Нагиее. Он искренне верил в то, что никогда не умрет. Однажды, будучи в гостях у Тагиева, он вышел на балкон, позвал Гаджи и, указав на здание гостиницы "Новая Европа" (оно было тогда самым высоким в городе), сказал: "Зейналабдин, если бы я был смертен, я бы ни за что не отстроил этакую махину, не потратил бы столько денег. Но я не умру".
В некоторых мусульманских странах бехаисты подвергались преследованиям за свои убеждения и проповеди. Шах Ирана приказал повесить на главных площадях столицы самых заядлых членов секты, чтобы доказать, что бехаисты такие же смертные, как и все остальные.
По законам секты "бехаи", наследство умершего достается жене, детям, внукам, родственникам, а одна двадцатая часть - идет на нужды просвещения. В конце концов, суд признал законными наследниками Нагиева его двух жен мусульманку и грузинку.
...Про "чудачества" Ага Мусы рассказывали множество забавных историй. Например, он придумал оригинальный способ расплачиваться со своими служащими на промыслах, кораблях, с управляющими доходных домов и земельных владений. На стене в конторе висело по два мешка для каждого промысла, корабля или землевладения: мешок прихода и мешок расхода. Управляющий промыслом или доходным домом, капитан корабля приходили в контору, брали деньги из мешка расхода и уходили. Зачастую оказывалось, что в мешке нет денег, и тогда они обращались к Нагиеву.
"Отец мой, - пожимал плечами Ага Муса, - значит, вы ничего не прибавили в торбу прихода. Потому торба расхода пуста. Я не могу платить деньги задарма. Приносите доход, тогда и получайте свое жалованье".
Однажды Мусе Нагиеву сообщили, что в Зангезуре продают богатый медный промысел и посоветовали приобрести его. Ага Муса спрашивает: "Медь, как нефть, - бьет фонтаном!" Собеседник удивленно отвечает:
"Аллах с тобой, Ага Муса, разве медь может бить фонтаном. Конечно, нет". Ага Муса отвечает: "В таком случае мне этот промысел без надобности. Я люблю фонтан. Какую такую медь можно найти под землей, в кромешной тьме!"
Нагиева дважды похищали с целью получить за него богатый выкуп. Однажды его силком сунули в фаэтон, завязали глаза и, доставив в какую-то лачугу, потребовали десять тысяч рублей. Ага Муса, не растерявшись, отвечает: "Тысячу рублей и ни копейки больше". Ему пригрозили смертью, но он лишь рассмеялся: "Отец мой, можешь меня убить, но тогда ты не получишь и эту тысячу". Завидной силой воли надо было обладать, чтобы спорить с грабителями перед лицом смерти. Его три дня держали в этой лачуге - кормили, поили, уговаривали, угрожали, но так и не смогли "выжать" более тысячи. С тем и отпустили.
Правда, второй раз нашла коса на камень. Украли его в конце декабря 1908-го года. Он любил рассказывать о том, как его похитили: "Наняли мы с Баба Самандароглы фаэтон и приехали ко мне домой, туда, где багировский сквер. Я спустился с фаэтона первым (по всей видимости, чтобы не платить фаэтонщику за проезд), а Баба задержался, чтобы расплатиться с извозчиком. Стал подниматься наверх по лестнице и вдруг, откуда ни возьмись, окружают меня четыре дюжих детины с револьверами в руках. Ни звука, говорят. Если пикнешь, пристрелим на месте! Пришлось подчиниться. А что ты станешь делать, отец мой, когда на тебя четыре револьвера направлены! В общем, пошел я к выходу, а тут нам Баба навстречу. Они и его зацапали. Вышли на улицу. Смотрю: два фаэтона подъезжают. У них всё заранее было устроено. Подтолкнули они нас к фаэтону, двое сели напротив нас, а двое в следующий фаэтон. И поехали мы в сторону Большой Морской. Разбойники выразительно на револьверы показывают, мол, если вздумаете звать на помощь, устроите переполох, вам не поздоровится. Едем мы себе, значит, тихо-мирно, проехали по Большой Морской, свернули на Торговую, затем на Колубятинскую и оттуда на Воронцовскую. По пути знакомых встречаем, они нам рукой машут, папахи снимают, я в ответ улыбаюсь как ни в чем не бывало. Смех и грех!
Возле бани "Фантазия" фаэтоны остановились. К четырем молодчикам присоединились еще четверо мужчин. Посовещались они о чем-то, а затем приказали фаэтонщику трогать. Через некоторое время ссадили Бабу и велели идти прямо домой, никому ничего не говорить. Иначе, говорят, мы тебя из-под земли найдем. Меня тоже высадили и долго вели по Шемахинской улице, а затем по кривым окраинным улочкам города. Видимо, следы запутывали. Короче говоря, пришли мы в "Извозчичью" слободу. Это неподалеку от Кишлов.
Через несколько часов меня хватились искать, подняли на ноги полицию. Допрашивают Бабу, а он ничего толком объяснить не может. Баба ведь - человек приезжий, и улицы Баку хорошо не знает. Полицмейстер снарядил на мои поиски сотню казаков. Да еще несколько десятков конных городовых.
А меня, тем временем, привели в какую-то чайхану, посадили у самовара, принялись потчевать чаем с шор-гогалами. Я от угощения не отказался, потому как был голоден.
Они себе кушают, смеются, шутят. На меня внимания не обращают. Вдруг кто-то говорит, что Извозчичья слободка и Кишлы окружены конными казаками и городовыми. Мои грабители пропустили это известие мимо ушей. Сидят себе и зубоскалят попрежнему. Честно говоря, мне они даже понравились. Двое были мусульманами, двое армянами, остальные - русские и грузины. Главарь шайки коренастый крепыш - грузин. Брюнет с редкими оспинками на лице. Хорошо по-нашему разговаривал. Правда, он все больше молчал. Остальные его побаивались. Уж очень грозным был его взгляд. Поглядел он на меня и говорит неторопливо: "Ага Муса, ешь-пей, веселись, бог знает, кто до завтра в живых останется".
В общем, поели они, попили чаю, наговорились вдоволь. Грузин вдруг сказал:
"Ну все, хватит! -и поднялся из-за стола. - Пошли!" Вышли мы из чайханы, сели в фаэтон. Вдали на лошадях гарцевали казаки, обшаривая слободку.
Когда мы свернули на проселочную дорогу, навстречу нам вышли околоточный и городовой. Они замедлили шаги. Грузин многозначительно посмотрел на них. Они опустили головы и отправились дальше. Темнело..."
На этом месте Муса Нагиев обрывал свой рассказ. И сколько его ни пытали, что было дальше, он, качая головой, отвечал: "После доскажу..."
О похищении Нагиева и его освобождении по городу гуляли самые различные слухи. Будто бы между грабителями и главным управляющим Ага Мусы долго шли переговоры, в которых принимал участие сам Гаджи Зейналабдин Тагиев. Сторговались на 100.000 рублей.
В апреле 1909-го года в газете "Бакинец" появилась заметка о том, что к делу похищения миллионера Нагиева приложил руку бывший заместитель бакинского градоначальника, ныне заместитель военного губернатора города Батума Т. П. Шубинский, который именно из-за этого спешно покинул Баку и устроился на службу в Батуме. Называли даже точную сумму, полученную Шубинским от грабителей, -26 тысяч рублей.
В другой корреспонденции сообщалось следующее: "Среди населения распространились слухи об аресте бывшего заместителя бакинского градоначальника, а ныне заместителя военного губернатора Батума Шубинского.
Рассказывают, что наместник Кавказа, вызвав к себе полковника Шубинского, лично сорвал с него все ордена и, обвинив его в том, что он соучастник похищения Мусы Нагиева, заключил под стражу".
Слухи ширились, обрастали всевозможными небылицами. Появлялись многочисленные "свидетели", которые все видели своими глазами. Договорились даже до того, будто бы похищенный миллионер все это время просидел в подземелье градоначальства.